— Кто? Джон, досадуя, закатил глаза: — Детектив. Мне нужен ваш брат. — Его нет. — Понял. — Я вам говорю, его нет. — Передайте ему, пожалуйста, что я звонил. — Хорошо, передам. — Иоланда, вы все еще злитесь за вчерашнее, но дело и правда плохо. Мне нужно срочно поговорить с вашим братом. Ему может угрожать опасность. И вам тоже. — О чем вы говорите? Какая еще опасность? — Что-то происходит. Приемный отец Кэти погиб — его убили сегодня вечером, прямо у меня на глазах. Убили зверски. Я предполагаю, что тот, кто это сделал, может попробовать выйти на Кэти и на вашего брата. Дрейк говорил, что ему угрожали. Мне надо знать, кто ему угрожал и как эти люди выглядят. — Его послушаешь, так ему все угрожают. Вечная история. — На этот раз ему, возможно, не просто кажется. Иоланда немного помолчала, потом недовольно хмыкнула. — Иоланда, пожалуйста, не молчите. Это может быть важно. — Приезжайте. Я буду дома, — сказала она и повесила трубку. — Уже лечу, — пробормотал Джон телефонным гудкам. Он нашел в сумке последнюю чистую футболку и неохотно влез в грязные джинсы, пробежался пальцами по волосам, накинул куртку, закрыл дверь и отправился в хмурый холодный вечер. 39 Сара открыла калитку Берни, когда сильный порыв ветра, поднимая песок, чуть не сбил ее с ног. Она еле успела повернуться спиной. Ее трясло, и она чувствовала, как глубоко засевшая в ней тревога рвется наружу. Виктор был где-то рядом. Он преследовал ее, наблюдал за каждым ее движением. Может, и сейчас он смотрит на нее — мимо него не прошмыгнешь. Ну что ж, на этот раз она не собирается сидеть и дрожать, дожидаясь, когда он нанесет удар. Пусть подберется поближе — а он обязательно подберется, несмотря ни на что. Но теперь ему мало не покажется. Она развернулась, прошла по дорожке, поднялась на крыльцо, позвонила в звонок, и маленький дом сразу же огласился неистовым лаем. Дверь открылась, и у ее ног закрутились джек-рассел-терьеры, обнюхивая и облаивая ее. Сара всегда удивлялась, почему больших собак, вроде Сумо, она не боится, а такие маленькие шавки ее пугают. — Быстро вы доехали, — заметила Берни. — Попутный ветер? — Дорога отличная. — Ну-ну, — подмигнула Берни. — Надеюсь, никакая камера на дороге вас не засняла. Сара улыбнулась: — Это вряд ли. А если я и попалась, на снимке будет одно расплывчатое пятно. — Проходите в дом. Я сказала отцу, что вы едете поговорить с ним. Вообще-то, ему лучше по утрам, но и сейчас он чувствует себя неплохо. — Я понимаю. Спасибо ему огромное, что согласился поговорить со мной. Берни провела ее в одну из жилых комнат, где у камина в большом деревянном кресле сидел ее отец. Когда-то давно он был довольно рослый. Сейчас же он совсем усох, щеки провалились, тело утратило былую силу. Недавно вымытые совсем седые волосы напоминали вату. На нем была пижама в голубую клетку и темно-синий халат. Подбородок покрывала белая щетина. Но Сара в первую очередь обратила внимание на его глаза — почти такие же темно-карие, как и ее собственные, они светились ясным умом. — Здравствуйте, мистер Келли, я Сара Кенни. Как вы себя чувствуете? — Очень хорошо. — Голос у него старчески дрожал. — Садитесь в другое кресло, — сказала Берни. — Миггз, уступика-ка место! Она подняла из кресла огромного черно-белого кота и опустила его к собакам. Он сердито взмахнул хвостом. — Двигайтесь ближе к огню, — пригласила Берни. — Вы, наверное, совсем замерзли. Сара протянула ладони к огню, а старик посмотрел на Сару и что-то прошептал. Она не разобрала, что он говорит. — Вы не возражаете, если я посижу здесь? — спросила она. Он кивнул, прокашлялся и повторил: — Ну и погода нынче. Теперь она слышала его хорошо. — Да, настоящая буря. Старик опять кивнул, пристально глядя в огонь. — Хотите чего-нибудь? Может, чая? — спросила Берни. — С удовольствием, — не стала отказываться Сара. — Сейчас сделаю. Берни вышла в сопровождении собачье-кошачьей свиты. Сара слышала, как она захлопала дверцами, затем донеслось позвякивание посуды. Она вынула из кармана фотографию и подумала, стоит ли показывать ее старику сейчас — может, лучше дождаться Берни. Но тот, однако, сам протянул руку и осторожно взял у нее карточку. Он поднес ее к глазам, долго разглядывал. Его огромные узловатые руки дрожали, и Сара подумала, как это, наверное, удручает, когда собственное тело перестает тебя слушаться. — Берни сказала, вы расспрашивали про девочку. — Да. — Та, в больнице, и правда она? — Правда. Вы ее помните, мистер Келли? — Помню, — медленно произнес он. Его слабый голос звучал так, будто не хотел добровольно расставаться с телом. — Светленькая такая, маленькая… — Правильно. Ее звали Кэти. — Она… плакала. — Он постучал по фотографии указательным пальцем. — Малышка очень горько плакала. Я им сказал… Она плакала, а этот злился. — Этот? — Заорал на нее, чтобы замолчала. Очень грубо. — Старик вздохнул. — Я тогда сказал полицейским, но меня не стали слушать. Наверное, они для себя уже все решили. — Вы помните эту женщину? Он снова взглянул на фотографию. — Да. Она посмотрела на меня в упор и сказала: «Дети, дети, вечно их домой не уведешь, правда?» Он перевел взгляд на огонь, и Сара увидела, как мучительно давались ему воспоминания. Этот человек, хороший, добрый человек, похоже, всю жизнь терзался, правильно ли он тогда поступил. — Вот и я. — Берни вошла в комнату с подносом, на котором стояли три чашки и тарелка с печеньем «Яффа». — Папа, ты что? — с беспокойством обратилась она к отцу. Он вяло махнул рукой. Берни посмотрела на Сару: — Они? — По-моему, да.