Семнадцать колото-резаных ран. – И повторится все, как встарь… – В общем, оказалось это ничуть не проще и даже хуже. Как там говорят? У Бога на каждого свой замысел? И какой у него был замысел на шестилетнюю девочку, которую из окна выбросила собственная мать? Двадцать первый этаж – мгновенная смерть. Месяц назад мальчишку в лифте средь бела дня забил до смерти его сосед. По синьке, просто так. Пацану было десять лет… А за пару недель до этого девчонка таблеток наглоталась, но лишь проблевалась, и поэтому решила повеситься. Тринадцать лет ребенку… И она повесилась. Знаешь почему? Почему дошла до самоубийства? – я невольно повышаю голос. – Потому что ее насиловал собственный отец. Это ли не замысел Божий? Я замолкаю и слежу, как лунный серп торопливо скрывается за тучами. Он предпочитает не слышать подобных разговоров. – Вот в такие моменты мне и не нравится эта работа, – подвожу я черту. – Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь…[4] – Сигарету? – Святослав прикуривает от зажженной спички и протягивает мятую пачку обычных не «клаудовских» сигарет. – Давай. Едва не закашлявшись от крепости табака, я выдыхаю дым и тру слезящиеся глаза. Вторая затяжка дается легче, но все равно в горле сильно першит. Кажется, что это чувство так и останется со мной до конца жизни. – Хочешь выпить? – мое предложение становится для всех нас неожиданностью. – Ну, дела… Если бы у Голоса была голова, то он бы ей покачал. – Ты мне? – уточняет Святослав. – Кому ж еще? – Да можно… Я-то не против, – бормочет он. – Полицию надо вызвать. Больше-то некому, – я обвожу взглядом пустые окна и добавляю. – Занятно это, конечно… Визг шин. Из-за угла выворачивает белый фургон. Не доехав до нас с десяток метров, останавливается посреди дороги. В свете фар лежит тело «Сени», окоченение которого прошло. Я отказываюсь что-либо понимать… Водитель глушит двигатель, неторопливо выходит из машины и сонно потягивается. Дверь со стороны пассажира открывается – на асфальт с недовольным видом спрыгивает брюнетка. – Ты смотри, парочка из метро. Дежурят что ли? И правда, создается впечатление, что они несут дежурство. Вот только как им удается прибывать на место происшествия еще до звонков в полицию или скорую? Новый день, а вопросы все те же. – Кто? – подойдя ближе к нам, спрашивает рыжебородый и вытаскивает из кармана знакомый мне «пистолет». Ловко зарядив его колбочкой все с той же прозрачной жидкостью, он что-то нажимает на рукоятке. Святослав сидит на месте. Я сижу на месте. – Потерпевший и свидетель, – отвечаю я и выбрасываю окурок. – А вам есть до этого дело? Заберете тело, да уедете. Взгляд рыжебородого выражает некоторое непонимание. Что-то обдумывает. Или вспоминает. – Ага, – он разворачивается, подходит к «Сене», впрыскивает содержимое колбочки ему в шею и с легкостью взваливает тело себе на плечо. Девушка, переминающаяся с ноги на ногу, отодвигает боковую дверь. То и дело косится на меня. – Поехали уже! – выкрикивает она. Закончив с погрузкой тела, они уезжают в совершенно другом направлении. Святослав сидит на месте. Я сижу на месте. – Эм… Слушай, мне жаль твоего знакомого… – начинаю я. – Да, какой знакомый… Так, пьянь какая-то, – усмехается Святослав и смотрит на меня единственным глазом. Я вижу в нем и радость, и грусть, и мудрость, и усталость, и… Он зрит в самые недра, в самые отдаленные уголки подсознания. Я буквально чувствую это… – Выясним кто он такой? Идти на поводу у заинтригованного Голоса и своего любопытства? Или прислушаться к робкому шепоту здравого смысла? С грохотом открываются окна на втором этаже. – Ты иди домой. Скоро рассвет, – его взгляд устремляется вдаль, к приближающемуся солнцу, куда-то за горизонт. – А как же выпить? – я повторяю предложение. – Неудобно как-то… Но, если настаиваешь, – Святослав улыбается и бодро встает. – Как бы у нас потом не прописался… Сам предложил – сам сомневается. Я не сомневаюсь. Он важен… Интуиция. * * * В кармане не оказывается ключа от домофона.