Восемьдесят девятая… Не знаю, почему я решил, что если считать ступеньки, то подниматься будет проще. Глупость. Доведи до конца то, что начал. Сто двадцать шестая… Седьмой этаж. Сверху доносятся женский плач и мужские голоса. Кто-то кашляет… Этот «кто-то» шумно набирает в легкие воздух, и подъезд содрогается от нового приступа кашля. Мокрота не хочет выходить. Я слышу характерные звуки. Я знаю, что нужно делать, но «кто-то» не знает. Плач прекращается, берет передышку и становится еще громче. В нем нет ни отчаяния, ни боли, ни тоски. В нем нет эмоций. Оболочка, за которой прячется нечто страшное. Ты тоже это чувствуешь. Сто сорок четвертая… Восьмой этаж. Я замедляю шаг и замираю: почти два десятка ступеней отделяют меня от места происшествия… Самая обычная дверь в самую обычную квартиру. Они ждут тебя. * * * Мышцы на ногах ноют. Я нехотя преодолеваю последнюю ступеньку. Сто шестьдесят вторая…. Девятый этаж. Выше только чердак. Финиш. Но никакой красной ленты и аплодисментов. Даже оградительной полицейской ленты нет – ненужная роскошь. Кино врет. Книги врут. Все врут. Я вижу плачущую женщину. Сидит на бетонном полу рядом с лифтом. Сгорбившись и подтянув ноги к груди, она вздрагивает, словно от шепота настырного голоса в голове, который то и дело вламывается в беззащитное сознание. Он пускает корни в подсознании. Ярко-красный лак на ее заостренных ногтях резко выделяется на фоне блеклых тонов подъезда и домашней одежды соседей. Этот цвет… Он здесь лишний, он не вписывается в обстановку. Как и я. Я тоже лишний… На подобных вызовах вся моя уверенность находится в довольно шатком положении. Сохранить баланс между профессионализмом и эмоциями – задача не простая, но выполнимая. Пока что. Несколько человек о чем-то тихо переговариваются, бросают взгляды на приоткрытую дверь одной из квартир, возле которой стоит мрачный полицейский. Невысокая старушка пытается успокоить женщину, поглаживая ее по голове и приговаривая, что все будет хорошо. У нее не будет. Седой мужчина лет сорока с прищуром смотрит сначала на мой чемодан[1], а затем на меня, при этом абсолютно не моргая. У меня есть скальпель. У седого мужчины есть общая сонная артерия. Нет. Я игнорирую его чрезмерное внимание, жму руку полицейскому и оказываюсь в квартире. На этот вызов приезжать мне не хотелось. Старый паркет плохо освещенного коридора отзывается протяжным скрипом на каждый шаг. Покосившаяся тумбочка, перевернутый стул, пыльный длинный ковер темно-зеленого цвета. За спиной – непрекращающийся плач, впереди – следователь, Андрей Кривин, замер у распахнутой двери ванной комнаты. На месте происшествия мы с ним друг друга никак не приветствуем, считая это плохой приметой. Я не суеверный, в отличие от него. Приходится уважать чужие странности. У нас своих хватает. – Так-с… Жертвы: двое мальчиков восьми и десяти лет. Убил отчим – Александр Квасов, сорок пять лет. Одного задушил, а второго зарезал кухонным ножом. Мать – Ксения Квасова, тридцать девять лет – не в состоянии и двух слов связать, истерит, брыкается… Эм-м-м… Отчима поймали, но тот вусмерть пьяный… Весь в кровище, нож зачем-то с собой утащил… Так что… То ли «белку» поймал, то ли хрен его знает… Сосед услышал, что кричат дети, и вызвал полицию, – Кривин устало выдыхает и садится на заранее приготовленную табуретку. – В принципе, все и так ясно. Давай по-быстрому разберемся тут… Вчера здесь жарили котлеты. Стойкий запах, который долго не выветривается. Он впитывается в волосы, кожу, одежду, обои… Заполоняет собой всю жизнь. – Разберемся… – повторяю я и захожу в крохотную ванную комнату. Уверенность и некая отстраненность следователя меня удивляют: ничего очевидного пока что не наблюдается. «Все и так ясно…» На самом деле ясного мало. Чтобы воссоздать картину произошедшего и докопаться до истины, нужно собрать имеющиеся факты, и только после этого делать выводы. Придерживаться какой-либо версии в процессе – непозволительно. Убежденность в своей правоте на основе лишь части данных может сыграть злую шутку, однако спорить вот так сразу с Кривиным было бы глупо с моей стороны. Все по порядку. Я в центре ванной комнаты. Облупленный голубоватый кафель на стенах, по углам висит паутина, улавливается запах канализации. Над ванной натянуты две веревки для сушки белья. Жертвы… Под раковиной лежит тело первого мальчика: положение – на спине, зеленая футболка с персонажем из неизвестного мне мультфильма, бежевые шорты до колен, обувь отсутствует; светлые волосы, голова повернута набок, рот открыт, губы синюшные, на шее овальные кровоподтеки и ссадины. Тело второго мальчика лежит в ванной: положение – на спине, голый торс, черные шорты, обувь отсутствует; грудь и живот покрывают множественные колото-резаные раны. Кровавые смазанные отпечатки маленьких ладоней на краях ванной и кафеле… Светловолосые, худые. Как же мне не хотелось сюда ехать…