Забрала бы. Я знаю это, потому что это знает мой отец. Фанатичные рассказы об оружии – то, что нужно ребенку. * * * Сухая, почти безвкусная рыба. Масла совсем немного, его не хватает, чтобы придать влажности, и проглотить ее становится неприятным испытанием. Пережеванные рыбешки застревают комом в горле. Приходится раздавить вилкой все кусочки в мелкую труху, разом закинуть это месиво в рот и запить полным стаканом воды. Отличный ужин. – Да-да… Как всегда, была права… Мне стоило сходить в супермаркет… – говорю я. Торжествующий оскал. – Думаешь, это бы меня спасло? На какое-то время… Да, наверное… – я сажусь на раскладной стул. – А дальше что? Выходить из квартиры – самоубийство. Да и смысл? Куда идти? Ты сама видела, что происходит в городе, в стране… Везде. Наконец-то на лице Вари отражается понимание. Я всматриваюсь в очертания ее костей. – Знаешь что? А вдруг и тебя нет? Меня нет…. Вообще ничего нет? Я вскакиваю со стула и бегу в комнату. Спешно ищу записку Святослава. Если ее нет… Ведь воображаемый друг не может написать послание? Да? – Где она? Где она?! Ага! – в руках у меня помятый лист бумаги. Пробежавшись по тексту глазами, я освежаю память о старике. Его существование подтверждает бумажка… Ничего она не подтверждает. Не исключено, что и это тоже плод воображения. Реальна ли действительность? Действительна ли реальность? Заперт ли я в собственной голове? Волны беспокойства с лоджии. – В порядке? Не знаю… Это как посмотреть. Хотя, как ни посмотри – не в порядке. Волны усиливаются. Я тащу Варю в комнату, ложусь спиной на пол и скрещиваю руки на груди. Надо мной висит одинокая лампочка на черном кривом проводе. Черная кривая линия, как моя жизнь, тянется к источнику света, который может никогда и не загорится. Надеется. Ждет. Просто некому щелкнуть переключателем. – Допустим, это вирус или бактерия… Чума? Холера? Испанка? Оспа? Что у нас есть… Кто-то… Эм-м-м… Превращается в… Диких. Кто-то умирает, а кто-то – нет. Но и Диких что-то убивает изнутри. Скольких мы видели сегодня? Пять? Десять? Просто блюют и подыхают. Вопросительный взгляд. – Да… «Дикость» может быть побочным эффектом. Тот рыжий хрен так и сказал: «Один Побочный»… А если это Rabies lyssavirus[9]? Бешенство… Дикость… Как думаешь? Сомнение. – А что? Биологическое оружие никто не отменял. Синтезировали вирус, провели тесты, а эксперимент вышел из-под контроля и понеслась… Или не вышел? Задумчивость. – Иммунитет или просто вопрос времени. Я тоже могу быть заражен, – я раскидываю руки и ноги в стороны. Страх. – Не тошнит. Не бойся… От ветра с улицы лампочка покачивается. Покачивается и тень от нее на стене. Увеличенная в несколько раз, едва различимая. Призрак настоящего. – Больше похоже на бред, чем на правду… Лечебница теперь не кажется такой чушью, да? Недобрый оскал. – Говорю, потому что неуверен… Обе версии мне не нравятся, в обе верится с трудом, – я встаю и отношу Варю обратно на лоджию. Облокачиваюсь на край окна. Внизу четверо Диких набивают свои желудки свежей плотью. Клокочущие хрипы. Булькающие хрипы. Просто хрипы. Затяжные и короткие. Громкие и совсем тихие. Нервный не тот, кто стучит карандашом или щелкает ручкой, а тот, кого это раздражает. На самом деле они оба нервные.