– Тшшш, – успокаивает Лев, – кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради меня…[40] Он наклоняет носик чайника. Мир взрывается вокруг меня, тело бьется в конвульсиях. Кипяток прожигает кожу, прожигает мясо, и мир опрокидывается. – Ло, – зовет он. – Ты убил ее, – шепчу я. Лев застегивает мою рубашку, и ткань липнет к сочащемуся кровью месиву. Живот терзает жгучая боль. Меня по-прежнему трясет, и я не могу унять дрожь. – Ло! Вращаю глазами, пытаясь сфокусировать взгляд. Не получается. – Посмотри на меня, Ло. – Лев обхватывает мое лицо ладонями. Изо рта вырываются скулящие, постанывающие звуки, которые я не в силах сдержать. – Я спас ее. Случившееся с ней – милосердие божие. Он говорит, что следующие тридцать часов принадлежат мне одной. Он велит мне молиться. – Би, – выдыхаю я. Это моя единственная молитва. Мне снится прошлое, но я и в нем не нахожу сестру. И каждый раз прихожу в себя в одиночестве. – С тобой все хорошо, – сообщают мне мягко. Распахнув глаза, съеживаюсь. Придя в сознание, я ощущаю лишь боль и безумное жжение. На плечо успокаивающе ложится ладонь. Я гляжу на Фостера. Он осматривает мои раны, подняв край рубашки. Морщится. Сострадает? Возможно, получится его вразумить? Если он любит Би так, как описывал Роб, любит так, как описывала Робу Би. Но потом Фостер задирает свою рубашку, показывая мне шрамы на своем теле. – Это стоит того, – обещает он. Я качаю головой. – Би мертва. – Я же сказал тебе, Ло: она вернется. – Он убил ее. – Не говори так. Ты что? – Он убил ее, – рыдаю я. Фостер усаживает меня, и от сильной боли перехватывает дыхание. – Ты сейчас не можешь мыслить ясно, – говорит он. Я поднимаю на него взгляд. – Эмми похожа на тебя. Он бледнеет. – Что? – Я видела в ней только Би, но теперь вижу тебя. У нее твое телосложение, твои… – замолкаю, переводя дыхание, – твои руки… твой овал лица… – Кто тебе рассказал об Эмми? – Роб. – Роб? Но откуда он… – Ему рассказала Би. Фостер отодвигается, зажав рот рукой. – Она хотела уйти отсюда, – продолжаю я, в отчаянии повышая голос, – Би хотела уйти. Вырваться из… – Я знаю. Знаю, – шипит он, обрывая меня. – Я это знаю. Но она не… Ей было невыносимо… Лев сказал, ей было невыносимо смотреть на Эмми и видеть свой грех. – Она хотела забрать дочь. И никогда не оставила бы ее здесь. Би собиралась уйти с Эмми, но ей не дали этого сделать. Но она никогда не бросила бы дочь. – Мое горло сжимается. – Ты знаешь, что она никогда не бросила бы Эмми. Би мертва. Фостер мотает головой. – Это неправда. В коридоре раздаются знакомые шаги – это Кейси. – А теперь умру я, – шепчу Фостеру. – Нет! Нет! Ты не умрешь. Ты пройдешь крещение, вот и все. Тебе станет лучше, когда это закончится, вот увидишь… Ты увидишь… Он поднимает меня на ноги, и я вцепляюсь в его лицо пальцами, впиваюсь в щеки ногтями. – Я умру, – повторяю я, и он опять мотает головой, отрицая мои слова. – Нет, Фостер, послушай меня. Я не вернусь. Би не вернется, поэтому, пожалуйста, пожалуйста… Пока я буду на озере, забирай Эмми и уходи. – Я заставляю его посмотреть мне в глаза, увидеть в них правду, услышать ее, прочувствовать всем его существом, чтобы он больше не смог ее отрицать. – Забирай дочь и уходи. Лев стоит на берегу озера, лицом к воде и медленно заходящему солнцу. – Иди к нему, – тихо говорит мне в спину Кейси. И я иду к нему без ее помощи, на подкашивающихся от боли ногах. Кажется, что ожоги расползаются по коже, охватывая меня целиком, глубоко вгрызаясь в плоть. С каждым вздохом тело еще сильнее опаляет огнем. Я почти жажду погрузиться в воду. Ко Льву подхожу, обняв руками живот. Он смотрит за мою спину, на Кейси, и кивает, отпуская ее в дом. – Бог явил себя тебе. Скажи мне, кто ты. Я надеюсь, что Эмми сейчас на руках Фостера. Надеюсь, что он несет ее через дом, выходит на улицу, садится с ней в машину и уезжает. И перед ними расстилается дорога, перед ними расстилается прекрасное будущее. Я пытаюсь увидеть это внутренним взором, чтобы с таким чудесным образом умереть. – Кто ты? – спрашивает меня Лев, протягивая руку. – Сестра Би, – отвечаю я. Его рука опускается. – Тот, кто любит отца или мать больше меня, не достоин меня, – произносит он. – Тот, кто любит сына или дочь больше меня, не достоин меня. И тот, кто не берет креста своего и не следует за мной, не достоин меня[41]. – Ты поэтому ее убил? – Ты пришла ко мне такой сломленной, Ло. Я видел твое одиночество, твою необходимость обрести семью. Ты думала, что мир тебя не замечает, но это не так. Твоя боль оказалась столь явной, столь отталкивающей, что людям трудно было на тебя смотреть. Но я увидел твою душу, я полюбил тебя и дал тебе то, что ты так желала. – Лев склоняет голову, пристально глядя на меня. – Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что случившееся было предрешено? Что тебе суждено было оказаться здесь? Что высшее предназначение Би – привести тебя ко мне? Я делаю гримасу. – Однажды я уже спас тебя. И спасу тебя снова. Прими свое искупление. – Нет. – Тогда оставь свое искупление богу. – В каком смысле? – Тот, кто верует в него, не умрет вовек[42]. – А тот, кто не верует?