– А здесь мы похоже не первые, – заметил он, поднимая что-то с земли. – Но едва ли это принадлежит нашему глиняному другу, да? – он продемонстрировал Войтеху небольшой пластиковый прямоугольник. Войтех забрал у него пластиковую карту, напоминавшую банковскую, но при ближайшем рассмотрении оказавшуюся электронным пропуском. На ней было пропечатано небольшое фото молодого человека, которого, судя по надписи рядом, звали Даниэлем Коваржем. Еще две строчки под именем указывали на то, что он работал старшим научным сотрудником в каком-то Национальном историческом обществе. Войтех точно знал, что исследованием подземелья занималась другая организация. Он уже собирался заметить это вслух, но успел перед этим перевернуть карточку тыльной стороной, после чего слова застряли у него в горле. – Не может быть, – пробормотал он, поднося карточку ближе к глазам и фонарю. – Что там? – поинтересовалась Саша, с интересом наблюдая за его движениями. Войтех еще раз прочитал мелкую надпись, которая шла вокруг непримечательной во всех смыслах эмблемы общества, убедился, что глаза его не обманывают, а потом перевел ее остальным: – Здесь написано по-чешски: «Охраняя тайное от людей, охраняем людей от тайного». – Что? – Саша оглянулась на Ваню, а затем снова перевела взгляд на Войтеха. – Та же самая надпись, что была в пещере? – Быть не может, – уверенно заявил Ваня, забирая у Войтеха карточку и тоже глядя на мелкие буквы, хотя, конечно же, все равно не мог прочитать, и тем более перевести надпись. – Ты уверен? – нахмурившись, спросил он. – Хочу заметить, что чешский – мой родной язык. Да, я уверен, что здесь написано именно это. – А что еще тут написано? – Ваня снова перевернул карточку лицевой стороной. – Это же пропуск какой-то? – Да, старшего научного сотрудника Национального исторического общества. – Может быть, эта надпись все-таки откуда-то? – предположил Ваня. – В смысле, откуда-то из истории. – И Нев бы этого не знал? – Саша удивленно подняла бровь. – Меня тоже смущает, что Нев не узнал эту фразу, – согласился Войтех. – Ведь он все-таки историк, и у него отменная память. – Но каким образом одна и та же фраза, только на разных языках, может быть написана с полвека назад в пещере в Астраханской области и сегодня на эмблеме какого-то чешского исторического общества? – Ваня снова перевернул карточку тыльной стороной вверх. – Это очень странно. – Более чем, – Войтех кивнул. – Поэтому надо узнать, что это за общество, чем занимается и как давно существует. – Без проблем, – Ваня кивнул. – Наверное, это можно узнать каким-то законным путем? – Саша вопросительно посмотрела на него, правильно истолковав его слова. – Необязательно сразу что-то взламывать. – Начнем законным, закончим как получится, – хмыкнул Ваня, пряча карточку в карман куртки. – Тогда не будем терять время, – серьезно заявил Войтех, кивнув в сторону выхода. Ваня шутливо отсалютовал ему и быстро пошел в обратном направлении. Войтех посмотрел на Сашу. – Ну что, закончим с этим ответвлением, а потом прогуляемся по поверхности, как я обещал? – с улыбкой предложил он. – Идет, – кивнула Саша. – Особенно меня радует, что там не будет крыс. – Это если не присматриваться. 30 апреля 2013 года, 15.50 Náměstí Republiky, Praha 1 Прага, Чешская Республика На балконе Общественного дома музыканты играли «Маленькую ночную серенаду» Моцарта. Раньше Ханна всегда останавливалась послушать их, когда попадала на Площадь Республики, остановилась по привычке и в этот раз. Музыканты играли хорошо, как всегда, только один иногда сбивался и фальшивил. Очень редко, скорее всего, никто из слушателей и простых прохожих этого даже не замечал, но Ханна улавливала. И это раздражало ее. Как можно играть на публику, если ты фальшивишь? Она обернулась на прохожих. Стало уже совсем тепло, люди ходили в футболках, самые отчаянные даже в шортах и босоножках, и только она поплотнее закуталась в кардиган, который прихватила из дома, когда была там сегодня утром. Она знала, что Иветта будет на работе, потому и зашла. Быстро, постоянно оглядываясь, словно она мелкий воришка, а не хозяйка этой квартиры. Ей уже было известно, что он ищет ее и знает, где она живет. Едва попав в свою комнату, Ханна поняла, что он уже наведывался сюда. Вещи были чуть сдвинуты, а крестик, который она бросила на пол, аккуратно лежал на столе. Иветта никогда не заходила в ее комнату без крайней нужды, это сделала не она. Значит, он был здесь. Может быть даже сразу после того, как она сбежала от него в костеле. Она зябко поежилась от воспоминаний, как от холода. Ханна сама не знала, зачем пришла в такое людное место, как Площадь Республики, она ведь уже решила для себя, что ей лучше держаться от людей подальше, чтобы никто нечаянно не пострадал, но инстинкт или что-то еще гнало ее в толпу. Она надеялась, что в толпе сможет затеряться, оторваться от своего преследователя. Он не сможет так сразу отличить ее след от других людей. Ханна оглянулась. По площади гуляли туристы, стайки школьников, влюбленные пары, родители с детьми. И среди них совсем не было хороших. Обманщики, лжецы, воры. Родители лгут своим детям, дети обманывают родителей, друзья предают друг друга, влюбленные спят не с тем, кого любят. Мир погряз в обмане и ненависти, и она сама ничуть не лучше. Она заперла в костеле девушку, случайно там оказавшуюся. Она так хотела сбежать, отвлечь своего преследователя от себя, что бросила ему первую попавшуюся под руку жертву. Она – убийца. Нужно поехать к маме. Мама всегда помогала ей, защищала ее, учила быть правильной и хорошей. Мама всегда была ближе к Богу, чем она. Ханна плохо ему молилась, плохо верила, и он оставил ее. Иначе с ней бы этого не случилось. Она направилась в сторону метро. Музыканты на балконе заиграли вальс, один опять сфальшивил, и Ханну передернуло. Она быстро спустилась вниз и замерла на краю платформы, ожидая поезд. Людей было немного, но ее мгновенно затошнило от ненависти к ним. Стайка гогочущих подростков, вонючий бомж, битые жизнью женщины, мужчины с рюкзаками и без, визгливые девчонки – все они раздражали ее, заставляли все внутри вскипать от злости. Но больше всего ее раздражала пожилая женщина рядом, с нездоровым интересом поглядывавшая на нее. Мерзкая старуха вечером будет рассказывать такому же противному старику о том, как встретила в метро бледную измученную девушку, наверняка наркоманку. Опишет во всех подробностях, добавит то, чего не было. Тварь. Ханна вдруг поняла, что ей нельзя домой. Дома мама, единственный человек, который любит ее и которого любит она. Ей нельзя домой. Решение пришло из туннеля вместе со светом приближающегося поезда. Ханна улыбнулась. 30 апреля 2013 года Прага, Чешская Республика Саша была в Праге далеко не первый раз. Она приезжала сюда и со школьной экскурсией, и с родителями, и с мужем, но никогда раньше она не была здесь с человеком, выросшим в этом городе. Они гуляли по улицам, набережным и площадям уже почти два часа, и все это время Прага как будто открывалась ей заново. Войтех не был профессиональным гидом и имел смутное представление о том, в каком году и зачем построили то или иное историческое здание, но Саше и не нужна была еще одна экскурсия по Градчанам и Карлову мосту. Зато он показал ей книжный магазин, где однажды купил какую-то книжку о космосе, после чего ему пришлось идти домой пешком, так как денег на трамвай уже не осталось; кафе, в котором с друзьями отмечал окончание гимназии, чувствуя себя по-настоящему взрослым; парк, где они часто собирались летом, чтобы покататься на роликах или скейтбордах, побренчать на гитаре и попить пива. Он даже привел ее на мост Легионов, примечательный для него тем, что здесь он впервые поцеловал девушку. – Мне было лет четырнадцать, наверное, – сказал он. – Или пятнадцать. Не помню точно. Ни я, ни она тогда не знали, что и как надо делать, поэтому выглядело это, наверное, очень забавно со стороны. – Войтех усмехнулся и подвел Сашу к полукруглому выступу, на котором фотографировалась парочка туристов и еще две или три группки ждали своей очереди. – Туристов тогда было значительно меньше, – заметил он, глядя на это. – Так что это случилось прямо здесь. Саша оглянулась по сторонам, как будто искала подтверждение его словам, а затем задумчиво посмотрела на него, стараясь сдержать улыбку. – Надеюсь, ты привел меня сюда не для того, чтобы повторить тот свой подвиг? – поинтересовалась она. Войтех смутился. Саше хотелось думать, что она угадала его мысли, так как это были и ее мысли тоже. На этот раз она даже не стала бы останавливать его и проводить между ними какие-то незримые границы. То состояние влюбленности, в котором она пребывала уже второй день, не позволило бы ей это сделать. Где-то на окраине сознания мелькала мысль о том, что она не должна так себя вести, она замужем и ей давно не семнадцать лет, когда еще позволительно терять голову, но Саша всегда была слишком эмоциональной натурой, чтобы суметь сейчас послушать здравый смысл. Однако Войтех, конечно же, смутился совсем не поэтому. Видимо, он тоже вспомнил их поцелуй на его день рождения и свое обещание больше такого не повторять. – Не беспокойся, – улыбнулся он. – Я хорошо понимаю с первого раза. Саша еще несколько мгновений разглядывала его лицо, а затем покачала головой. – Какая же ты бестолочь. – И не давая ему времени ничего спросить, продолжила: – Куда идем дальше? – У нас есть три варианта, – ответил Войтех, так и не поняв, что она имела в виду, назвав его бестолочью. – Или пойти направо в сторону Малой Страны, или в сторону Вышеграда, это дальше по реке, или налево, придем к Вацлавской. – Пойдем к Вацлавской, – решила Саша. – Там наверняка можно где-то поесть. Я бы не отказалась. Они дошли до Вацлавской площади, где, несмотря на будний день, гуляли толпы людей. Эта площадь была тем местом, которое даже в три часа утра в любое время года не пустовало. Палатки с колбасками, жаренными на углях, соседствовали с пафосными ресторанами, сувенирные лавки ютились рядом с огромными магазинами и дорогими отелями. Укротители змей, уличные музыканты, живые скульптуры – каждый стремился развлечь публику и заработать на бесконечном потоке туристов, гуляющих по Вацлаваку. Войтех с Сашей пообедали в небольшом ресторанчике, после чего Саша до ужаса захотела еще и булочку с корицей, которые в центре Праги пекли едва ли не на каждом углу. Их называли забавным словом, но ей никогда не удавалось выговорить его, поскольку в нем было слишком много согласных подряд. Войтех, осмотрев ближайший лоток, со знанием дела заявил, что в этом месте они ничего покупать не будут. – Почему? – удивилась Саша. – Потому что это не трдельник. Это половина трдельника. Конечно, за настоящим трдельником лучше ехать подальше от центра, а еще лучше – за пределы Праги, но не буду так сильно тебя мучить. Можем просто подняться ближе к Музею. Насколько я помню, там они раньше были нормального размера. Саша еще раз посмотрела на пекущиеся прямо там же, на углях, булочки. На ее взгляд, они были как раз такого размера, как нужно, чтобы съесть за один раз, особенно после плотного обеда, но спорить с Войтехом она не стала. – Ладно, пойдем к Музею, – покладисто согласилась она. Они обогнули большой магазин одежды, рядом с которым находился ларек, и направились к противоположному концу Вацлавской площади, но не успели пройти и нескольких метров, как Саша вдруг остановилась и удивленно посмотрела на Войтеха. – В чем дело? – Я вдруг подумала, а не те ли это булочки с корицей, которые ты так любишь? Войтех рассмеялся. – Началось все с них, но я люблю любую выпечку, если в ней есть корица, – с видом смиренного грешника на исповеди признался он. Саша тоже рассмеялась, отмечая про себя, что за эти пару часов они вдвоем смеялись гораздо больше, чем, наверное, за весь год знакомства. – Слышишь звон? – поинтересовалась она. – Это разбивается твой брутальный загадочный образ. – Буду работать тогда над созданием какого-то другого, – пообещал Войтех. В другом конце Вацлавской площади трдельники действительно оказались в два раза больше. За ними пришлось немного постоять в очереди, но зато им достались два наисвежайших, горячих экземпляра, только что снятых с «трдло» – длинного цилиндра с ручками, на котором и выпекали сдобные трубочки, ставшие неотъемлемой частью образа этого города.