– Ты знаешь, кто я. Слышал обо мне. – Мы все о тебе слышали, Ло. – Тогда знаешь, что он спас мне жизнь. – Думаешь, доктора не имеют к этому никакого отношения? Ты была в больнице. В больницах и должны спасать жизни людей. – Они сказали, что я умирала, но пришел Лев… – Ты была юной, боролась за жизнь… – Я была избранной! И Роб, и священник смотрят на меня с жалостью, как на нечто трагическое. Мне не нужна их жалость, я не трагический герой. Только один человек в моей жизни не смотрит на меня так. – Мне очень жаль, Ло, – произносит Роб. – Я знаю, как много значит это чувство. Голова трещит. Ее переполняет миллион вопросов, которые я боюсь задать, а потому держу рот закрытым. Я сажусь на опустевший стул отца Майкла. – Идти против «Единства» нельзя. После моего ухода за мной следили. Мне всячески пытались испортить жизнь, чтобы заставить вернуться. Я обратился к отцу Майклу. Он дал мне прибежище, и Проект надолго потерял меня из виду. Я смог обрести под ногами землю и медленно, но верно выстроил свою жизнь заново. А потом… – Роб глядит мне в глаза. – Однажды в прошлом году появилась Би. 2017 Семья не задает вопросов по поводу того, кем Эмми считает Би. Лев говорит всем, что Би оказалась слишком слаба для дара, вложенного в ее руки Богом, и что возможная потеря Эмми после утраты родителей плохо сказалась на ее эмоциональном здоровье. Би не знает, как преодолеть страх и стать матерью. Они должны это понять и принять. Семья не видит ее страстного желания быть с дочерью, ее острой нужды в этом, ее страданий, порожденных решением Льва. Они не видят этого, потому что Лев велел им не видеть. Но священник видит. Он находит ее на коленях у родительских могил с фотографией Эмми в руках, шепчущей «Это моя дочь» снова и снова. Он проявляет сострадание. Проявляет заботу. Би уже забыла, что это такое, и вновь почувствовать их незабываемо. Она исповедуется перед ним. Священник знает того, кто может ей помочь. * * * Через несколько дней Би встречается в доме священника с Робом. Ей каким-то образом удается незаметно ускользнуть; Льву и в чапмэнском доме порой не так-то просто отыскать Би. Вернувшись, она узнает, не раскрылся ли ее недолгий побег. Роб открывает дверь, и для Би наступает переломный момент. Она видит себя маленькой и хрупкой в его глазах. Он же, напротив, выглядит с их последней встречи гораздо лучше: здоровее, крепче, увереннее. Би падает в его руки. Она говорит ему, что умирает, что умрет в «Единстве», если он не вытащит ее. Когда он отстраняется, она поднимает рубашку, показывая ему свой живот. И впервые лицо другого человека отражает чувства, пережитые ею. Роб слишком хорошо знает, через что она прошла, на его теле тоже шрамы. Би лежит на диване в гостиной, и Роб нежно изучает пальцами ее живот. Они прослеживают паутину растяжек, оставшихся после беременности и родов, скользят по участку кожи, на которую заявил права Лев. Роб чуть не плачет. – У тебя тут воспаление, – говорит он. Би дышит сквозь сжатые зубы. – Расскажи мне все, – просит Роб. И она рассказывает. О Фостере и кулоне, о связи между ними. О последствиях ухода Роба и ужесточении контроля. Она рассказывает ему о дочери. О том, как Эмми пришла в этот мир, запятнанная ее грехом, на волосок от смерти, и о том, как Лев ее спас несмотря на предательство Би. Дойдя до этой части своего рассказа, Би думает: а вдруг она не права? Вдруг она заслуживает все, что с ней происходит, и, забрав дочку из Проекта, лишь навредит ей? Вдруг дар жизни Льва действует, только когда Эмми рядом с ним? – Я не должна была сюда приходить. – Объятая ледяной паникой, Би пытается подняться с дивана. Роб укладывает ее обратно и крепко-крепко сжимает руку. – Это так не работает, – отвечает он. – Никогда так не работало. Дочь не знает ее имени. Мама, мамочка… – Это не любовь, – говорит Би. Получается вопросительно. – Не любовь, – уверяет Роб. К концу ее визита они разрабатывают план. Сегодня. Сегодня же сбежать с Эмми. Покидая дом священника, Би старается не замечать в глазах Роба сомнения. Лев, похоже, почувствовал, что она была там, где не должна была быть. Он задает ей вопросы низким голосом и угрожающим тоном. Би не находит подходящих объяснений, и ей на выручку приходит Джереми. – Она была со мной, – говорит он и описывает, чем Би занималась с ним днем. Судя по тому, как Лев смотрит на него, Джереми позже ответит за это. Отчитавшись, Джереми мгновение смотрит на нее нерешительно, но все же уходит. Би провожает его взглядом с ощущением, будто впервые увидела. Джереми обожал это место, но теперь в его глазах нет обожания. Би не видит его. Как давно он хочет уйти? И как много в этих стенах таких, как они: кричащих внутри, отчаянно желающих сбежать? Позже она идет к его комнате и подсовывает ему под дверь листовку. Март, 2018 – Она не пришла, – говорит Роб. Я сижу, согнувшись на стуле, зарывшись пальцами в волосы и больно дергая их в попытке отринуть услышанное, счесть его ложью. Но всем своим существом – нутром, плотью, кровью – чувствую: есть в сказанном то, что невозможно отрицать. – Я решил, что она передумала. Би так мучилась, не решаясь на уход… Я предположил, что она вернулась и осталась там с Эмми. А потом отец Майкл сказал, что встретил тебя, и Эмми еще там, а Би – нет… – И? – И если Эмми в «Единстве», а Би – нет… – Роб не заканчивает предложения, и у меня сжимается сердце. – То с ней случилось что-то плохое, Ло. Поверь, она никогда не бросила бы свою дочь. – Би бросила ее, – отвечаю я, вскидывая на него взгляд. – Она звонила мне, продолжает звонить. Я говорила с ней! Я говорила с ней, и она сказала… сказала: «Прощай». Роб, нахмурившись, смотрит на отца Майкла, тоже хмуро сдвинувшего брови. – Она еще что-нибудь сказала? – спрашивает Роб. Я сглатываю. – Только это. Он некоторое время молчит, потом заговаривает: – После моего ухода из «Единства» мне стали звонить. Сначала я слышал лишь тяжелое дыхание, постоянно, в любое время дня и ночи. Я менял номера, пользовался одноразовыми телефонами. Только поменяю номер, и они снова находят меня. Так они показывали, что найдут меня всегда и везде. Когда я стал требовать вернуть деньги, которые вложил в Проект, я голодал, в любой момент мог оказаться на улице, без крыши над головой, пригрозил публично выступить против них, рассказав об их делах, дыхание во время звонков сменилось голосом. – Роб смотрит мне в глаза. – Моим голосом, Ло. – Что? – Они воспользовались моими записями с аттестации – они же всегда записывают тебя в комнате раздумий, – и я слышал самого себя, говорящего то, чего не говорил. Так ты точно говорила с Би или просто слышала ее? – Она сказала: «Прощай». Я зажмуриваюсь. – Вы ожидаете, что я поверю… – Это правда. Боже, да они пытались прикончить меня любым доступным им способом. Я просыпался утром с включенным газом или садился в машину, набирал скорость и не мог потом чертову машину остановить. – Роб проводит ладонью по губам. – Мои шрамы – настоящие. И я не сам оставил их на своем теле. Они удерживали меня. Связывали. – Он прерывисто вздыхает. – А после нашего с тобой разговора, Ло, я знаешь что сделаю? Уеду из города, потому что в живых меня не оставят. Я вовсе не хотел подставляться, но если Би чего и хотела, то только вытащить из Проекта Эмми. И последнее, чего она хотела бы, – чтобы вы обе оказались в нем. – По-вашему, она мертва? – внезапно спрашиваю я. Они молча глядят на меня. – Нет, – качаю я головой. – Нет… Я не верю вам… – Мы должны с кем-то поговорить, – избегая моего взгляда, произносит отец Майкл, – обратиться к властям в Мореле, Чапмэне… – Под их божественно-сраную дудку пляшет Боб Денбро, – отзывается Роб, – и половина чапмэнского департамента шерифа. – Если вы думаете, что она мертва, то так и скажите, – шепчу я.