Он просидел в машине около часа, не сводя глаз с дома, хотя ничего не произошло. Она не появилась у окна, чтобы бросить ожидающему герою камень, завернутый в письмо, или поцелуй. Но Марти и не ждал таких знаков; они были вымышленными способами, а все это – реально. Грязный камень, грязные окна, грязный ужас, притаившийся внизу живота. Он не ел нормально с тех пор, как увидел объявление о смерти Уайтхеда; и теперь, впервые с того утра, чувствовал здоровый голод. Оставив дом в сгущающихся сумерках, Марти отправился искать себе пропитание. 53 Лютер укладывал вещи. Дни, прошедшие после смерти Уайтхеда, напоминали вихрь, и он был потрясен ими. С таким количеством денег в кармане каждую минуту ему приходил в голову новый вариант – фантазия, которую теперь можно осуществить. По крайней мере, на короткое время он решил поехать домой на Ямайку и провести там долгий отпуск. Он уехал, когда ему было восемь, девятнадцать лет назад; его воспоминания об острове были сказочными. Он готов к разочарованию, но, если ему не понравится это место, не важно. Человек с его новообретенным богатством не нуждался в особых планах: он мог двигаться дальше. Другой остров, другой континент. Он уже почти закончил приготовления к отъезду, когда снизу его окликнули. Голос был незнакомый: – Лютер? Вы там? Он вышел на верхнюю площадку лестницы. Женщина, с которой он когда-то делил этот маленький домик, ушла от него полгода назад, забрав их детей. Дом должен был пустовать. Но в холле кто-то был, и не один, а двое. Его собеседник, высокий, даже статный мужчина, смотрел на него с лестницы; свет с площадки падал на его широкий гладкий лоб. Лютер его уже видел – может, на похоронах? Позади него, в тени, стояла более массивная фигура. – Я хотел бы поговорить с вами, – сказал первый. – Как вы сюда попали? Кто ты такой, черт возьми? – Всего пару слов. О вашем работодателе. – Вы из прессы, верно? Послушайте, я рассказал все, что знаю. А теперь убирайтесь отсюда, пока я не вызвал полицию. Вы не имеете права вламываться сюда. Второй человек вышел из тени и посмотрел наверх. Его лицо было накрашено – это было заметно даже на расстоянии. Плоть напудрена, щеки нарумянены: он напоминал пантомимную матрону. Лютер отступил с верхней ступеньки лестницы, его мысли лихорадочно заметались. – Не бойтесь, – сказал первый мужчина, и то, как он это сказал, заставило Лютера испугаться еще больше. Какие возможности может таить в себе подобная вежливость? – Если вы не уберетесь отсюда через десять секунд… – предупредил Лютер. – Где Джозеф? – спросил вежливый человек. – Мертв. – Вы уверены? – Конечно, уверен. Я ведь видел вас на похоронах, не так ли? Я не знаю, кто вы такой… – Меня зовут Мамулян. – Ну, вы же там были, не так ли? Вы сами видели. Он мертв. – Я видел ящик. – Он мертв, – настаивал Лютер. – Насколько я понимаю, это вы его нашли, – сказал Европеец, бесшумно сделав несколько шагов по коридору к подножию лестницы. – Совершенно верно. В постели, – ответил Лютер. Может, это все-таки пресса? – Я нашел его в постели. Он умер во сне. – Спускайтесь. Соблаговолите сообщить подробности. – Мне и тут хорошо. Европеец взглянул на хмурое лицо шофера; осторожно коснулся мыслями его затылка. Там было слишком много жара и грязи; он был слишком неустойчив для расследования. Но существовали и другие, более грубые методы. Он вяло махнул рукой в сторону Пожирателя Бритв, чье близкое присутствие ощущал по аромату сандалового дерева. – Это Энтони Брир. В свое время он расправлялся с детьми и собаками – помните собак, Лютер? – с завидной тщательностью. Он не боится смерти. На самом деле у них необычайно теплые отношения. Лицо из пантомимы мелькнуло внизу лестницы: в его глазах сияло желание. – А теперь, пожалуйста, – продолжил Мамулян. – Ради нас обоих. Правду. У Лютера так пересохло в горле, что он едва мог вымолвить хоть слово. – Старик умер, – сказал он. – Это все, что я знаю. Если бы я знал больше, сказал бы вам. Мамулян кивнул; выражение его лица, когда он заговорил, было сочувственным, будто он искренне боялся того, что должно произойти дальше. – Вы говорите мне то, во что я хочу верить, и говорите с такой убежденностью, что я почти верю. В принципе, я могу уйти, довольный, а вы – заняться своими делами. Только вот… – Он тяжело вздохнул. – Я не вполне вам верю. – Слушай, это мой гребаный дом! – Лютер вспылил, чувствуя, что сейчас нужны крайние меры. Человек по имени Брир расстегнул куртку. Под ней не было рубашки. В жир на его груди были воткнуты шпажки, пронзавшие соски поперек. Он протянул руку и вытащил две, но крови не было. Вооружившись этими стальными иглами, он зашаркал к нижним ступенькам. – Я ничего не сделал, – взмолился Лютер. – Это по вашим словам. Пожиратель Бритв начал подниматься по лестнице. Ненапудренные груди были безволосыми и желтоватыми. – Подождите! Услышав крик Лютера, Брир остановился. – Да? – сказал Мамулян. – Держи его подальше от меня! – Если тебе есть что мне сказать, выкладывай. Я более чем готов слушать. Лютер кивнул. На лице Брира отразилось разочарование. Лютер с трудом сглотнул, прежде чем заговорить. Ему заплатили целое состояние, чтобы он не говорил того, что собирался сказать, но Уайтхед не предупредил его, что все будет так. Он ожидал толпы любопытных репортеров, вероятно, выгодного предложения, чтобы его история попала в воскресные газеты, но не этого: не страшилища с кукольным лицом и бескровными ранами. Ради всего святого, существует предел молчанию, которое можно купить за любые деньги. – Что ты хочешь сказать? – спросил Мамулян. – Он не умер, – ответил Лютер. Ну вот, это было не так уж трудно, да? – Все подстроено. Только два или три человека знали: я был одним из них. – Почему ты? Лютер не был в этом уверен. – Полагаю, он мне доверял, – сказал он, пожимая плечами. – Ах. – Кроме того, кто-то должен найти тело, и я был самым правдоподобным кандидатом. Он просто хотел обставить побег как следует. Начать все сначала там, где его никогда не найдут. – И где же это? Лютер покачал головой. – Не знаю. Наверное, там, где никто не знает его в лицо. Он никогда мне не говорил. – Должно быть, он намекнул. – Нет. Брир воспрянул духом от сдержанности Лютера; его взгляд просветлел. – Ну же, – уговаривал Мамулян. – Ты указал мне кладезь – что плохого в том, чтобы поведать и остальное? – Больше ничего нет. – Зачем причинять себе боль? – Он мне ничего не сказал! – Брир сделал шаг вверх по лестнице, потом еще один, и еще. – Он, должно быть, дал тебе какую-то идею, – сказал Мамулян. – Подумай! Думай! Ты сказал, что он тебе доверял. – Не так сильно! Эй, держи его подальше от меня, ладно? Иглы блеснули. – Ради бога, держи его подальше от меня!