Сейчас они заметят его и начнут светить вокруг, высматривая хозяина вещи. Сейчас… Кровь стучит в ушах. У них оружие в кобуре на поясе (что-то короткоствольное), а у нас – даже футболка одна на двоих. Грубый ботинок на толстой подошве наступает прямо на желтую ткань. Второй – следом идущего. Тряпка, вынесенная рекой на берег, – так они воспринимают брошенный сарафан и не обращают на него внимания. Оба. Выдыхаю с облегчением. Чувствую, как рука Пересмешника на моем плече тоже расслабляется. Несколько минут стоим не шевелясь и дыша через раз. Вокруг темно, свет фонарей давно исчез. – Ушли, – тем не менее шепотом объявляет Пересмешник и разжимает «оковы». Резко отстраняюсь от него, отступаю и поворачиваюсь лицом. – Я поздно их услышал и не успел бы тебя предупредить по-другому… – озвучивает тот нечто вроде извинения. Но сейчас мне наплевать на то, как он поступил. – Кто это? – перебиваю. – Не знаю. Нет, так не пойдет. Не верю, ни капельки не верю. – Ты не удивился, – припечатываю. Здесь, у кустов, совсем темно, я даже местонахождение собеседника могу угадать только по звуку его голоса. Часто моргаю, вглядываясь во тьму, но толку от этого мало. – Скажи мне, – шиплю. Сердце все еще с грохотом бьется о грудную клетку. Люди. Здесь, на Пандоре. Не заключенные. На поверхности планеты, на которой якобы не бывает никого, кроме осужденных. И, черт их всех раздери, это не Тюремщики. Пересмешник молчит. Темнота. Протягиваю вперед руку, чтобы убедиться, что он никуда не ушел. Черт, Пересмешник оказывается слишком близко – моя ладонь касается его обнаженной груди. Торопливо отдергиваю руку, словно обжегшись. – Не скажешь. – Это больше не вопрос. Кусаю губы, снова чувствуя себя беспомощной. Ему что-то известно, но я никак не смогу добиться от него правды. – Я в самом деле не знаю, кто они, – отвечает Пересмешник. – Но подозреваю, это те, кто убил Чижа. Резко вскидываю голову. Хочу увидеть его лицо, убедиться, что не врет. Но перед глазами – темнота. – Ты их видел? – выдыхаю. – Только издалека. А Чиж, вероятно, столкнулся нос к носу. И они убили свидетеля. Молотком. Чтобы никто не догадался о присутствии третьей силы на Пандоре. Все сходится. Отступаю, запускаю руку во все еще мокрые волосы и пытаюсь осмыслить произошедшее. Все ложь, вокруг – ложь. Планета все еще используется. Бог знает кем и зачем, но мы здесь не одни – это главное. – Мы должны выяснить, кто эти люди!.. – с жаром выпаливаю в ту сторону, где стоит собеседник, и осекаюсь, понимая, как нелепо звучит это «мы». Но Пересмешник не спорит. – Выясним, – отвечает серьезно. – Пойдем в лагерь. Мне утром, между прочим, на рудник, – заканчивает почти весело. Еле сдерживаю поднимающуюся во мне волну истерического смеха. – А мне – в огород, – отвечаю ему в тон и, чтобы не рассмеяться, зажимаю себе рот ладонью. – Платье не забудь. Верно. Только по моему сарафану потоптались на славу. – Сейчас сполосну, – отзываюсь через плечо, уже направляясь туда, где на земле выделяется нечто скомканное и светлое. – Стирай, я подожду, – раздается в ответ. Не оборачиваюсь. Глава 11 Проснувшись утром совершенно разбитой и невыспавшейся, пару минут раздумываю, не приснились ли мне незнакомцы с фонарями. Ведь это слишком неправдоподобно, чтобы быть на самом деле. А потом опускаю взгляд и обнаруживаю на себе чужую футболку. Темно-серая, хлопчатобумажная и бесконечно уютная. Провожу рукой по мягкой, приятной на ощупь ткани. Зачем Пересмешник отдал ее мне? И почему мне так не хочется возвращать ее обратно? Глупо. На Птицеферме ни у кого нет излишка вещей, тем более у новичка – нужно вернуть. Со стоном сажусь на кровати. Тру лицо ладонями, затем повожу плечами – не болит. Должно быть, сегодня Сова снимет швы, она вчера обещала. Вроде бы ей пришлось наложить всего два: один на лопатке, другой – у талии. Провожу подушечками пальцев по изогнутому шву – новому шраму, – ничего, короткий, лишь слегка выпуклый. О месте нахождения второго могу лишь догадываться – не дотянуться. А мои мысли вновь возвращают меня назад во времени – в прошлую ночь у реки. Если были Пересмешник, его футболка на мне и наш с ним разговор, значит, наяву были и те люди. Кто они, как попали сюда и чем здесь занимаются? И главное: как покидают планету? Ведь покидают же? Должны… Что, если отсюда можно выбраться? Эта мысль опаляет своим безумием, и я спешу поскорее задвинуть ее поглубже, в самые тайные уголки своего сознания. Надеяться на чудо глупо, но, пока не выясню, кто эти люди в черном и что им здесь нужно, не успокоюсь. Думал ли Пересмешник о том же, когда увидел их? И почему ничего никому не сказал? Предпочел изобразить связь со мной, нежели предоставить настоящих подозреваемых в убийстве Чижа? Рассудил, что ему никто не поверит, или знает больше, чем говорит? Одни вопросы и ни единого ответа. Вчера Пересмешник и правда дождался, пока я постираю сарафан. Стоял в отдалении и молчал, просто ждал, когда закончу. А потом мы вместе вернулись в лагерь. И снова молча. Я была слишком шокирована произошедшим. А он… Нет, не могу отделаться от мысли, что ему известно больше, чем пытается показать. Но откуда? Опять вопросы и предположения. С этим нужно кончать и возвращаться в реальность. Наскоро переодеваюсь в платье, бережно сворачиваю футболку и оставляю на стуле. Как только появится время, нужно будет постирать ее, высушить и вернуть. Надеюсь, у Пересмешника еще осталась сменная одежда. * * * Сегодня не моя очередь готовить, поэтому прихожу в столовую вместе со всеми. На раздаче – Олуша и Рисовка. Две наши тихони, как я раньше думала. Но Олуша не тихоня – она хорошая актриса. Вон сейчас смотрит под ноги с видом невинной овечки. Присматриваюсь: новых синяков вроде нет. – Привет. Вздрагиваю от неожиданности. Точно видела, что Пересмешник заходил в столовую в тот момент, когда я только вырулила из-за угла коридора. Выходит, дожидался меня в дверях. Насчет сменной одежды я угадала: на нем новая черная футболка. Значит, Филин был щедр к новичку и выделил ему несколько комплектов. Это хорошо, было бы неловко, если бы из-за меня Пересмешник явился на завтрак голым. – Привет, – отвечаю тихо.