– Суда-то не было! Просто он легализовался за границей и строит эйфорты узкоглазым. Ну не было ведь суда… – Мразный пропал без вести, это всем известно. После этого возвращаются только с фи на лбу. – Я с ним в одном детдоме рос. Все его называли Глебка-обморок, очень уж он был болявый, – наябедничал кто-то. – А сейчас подумать только – Мрачный! Умереть не встать. На Германа никто не обращал внимания в пылу спора. Никто ничего от него не ждал и не хотел. И главное – здесь не было непреходящего чужого присутствия, которое накладывало отпечаток на всё, что делал и чувствовал Герман. Если бы он мог, то остался бы в Эйфориуме навсегда. * * * – С днём рождения! – объявил Шура Елисеев и поднял бокал. Они сидели на последнем этаже бизнес-центра «Северный Плаза». Не в отданном на растерзание офисным полчищам панельном здании, в каком ютилась в изгнании ставка Елисеева – но в современном небоскрёбе, от одного взгляда на который казалось, будто светлое будущее уже настало. Короновал «Северный Плаза» ресторан с панорамным видом. Сотрудники предпочитали ресторану «Старбакс» у подножья центра (о, эти фастфуды, которые неизбежно въедаются во всякую высотку, как мхи и лишайники, поражающие большое красивое дерево!), поэтому близнецы с Шурой здесь обедали. Сергей наотрез отказывался встречаться в людных и популярных местах, на продавленных диванах прокуренных випок, на потных дискотеках, где торгуют палёным экстази наперекор гроздьям камер, свисающим с переплетённых под потолком проводов. Близнецы стукнулись с Елисеевым бокалами. По залу проплыл мечтательный звон. – Есть мнение, что наша прибыль всерьёз приблизилась к расходам, – сообщил Шура. – Так, глядишь, и в плюс выйдем. Сергей был настроен не так оптимистично. – Не выйдем. Не вложились в рекламу. Не хочу расстраивать, но продукцию приобретают из интереса к тебе лично: что там у тебя вышло? Вечно так продолжаться не будет. Продажи скоро упадут. – Серёга, ты тоже не расстраивайся, но… ты ведь дизайнер? Вот и диза… занимайся дизайном, короче. А то за что я Даше плачу. За время, прошедшее со дня знакомства, Герман проникся к Елисееву странной симпатией, как будто они гребли в одной лодке против течения, на ходу вычерпывая воду. И мысленно становился на Шурину сторону в их с Сергеем спорах. Вот и сейчас Герман подумал: «Куда ты лезешь? Что ты понимаешь?». – Я к этому и веду. Поговорим о тканях. Кстати, сколько ты на них тратишь? – спросил Сергей и подвинул к Шуре телефон. На экране было насекомое с крылышками из порыжевшего кружева. Его сопровождала пышная надпись: «Оптовая Склеп Червь портативные одежда тканьё Вискоза Волокна бесплатная доставка». – Это криптопряд, – ответил Серёжа на ошарашенный Шурин взгляд. – Питается сырьём и переваривает его в волокно. Я всё посчитал. Если мы купим хотя бы троих таких, это позволит сократит траты на закупку тканей почти в два раза. Шура удивился: – Зачем? – Как зачем? – удивился теперь Сергей. – Нам ведь нужны деньги на реконструкцию старой фабрики. И знаешь… ты ведь где-то взял, ну, первоначальный капитал? Нельзя ли… ещё раз оттуда взять? – Вот об этом я и хотел поговорить. Не придётся ничего ниоткуда брать. Нашими вылазками на развалины заинтересовались. – Кто? – Муниципальные власти. И… – Елисеев выдержал паузу. Её торжественность несколько нарушало то, что Шуру так и распирали чувства, отчего он выглядел так, будто сильно хотел в туалет. – Они решили дать нам денег! Что избавляет нас от унизительной необходимости сотрудничества с психопатом Рыльцевым. Не говоря уже о том, что теперь у тебя точно будет своя коллекция! Впервые за последнее время Герман почувствовал, как в груди распускается, словно цветок после долгой зимы, радость брата. – А криптопрядов всё равно купим, – решил Шура и, от души взмахнув рукой, нечаянно сбросил со стола бокал. – Мне нравится жёлтенький. Из соседней комнаты доносились стоны и пьяный смех Елисеева. Близнецы сидели на краю кожаного дивана. Напротив на маленьком столике стояла пепельница, початая бутылка дорогого алкоголя и фотография женщины. Женщина была очень молода, очень довольна собой – откровенно позировала, держа в кадре руку, на которой блестело кольцо с ослепительным камнем, и очень напоминала Шуру. На другом краю дивана, подогнув под себя ноги в высоких сапогах, сидела ярко накрашенная девица и таращилась на Германа. Увидев близнецов, она наотрез отказалась разуваться, как будто в любой момент готова была бежать. Сергей увлечённо делал зарисовки в скетчбуке. Герман курил и хмуро смотрел на девицу. – Тут такое дело… Надо бы доплатить. За двоих-то дороже выходит, – набравшись наглости, заявила она. – За что?! Мы тебя даже за руку не брали! – возмутился Герман. Не отрываясь от рисования, Сергей рассеянно сказал: – Там, на кресле, толстовка. Посмотри во внутреннем кармане… Возьми себе, сколько найдёшь. Девица попятилась к креслу, по-прежнему не спуская с Германа настороженного взгляда, и обыскала карманы близнецов. Пересчитав деньги, она обрадовалась и тут же с цыганской проворностью куда-то их задевала. – Ещё раз с днём рождения! – сказала девица потеплевшим голосом. – Может, я всё-таки для вас что-нибудь сделаю? – Давай. Встань около окна, там свет лучше, – попросил Сергей, перевернул страницу и принялся зарисовывать её сапоги. За этим его и застукал ввалившийся в комнату Елисеев – босой, в трусах и застёгнутой на все пуговицы рубашке. Он объявил, что в такой день о работе не может быть и речи и отобрал у Серёжи скетчбук, отпустил девушку, на прощание хлопнув её по попке, а потом развалился рядом с близнецами. В компании Елисеева Герман почувствовал себя гораздо уютнее, хоть от того и разило перегаром. – Я не понял, – в голос Шуры вкралось подозрение, – вы что, её так и не чпокнули? Сергей ответил в тон ему: – Нам нравятся тёмненькие. – Говори за себя, – отрезал Герман. – Мне никто не нравится! Покосившись на него, Елисеев спросил у Сергея сочувственно: – Чего это с ним? – Травматические воспоминания. – Герман, тебя тётенька в детстве покусала? Брат плеснул алкоголя в стакан, подвинул его Шуре и всё ему рассказал, умолчав только о видеозаписи, которую Герман поднял из Эйфориума. Герман онемел от такого поворота. А когда дар речи вернулся, то затыкать брату рот было уже поздно. Кроме того, полуодетый Елисеев, в мучительных раздумьях мечущийся по комнате, выглядел весьма комично, несмотря на серьёзность момента. Ради этого стоило проболтаться. – Так что, сам понимаешь, нам вообще не в кайф, когда кто-то находится в соседней комнате, – закончил Сергей. – Нельзя это так оставлять, – выдавил Шура. – Надо жаловаться! – И что ты предлагаешь? Он удавит нас раньше, чем успеем рты раскрыть. – Давай… Знаешь что… я позвоню отцу! Да! – Сядь, – устало сказал Герман. – Нужны мы твоему отцу триста лет. – Максимум, что он сделает – использует эту историю в интригах против Балаклавица, если потребуется. А я больше не хочу, чтобы нас использовали, – добавил Сергей. Елисеев сел и тут же вскочил. И сел. С тяжёлым вздохом потянулся к бутылке, но пить не стал. – Ты прав, он на это способен. Мой отец – не самый приятный человек, – признался Елисеев. – Я не брал у него ни копейки, если ты на это сегодня намекал. – Шура, послушай… – Нет, послушай теперь ты. Только не говори, что ты так не думал. Все так думают. Но после нашей ссоры он только отбирал. Он бы и фабрику отобрал, но тут уж хрен ему приснился – это матушкино наследство. Отец – вице-президент крупнейшего банка страны. В руководстве других банков сидят его бывшие однокурсники, так что в кредитах мне везде отказали. Я знаю, что все говорят. Типа, так мне и надо, а он поступил правильно. Но он ведь… просто добивался того, чтобы всё было, как он хочет. У нас вообще всегда было, как хочет он. У меня даже имени своего нет! Оно такое же, как у папаши. – Откуда тогда деньги? – спросил Сергей. – Я продал машину. И все свои эйфы из Эйфориума. – Давно это было? – вырвалось у Германа, хотя он заранее знал ответ. – Да в позапрошлом году, – поделился Шура. – В «чёрную пятницу». Для меня она действительно была чёрной, ха-ха, ведь папа узнал, что у меня проблемы с учёбой в Лондоне, и встал на дыбы. Но я не жалею, вовремя скинул. Сейчас эйфы можно загнать только в треть стоимости. Такое творится, всплеск запрещённой активности, и работают по-крупному… говорят, раздербанили уже половину премиум-аккаунтов, прикиньте?! – Не представляю, о чём ты говоришь, – непринуждённо ответил Сергей, и Шура вернулся к теме. – И всё-таки, парни, надо что-то делать. Не оставаться же там после всего, что случилось. – Мы съедем из «Сна Ктулху», – ответил Сергей. – Может, прямо сегодня и съедем. Мы теперь совершеннолетние, нам никто не вправе указывать. И я забуду всё это, как страшный сон. Во всяком случае, очень на это надеюсь. Но Герман уже знал, что никуда они не съедут. Потому что всё, что говорил Елисеев о запрещённой активности, относилось к ним с Лерой. Слухи стали распространятся за пределами виртуального сообщества, а значит, близнецам не стоило привлекать к себе лишнего внимания.