У нас не укладывалось в голове, что все это время Уитли врала нам. Все эти годы. Я никогда не подозревала ее. И Кэннон тоже, судя по его разъяренному виду. И все же некоторая извращенная логика в этом присутствовала, учитывая то, что мать Уитли, Та Самая Линда, стояла во главе фармацевтической империи. Уитли часто с придыханием говорила о деловой хватке матери — о том, как та, облачившись в норковую шубу, точно в доспехи, вооруженная образованием вылетевшей из школы недоучки и здравым смыслом дочери миссурийского фермера, председательствовала в Нью-Йорке на советах директоров и совещаниях акционеров и ставила на место зарвавшихся банкиров-мачо, припечатывая их, точно жвачкой, одной меткой репликой. «Если бы глупость могла летать, вы были бы „Аэробусом А-350“». Правда же заключалась в том — и при мысли о ней мне хотелось плакать, хотя я всегда очень тщательно следила за языком, чтобы не проговориться Уитли, — что Та Самая Линда никогда не любила свою дочь, во всяком случае той любовью, в которой нуждалась Уитли. С раннего детства девочка кочевала от нянь к гувернанткам, из летних лагерей в интернаты, точно ничейный чемодан. Отчасти я понимала ее. Уитли стала Белым Кроликом, стремясь доказать себе самой, а может быть, даже матери, что она тоже чего-то стоит. Я не забыла слов Виды насчет того, что Белый Кролик мог сыграть определенную роль в гибели Джима. «Я сказала, что Крикс имеет какое-то отношение к убийству Джима. Этот человек знал, что его секрет вот-вот выплывет наружу. Надо было избавиться от Джима». Эти слова засели у меня в голове и не давали покоя, вспыхивая светом правды, который нельзя перепутать ни с чем, хотя я не желала этого признавать. — Как Джим узнал о тебе? — спросила я. Уитли мрачно поглядела на меня: — Он меня застукал. — Когда? — За неделю до экзаменов. Я всегда выбиралась на улицу в три часа ночи, чтобы сделать закладку. Он возвращался с карьера и увидел, как я вхожу в обсерваторию. Потом проследил за мной, увидел, что я делаю, и пришел в бешенство. Устроил скандал на ровном месте. Ну то есть мы все равно должны были выпускаться. Белый Кролик доживал последние дни. Джим начал кричать, что надо проявить гражданскую ответственность, поступить правильно. Потребовал, чтобы я призналась начальству. — И ты решила его подставить, — сказала Марта. — Засунула наркотики в его гитару, чтобы свалить вину на него. — Нет! — Уитли решительно замотала головой. — Это была случайность. Я всегда прятала свой запас за старым сараем на краю Друри-филд. Ну, знаешь, в том, где будто бы живут привидения. Короче, никаких привидений там нет. Только страшная грязь и куча старых спортивных флагов и транспарантов. Однажды я увидела, как генеральный подрядчик его осматривает. Выяснилось, что сарай собираются снести и построить на его месте теплицу. Вечером я под каким-то предлогом слиняла с ужина и забрала из тайника свой запас. Я хотела спрятать его у себя в комнате, но в тот вечер, как назло, стали красить коридоры и везде толклась уйма народу. Я была в отчаянии. Если бы меня застукали с кучей наркоты в сумке… — Она поежилась. — Я забежала к парням, в комнату Джима. Я знала, что он прячет ключ под ковриком. Там я засунула все в его гитару. Думала, что на следующий день вернусь и перепрячу. Обязательно. Но на следующий день объявили, что Джим пропал. К тому времени, как я смогла вернуться, полицейские уже обыскали его комнату и все нашли. Марта пристально посмотрела на нее: — О том, что Джим пропал, стало известно в четверг утром. Полиция обнаружила его мертвым в пятницу вечером. Когда именно ты спрятала наркотики в гитару? Уитли с беспокойством посмотрела на нее: — Может быть, в среду? — Хватит врать! — оборвала ее Марта. — Я не вру! — Я клюнула бы на твои россказни, если бы не одна маленькая проблема. — Какая? — Гитара Джима была у меня. Все уставились на нее. — Джим одолжил ее мне, — продолжила Марта, — чтобы я отрепетировала свою песню для Весенних чтений. Она была у меня в комнате две недели. О том, что Джим пропал, стало известно в четверг утром. В тот же день, поздно вечером, я занесла гитару в его комнату. Ты уже знала, что Джим пропал, когда подкладывала туда наркоту. — Марта с непроницаемым лицом воззрилась на Уитли. — Ты воспользовалась его исчезновением, чтобы выпутаться из заварушки, которую сама же и устроила. Ты его подставила. Уитли сверкнула глазами. — Это была та ночь, когда он погиб? — спросила я срывающимся голосом. — Ты была с ним на карьере? — Нет, — покачала головой Уитли. — Клянусь! Клянусь, Би! Я любила его точно так же, как все остальные. — Она заплакала. — Хорошо, ладно. Я его подставила. Я спрятала наркотики у него в комнате. Я испугалась. Я думала, что он уже пошел к начальству и сказал им, что Белый Кролик — это я. Я сделала это, чтобы спастись. Это ужасно. Но я не имею отношения к его смерти, клянусь Богом. — Она посмотрела на меня покрасневшими глазами. — Ты должна мне поверить. Вдруг в дверь громко забарабанили. — Кэннон Бичем, ты там? Это был Мозес. — Пожалуйста… — заскулила Уитли. — Я ничего не знала о смерти Джима. И до сих пор ничего не знаю, клянусь… — Живо открывай! Со мной полиция. — Полиция Уорика! Вы нарушили границу частной собственности! Дверь трещала, но не поддавалась. — Давайте выбираться отсюда, — сказала Марта. Под непрекращающийся стук в дверь мы бросились в противоположный конец бассейна. Уитли кое-как поднялась на ноги и поспешила за нами следом. Там располагались трибуны. И раздевалки — мужские и женские. Выхода не было. Еще секунда — и я предложила бы сдаться, чтобы провести остаток пробуждения в полицейском участке. Но тут Кэннон схватил высокий стул спасателя и с размаху метнул его в застекленную стену. По стеклу пробежала небольшая трещина. — Открывайте! Кэннон поднял стул и ударил по стеклу во второй раз. Снаружи со всех сторон сбегались полицейские с яркими фонарями в руках. Еще удар — и стекло разлетелось. Мы дружно бросились бежать, крича и улюлюкая во всю мощь своих легких, мимо полицейских, чьи фонари слепили нас. — Полиция! Приказываем вам остановиться! — Воины! — завопил Киплинг. — В преисподнюю и обратно! За спиной у меня завыл Киплинг. Уитли последовала его примеру. Кэннон пел. Я мчалась без оглядки, из моей груди вырывался дикий сдавленный смех, больше похожий на икоту. Мне хотелось поскорее раствориться в темноте. Один из полицейских вытащил пистолет. Я почти ожидала, что он застрелит меня от ужаса, решив, что начался зомби-апокалипсис. Я бежала к самой темной части поля, двигая ногами все быстрее и быстрее; легкие горели от напряжения; струи дождя больно хлестали меня. Когда я оглянулась, позади сияли красно-синие полицейские мигалки, центр водных видов спорта был окружен людьми. Меня никто не преследовал. Я оторвалась. Я перешла на трусцу, потом на шаг. Иглы дождя кололи мое лицо. Внезапно я сообразила, что выбралась на опушку леса. Выйдя на пешеходную тропу, я двинулась по ней. Вскоре бешеное возбуждение отступило, все посторонние мысли улетучились из головы — остались лишь звук шагов да грязь под ногами. Она была повсюду, вязкая и черная, словно деготь. Джим. Было так темно, что я почти ощущала его незримое присутствие рядом со мной. Мне так хотелось наорать на него, потребовать ответа. К чему столько секретов? Джим был картиной, которую я всегда считала единственным и неповторимым шедевром. А оказалось, что существовали бесчисленные версии этого полотна, миниатюрные акварели и грубые карандашные наброски, дешевые репродукции за девяносто девять центов, которые продают в сувенирных лавках при аэропортах. Да, ни одна из них не могла сравниться по красоте и сложности с моей картиной, но на всех было изображено одно и то же, что делало мое сокровище не таким уникальным. У Виды была своя версия. У мистера Джошуа — своя. У Уитли — своя. И даже у Марты — так странно прозвучали ее слова: «Гитара Джима была у меня». Ее чувства к Джиму вырвались на поверхность — сильные, непонятные, едва сдерживаемые — и снова скрылись в глубинах ее души. Дождь усилился, гром грохотал все громче. Я продолжала идти. Время от времени я с отвращением готова была поклясться, что в свете молний видела Хранителя, одетого в свой непромокаемый плащ. Он шел по лесу, пробираясь между деревьев, но когда я останавливалась с колотящимся сердцем и принималась вглядываться в темную чащу, там никого не оказывалось. Вскоре я начала чувствовать свинцовое притяжение Никогда — знакомое покалывание, зарождающееся в ступнях и ползущее все выше и выше. Тропа вывела меня на поляну, где бушевал сильный ветер; везде валялись гигантские деревья. Прищурившись, я разглядела раскидистый дуб, качавшийся на ветру в нескольких ярдах передо мной. Внезапно он рухнул с оглушительным треском, и весь лес отозвался грозным эхом. Я застыла от испуга. Вновь раздался громкий треск, совсем рядом со мной. Обернувшись, я увидела еще один исполинский дуб, готовый упасть. Я попыталась отойти, но мои ноги увязли в грязи, похожей на цемент. Изо всех сил рванувшись вперед, я высвободилась в тот самый момент, когда дерево с грохотом обрушилось на землю всего в нескольких дюймах от меня, так что дрожащие ветви задели мою голову. Что происходит? Я подняла голову и попятилась, пытаясь отодвинуться хотя бы еще на шаг, но плюхнулась лицом в грязь. Близилось отключение Никогда. Одиннадцать целых и две десятых часа подходили к концу. Я ухитрилась перевернуться на спину и, задыхаясь, попыталась разглядеть небо сквозь струи дождя. Казалось, будто меня заживо погребают миллионы монет, сыплющихся с небес: тело все глубже и глубже уходило в грязь. Еще немного — и мои руки и ноги оторвутся и растворятся. В нескольких шагах от меня начало шататься еще одно дерево. Последняя моя мысль была панической: я умру здесь, так и не узнав разгадки. Признания Виды Джошуа и Уитли ни на дюйм не приблизили меня к ней. Неужели я так и не узнаю, что на самом деле случилось с Джимом? Как мне победить в голосовании и вернуться обратно к жизни? И тут я поняла, что надо мной возвышается темный силуэт человека с жестоким взглядом. Хранитель. — Древо в темноте растет. В замке кто приют найдет? Где мне предел, где мне прозренье? Смертельный яд мне даст забвенье. Дуб рухнул прямо на меня, я закричала — и все вокруг померкло. Глава 13 Я очнулась, хватая ртом воздух, на заднем сиденье «ягуара», между Мартой и Кипом. Сердце все еще колотилось после пережитого: исполинское дерево, падающее на меня, попытки вырваться из цепкой, точно трясина, грязи, внезапное появление Хранителя и загадочное стихотворение, которое он продекламировал.