— Кто обидел моего сына? — Вот! — поднимаю меч, на который всё ещё насажена через глазницу бошка уже не Злобной, а Мёртвой рожи. Или пока рано пить «Боржоми»? Почки то на месте. — Грохар? Хель откидывает капюшон с головы. По плечам рассыпаются белокурые волосы, а на голове красуется не большая толи корона, то ли диадема. Судя по всему белое золото и драгоценные камни. — Прикид бомба! — показываю большой палец. — Спасибо, — смущённо заправляет за ушко волосы. — Всеслав подарил, — слегка прикасается к украшению в волосах. — А я о чём говорил! Как такой красавице и не делать подарки! — делаю умное лицо, и показываю уже два больших пальца. Дескать, не стоит забывать, кто даёт самые умные советы. — Подхалим, — тепло улыбается. — Но что ты там насчёт обиды? Кто пострадал? — Босяк, — делаю о-о-очень грустное лицо. — Да и Пуху из-за этого урода досталось. Видела бы ты в каком он состоянии был! На лапках едва стоял. Ублевался весь. И ведь не бросил меня в бою, схватился с волком громадным. — Альфой? — глазки богини превратились в щёлочки, губы сжаты. — Да. Так её и зовут. Но не посрамил, накидал ей лещей знатных. И всё ещё в бою находится. Страшном и кровавом. Воин! Гвардеец! Настоящий сын богини смерти! Суров и силён в папу. Но красив в маму. — Ой, ну хватит, — на бледных щеках проступил румянец. Но остановить Мажора, поймавшего кураж ещё никому не удавалось: — А Босяк? Он же, как герой, на эту стальную крепость накинулся. Настоящий боец! Весь в папку, не опозорил имени Всеслава. А этот как даст ему, вот этими граблями! Да ты посмотри, посмотри! У него же лапа больше чем этот птенчик, — утираю не притворную слезу. — Он бедненький улетел вон в то дерево. Глазки мамины прикрыл… — Хватит! — Хель всхлипывает, — и так, две секунды прошло. Дай мне голову вместе с мечом. Подаю, ухватив за шлем рукоятью вперёд. Этикет, понимаешь ли. Да и направлять оружие на богиню смерти, такое себе. Даже не смотря на то, что лезвие вроде как в «чехле». — Всеславу этот подарочек придётся по вкусу, — улыбается. — Спасибо, угодил бабушке. Мрак рассеивается. Хель исчезает, как и тело Грохара, вместе с головой и моим мечом. Эй! А оружие то куда? Ну вот. Зашибись. Остался без меча. Стоп! Она сказала бабушке! Точно? Я не ослышался? Она назвала себя моей бабушкой? Не мерзкий ублюдок, не внук моего мужа. А просто внук получается! Ых-хы… Вот это карьерный рост. Кто там сказал: «Да какая разница?» Вы что пирожков несвежих поели? Я же только что из категории: «Ненавистное существо, живое только потому, что муж может и прибить». Перешёл в категорию: «Внук»! Да похрен на этот меч. За такое я и второй готов пожертвовать. Так. Отставить восторги. Надо искать Босяка. Всё-таки малышу не хило так прилетело. Где-то вон в той стороне. К счастью долго ползать по кустам не пришлось. Вскоре Босяк сам откликнулся, тихим клёкотом. Видимо пришёл в себя. Всё-таки вырубило пернатого после удара. Выглядел пернатый относительно паршиво. Весь всклокоченный в пятнах крови, надеюсь Грохара, и со сломанным крылом. — Больно? — пытаюсь сопоставить косточки. — Да-а-а, — тихонько клекочет. — Подержи крылышко брат, скоро заживёт. — Может, зафиксируем чем-нибудь. Надо парням на помощь идти. — Не надо, — клекотнув трётся клювом о палец. — Почему? — Всех убили. Хотели искать. Я сказал не надо. — Вот молодец! Умница мой, — осторожно, чтоб не потревожить сломанное крыло глажу мальца по головке. — Так, а волки не набегут? И надо Пуха искать. — Пушистый брат справится! Вспомнив, как Пух запульнул Альфой в Грохара улыбаюсь. Этот точно справится. ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ — И тут этот ангелочек орёт Марику. Сдавайся! Прикинь? Нашему суровому бруталу предложили сдаться! — Балагур закатывает глаза и прижимает ладонь к сердцу. — Давай без пафоса, — Хан подбрасывает веточку в костёр. — То есть о том, что ты в этот момент на четырёх костях стоял, можно не упоминать? — Ты лучше упомяни, как тебе череп раскроили и тебя «Пером ангела» унесло. — Ну унесло, — разводит руками Балагур. — Так тебя тоже мечом поперёк хребтины вытянули, и ты вслед за мной отправился. — Но за то Хан эпично вернулся, да и отлетел не без пафоса, а ты как этот… — Лаки щёлкает несколько раз пальцами, — короче, нет в тебе куражу. — Это во мне нет куражу? — вскакивает Вован. — В тебе, в тебе, — продолжает стебаться Лаки. — Ну и ладно, — неожиданно соглашается Вовка. — Марика точно не переплюнуть. — Вы задолбали, — перестаю наглаживать пёрышки Босяку. — Так что там наш брутал учудил — то? — А? Точняк! — Балагур довольно потирает ладони. — Короче, ангелок кричит Марику: «Сдавайся». А тот, стоя на карачках, с разбитой рожей… — Лицом, — поправляет Хан. — Не, брат, в тот момент у тебя была рожа, — поддерживает Лаки. — Не хило ты словил, от этого «Железного Истукана» когда сзади на него напрыгнул. — Ладно, проехали, — отмахивается Марат. — Короче, Марик, сплёвывает зубы и гордо так заявляет крылатому. Кхм… — Вовка делает вид, что поперхнулся. — Первую часть тирады упустим, тут всё-таки девушка, — слегка кивает в сторону довольной жизнью неки. А чего бы ей не быть довольной? Села рядышком и водрузила голову мне на колени. Так что сижу глажу рыжую шевелюру. И вот что с этой кошкой делать? — Но если коротко, то послан был пернатый в поход дюже эротический, с извращениями связанный. А закончилась сия тирада великим татарским изречением: «Русские не сдаются». За что и был зарублен наш суровый брутал. — А что, это точно татарское изречение? — уточняю с ухмылкой. — Мне по башке дали, имею право, — отмахивается Хан. — С пафосным отлётом ясно, а что с эпическим возвращением? — едва сдерживаю смех. — О! Это вообще песня, — радостно потирает ладони Балагур. — Ты-то откуда знаешь, ты же отлетел сразу за Ханом, — интересуется Пьеро. — У меня богатое воображение, — не сдаётся Вовка. — Короче, меня как раз трое теснили, — вмешивается в повествование Лаки, — а Пьеро так вообще кучу малу на себя собрал. Они там втроём на земле барахтались. Листик же, нежно обняв одного из крылатых, решил полетать. — Наш Икар! — Балагур смахивает несуществующую слезу. — За то мне бошку крылом не проламывали, — Антошка отодвигает от костра металлические щипцы с зажатой в них мензуркой. — Так, стоп. Сапёр ты недоделанный, а что это ты над огнём варишь? — внезапно напрягаюсь. — Нормальный я сапёр, — ощетинился Листик. — Я тебя спрашиваю, что в мензурке? — Зелье маны с добавками. — Какими?