– Я обеспечиваю безопасность, главным образом Льва и Эмми. – Пара секунд молчания. – Это же не часть интервью? – Не под запись. Пока. Фостер краснеет. Нервно пропускает пальцы сквозь волосы. – Вряд ли я смогу сказать тебе что-то, что другие не скажут лучше меня… – Мне хотелось бы услышать разные точки зрения. – Я складываю руки на груди. – Ты ведь узнал меня на проповеди? И предупредил Кейси. – Да. Так и было. – Откуда ты знаешь обо мне? – Я всегда знал о тебе, Ло. – От Би? Он кивает. – О тебе все тут знают. Не каждый узнает при встрече, но… все хотя бы слышали о ее младшей сестре. Сказанное причиняет боль. Би настроила всех членов «Единства» против меня, чтобы они были настороже. Чтобы не дали мне приблизиться к ней. Сдержав едкий ответ, спрашиваю у Фостера, насколько хорошо они с Би знали друг друга. – Она привела меня сюда. – Он распахивает руки, будто пытаясь объять необъятное. – Проект изменил мою жизнь. Можно сказать, что до него ее и вовсе не было. – Каково это – быть членом «Единства»? – Трудно описать… Невозможно дать определение тому… – Замолчав, Фостер некоторое время размышляет. – Проект нашел меня. Думаю, так тебе скажет любой член «Единства». Из этих людей словно льется свет. Яркий и притягательный, вызывающий непреодолимое желание найти его источник. А потом ты находишь его. – И это Лев. – Да. – Фостер смотрит на меня. – Ты совсем не проводишь время с Эмми. – Я здесь не для этого. Жестоко, но лучше так, чем признать правду: не я открыла эту дверь. Не от меня зависит, как долго она будет оставаться открытой и кто и когда ее закроет. От меня зависит только одно: переступить порог или нет. И я цепляюсь за этот единственный контроль над ситуацией. – Эмми – замечательный ребенок. Надеюсь, ты узнаешь ее получше. Она робеет рядом с незнакомыми людьми. Я морщусь от укола в сердце: быть ближе к Эмми по крови, чем Фостер, и между тем быть чужой. – Как только робость проходит, она превращается в шаровую молнию. За ней не угнаться. Эмми очень похожа на Би. Трудяжку Би. Никогда не слышала, чтобы сестру называл так кто-то, помимо членов нашей семьи. – Эмми, наверное, очень страдала после ухода Би. Фостер печально улыбается, глядя в пол. – Она вернется. Звучит так уверенно, что я на несколько секунд впадаю в ступор. – Откуда ты это знаешь? Взгляд Фостера находит что-то – кого-то – позади меня. – Будем тут говорить? Я поворачиваюсь. В дверях сарая, прислонившись к косяку, стоит Лев. Как давно? На нем оливково-зеленая армейская куртка, черные джинсы и сапоги. – Мне без разницы. Лев переводит взгляд с меня на Фостера. – Фостер, иди в дом. Тот послушно пересекает сарай и выходит на улицу. Мы со Львом провожаем его взглядами. – Только что имел удовольствие видеть твою машину, – говорит Лев, – ты села за руль. – Далеко не впервые. – Похоже, я ошибался. Я лезу в сумку за диктофоном. Поднимаю его, показывая Льву. Не хочу терять ни секунды. Лев согласно кивает. – Будь моя воля, – начинает он, как только я включаю запись, – я жил бы на ферме. – Так почему не живешь? – Между проповедями сюда все время тянулись люди, ищущие моих советов и защиты, и я не мог им отказать. Это слишком опустошало меня. Кейси заметила и приняла меры для сохранения моей внутренней энергии. – Лев улыбается уголками губ. – Проектом «Единство» управляет вера и… Кейси. – Куда делись Гарретты? – Живут в городе. Сами предпочли. Лев проходит в глубь сарая. Его голос, когда он снова заговаривает, пронизан ностальгией. – Видела бы ты этот сарай в то время. Полагаю, проповедь в шатре показалась тебе немного спектаклем. – Если она не должна была выглядеть как спектакль, к чему было делать ее такой? – Я не говорил, что она была спектаклем, я сказал, что она показалась спектаклем тебе. Вера – это экспрессия, и люди определенного типа отзываются на экспрессию определенного типа. – Люди, посещающие твои проповеди… Кто-то из них верит в то, что ты видишь будущее, – замечаю я, и Лев склоняет голову набок. – Что ты предсказал результаты выборов. Это правда? – Я не заинтересован потакать такого рода спекуляциям, поскольку… – …поскольку это оторвет тебя от работы, – заканчиваю я за него. – Но этот вопрос годы идет рука об руку с Проектом, и, мне кажется, люди заслуживают получить на него ответ. Так ты видел будущее или нет? – Я лишь сказал то, что мне велел сказать Бог. Просто некоторые из его посланий легче понять, чем другие. – Лев задумывается. – Проповедь 2014 года была зеркалом, в которое мы заглянули. Сначала отражение было мутным, затем стало отчетливым. Вот как все было. – Ты считаешь себя пророком? – Пророк всего лишь посланник. – Это не ответ. – Другого у меня для тебя нет. – То есть ты и правда считаешь себя Божьим искупителем? – Да. – А может, у тебя просто здоровенное эго? Лев не сразу отвечает: – Мое эго растоптали давным-давно. – Ты кого-то воскресил? Он улыбается на мой обстрел вопросами, сразу разгадав замысел добиться от него промаха. Пальцы до боли сжимают диктофон. В сарае прохладно, но я не хочу идти в дом, поскольку это место как нельзя кстати подходит для нашего разговора. В воздухе летают пылинки, лицо Льва порозовело на холоде. Слышится легкое эхо наших голосов и тихая поступь Льва, меряющего шагами помещение. – С Богом все возможно, – отвечает он. – Это тоже не ответ. – Другого у меня для тебя нет. – Секундная пауза. – Я собирался стать священником. – Знаю.