— Говори за себя, - я вклинился в дамский разговор, — я не горю желанием повтора, да и тогда, видит Ктулху, мне не понравилось. Не знаю, к чему бы привёл данный разговор, но точно ни к чему хорошему, благо, что нас прервал голос пегаски из интеркома "Подстрекателя": — Мы в заданном квадрате. Готовьтесь к высадке. Готовность – пять минут. — Грей, Лира, - Отем заставил нас обратить на него внимание, — мы это уже обсуждали, но повторюсь – мы все на вас рассчитываем. От ваших действий зависит наше сопротивление, так что молю вас - вначале думайте, потом стреляйте. В особенности ты, Грей, не стреляй и не взрывай, даже если тебе там встретится сама Литлпип. Помните – сейчас ваша задача не нанести НКР сколь бы то большой ущерб. Ваша задача – устроить и возглавить революцию. Провальная теория Летом (год не определен), в шесть часов утра, с северо-запада, со стороны поселения Надежда, в Мейнхеттен пешком направлялись двое бойцов Сил Народного Сопротивления. Звали их Грей Стоун и Лира Хартстрингс. Их целью было, ни много, ни мало, устроить и возглавить революцию. Их план – вброс информации, а потом импровизация. Сам по себе «план», может, и не звучал бы так глупо, вот только с учётом того, что они, ставя своей целью Филлидельфию, направлялись в Мейнхеттен, наглядней всего показывал всю авантюрность и нелепость ситуации, хотя… То, что мы, желая попасть в Филлидельфию, высадились вблизи Мейнхеттена, на самом деле было вполне логически объяснимо. Просто опасались, что кишащие вокруг Филлидельфии патрули наёмников компании Коготь могут узнать захваченный у них воздушный корабль Реджи, ныне переименованный нами в "Подстрекатель". Подобная опасность существовала и по отношению к Мэйнхеттену, патрулирующемуся Рейнджерами Эпплджек (и это не говоря о том, что мы точно знали, что там нас ждёт засада), но на совещаниях всё же решили, что Мейнхеттен более безопасен. Конечно, «безопасность» была весьма условной, но решили действовать аналогично принципу про «путь к сердцу через желудок»; в нашем случае – путь в Филлидельфию через Мейнхеттен. Полковника, который ранее настаивал на нанесении удара именно в Мейнхеттене, такой вариант полностью устроил (он считал, что даже если нас обнаружат, то мы всё равно успеем шороху навести), меня же смущало, что выбранный путь чисто географически получался очень длинным, но я всё же согласился с представленными аргументами. Итогом стало то, что теперь я в компании гулефицированной музыкальной пони-единорога двигался в направлении города разрушенных небоскрёбов. Наш путь проходил через поле сухой травы, а ведь я помнил, что ранее, после «очистительной бури», когда я в компании Трикси ночью шел по этому же маршруту, только в другую сторону, трава была более свежей. Неужели «смертельный дождь» пролился и над этим местом? Если да, то это довольно грустно. Хотя нет, в смысле, что это не из-за «Смертельного Дождя» – мы же выжгли Сады, значит, теперь в Эквестрию проникают заражённые воздушные массы из страны зебр, что тоже грустно. Из-за меня обитателей этого мира ждёт в лучшем случае недоедание, в худшем – голодная смерть. Мне вспомнился момент, когда я, только попав в этот мир, вёл угнанный лесовоз через поля пшеницы и кукурузы. Теперь часть сельхозугодий щедро полита заряженной водичкой, а значит, теперь эти поля должны быть такими же сухими, как лужок, через который мы идём к городу. Грустно. Местные, хотя и травоядные, но долго не продержатся на сухой траве, даже если та не фонит, а ведь я, пусть и не главный виновный, но точно на втором месте по степени вины за грядущую катастрофу. Парадокс, но, будучи любителем проявлять жалость к себе, я мысленно искренне сочувствовал местным. Неужели у меня появилась совесть? Нет, я без неё родился. Только грусть. Лира, почувствовав грусть в моих «струнах души», решила в своей манере разбавить обстановку. Она начала петь, причём, на русском языке. Мы на работу идём подрывную! Мы диверсанты – дети буржуев! Всегда готовы без лишних слов! Клич диверсантов: К провалу готов! Клич диверсантов: К провалу готов! Далее Лира засмеялась. Честно говоря, это действительно звучало забавно. Даже не рифма, не смысл, и не то, что голос у Лиры, как и у всех гулей, был как у бензопилы. Акцент. Лира пела «песню диверсантов» на русском с сильным акцентом. Такие диверсанты точно должны быть готовы к провалу, и это убивало во мне всё желание смеяться. — Ну и почему ты не поддерживаешь мой заразительный смех? – спросила меня всё ещё смеющаяся Лира. — У меня к нему иммунитет, - я ответил, подражая манере единорожки, но далее продолжил более серьезно. — Поёшь по-русски, да ещё о диверсии. Не хватает только бело-красного зонтика, чтобы «Железные Вёдра», - так я про себя называл «Рейнджеров Эпплджек», - точно поняли, кто мы такие. Хоть мы ещё и не в черте города, но всё же не нужно так палиться. — Да не боись, - спокойно ответила зелёная, — чтобы понять, что вокруг никого нет, мне ЛУМ не нужен. Я чувствую «струны души» и использую свой талант не только в музыкальных целях. Рядом никого нет, а погодные башни уничтожены – мы в безопасности. — Понятно. Как я узнаю, что безопасности больше нет? — Нууу, - Лира задумалась, — по стрельбе в нашу сторону, либо по моей команде - Шумахер, то есть - шухер, то есть - нычкуйся. Ну, ты понял. — Удивлен, что с таким подходом ты считалась тайным агентом. — Ничего удивительного, просто в нашем мире действуют другие «законы». Способ маскировки «хочешь спрятаться – лезь на глаза» тут действительно работает. — Да, - я согласился с Лирой, — ваш мир действительно живёт по другим законам, и мне они не нравится. Всё жду, когда, следуя этим странным законам и помогая «антигероям пустоши», найду путь на Землю, в Россию. В сказочною страну степей и лесов, самоваров и шпионов, медведей, борща и ракет. Страну, в которой может произойти всё, что угодно, и, как правило, происходит. — Я тоже этого жду, а также надеюсь, что ты возьмешь меня с собой. — Ты вправду хочешь покинуть этот мир, лишь для того, чтобы оказаться среди прямоходящих? — Понимай как хочешь. Меня с детства очаровывал облик людей, и с возрастом желание только усилилось. Вы такие странные, нелепые, жестокие и при этом очаровательные; так на нас непохожи – две руки, две ноги, посередине гвоздик. — Эээээ… Последнее звучало… —Да – именно так. Я уже в том возрасте, когда не нужно стесняться. Пусть моё сердце навеки принадлежит Бон Бон, но она давно мертва. — Да не в том смысле… В другом мире совсем другие нравы. Я, попав в ваш, до сих пор не смог "культурно влиться", не думаю, что даже ты со своими видениями из разных эпох, сможешь привыкнуть к Земным нравам. — Это меня не пугает, да и ты не из тех, кто должен осуждать тягу к путешествиям. — В смысле? — Ты, как бы, сам погиб по пути в другую страну, так что должен меня понять. Ты хотел побывать в Швейцарии, а меня тянет в Париж. — Париж??? – я был искренне удивлён. — Этот грязный город лягушатников? — Честное беспартийное - именно он, - с улыбкой ответила палкоголовая, а далее случилось то, что меня, привыкшего к музицизму Лиры, совсем не удивило: Ше Пари! Шэ Пари!