– Значит, вам там нравится? Я колеблюсь. – Да, – в конце концов отвечаю я, и это правда. Мне действительно там нравится. Несмотря на мышей, призраки и прочее. – Некоторые люди совершенно иначе относятся к этому дому. – Что вы имеете в виду? – У любого старого дома есть прошлое. И если оно темное, кто-то порой чувствует это. Взгляд экскурсовода смущает меня, я отворачиваюсь от нее и снова принимаюсь разглядывать картину. – Должна признаться, когда я впервые увидела этот дом, я не была уверена, что хочу в нем остаться. – Вы что-то почувствовали? – Мне показалось… показалось, что дом меня не принимает. – Но вы все равно въехали. – Потому что это ощущение изменилось, как только я ступила за порог. Внезапно я перестала чувствовать себя незваной гостьей. Мне показалось, что дом принял меня. Я понимаю, что слишком разговорилась, и из-за взгляда этой женщины чувствую себя неуютно. К моей радости, по коридору затопали ножки непослушного ребенка, и экскурсовод обернулась – трехлетний мальчишка ворвался в комнату. Он, разумеется, понесся к каминным принадлежностям и тут же схватил кочергу. – Трэвис! – окликнула его мать из соседнего зала. – Трэвис, где ты? Экскурсовод забрала кочергу у мальчика и положила ее подальше на каминную полку. – Молодой человек, – сквозь зубы процедила она, – не сомневаюсь, что ваша мама найдет куда более подходящее место для игры. – Она взяла малыша за руку и то ли повела, то ли потащила его прочь. – Пойдем поищем мамочку, хорошо? Воспользовавшись удобным случаем, я тихонько выскользнула из зала и прошла по той же лестнице к выходу. Мне не хотелось говорить ни с экскурсоводом, ни с кем бы то ни было о странностях, происшедших со мной в Вахте Броуди. Пока не хотелось. Мне нужно было удостовериться в том, что́ я на самом деле видела. Или не видела. Я шагаю к своей машине по улице, заполоненной толпами туристов. Кругом царит оживление, и люди, среди которых я нахожусь, не пролетают сквозь стены и не исчезают вихрем теней во мраке. Существует ли параллельный мир, который не виден мне, – мир, населенный теми, кто жил здесь прежде? Может, они сейчас идут той же дорогой, что и я? Щурясь на ярком солнце, я представляю Такер-Коув таким, каким он был когда-то: стучат копыта по камням мостовой, дамы проплывают мимо в своих длинных шуршащих юбках… Но вот я моргаю, и мир прошлого пропадает. Я вернулась в свое время. А Джеремия Броуди погиб сто пятьдесят лет назад. И вдруг на меня нахлынуло горе, такое сильное чувство утраты, что я пошатнулась. Замираю посреди толчеи на тротуаре, и людской поток обходит меня с двух сторон. Почему я плачу? Отчего мысль о гибели капитана Броуди переполняет меня невыносимой тоской? Падаю на скамью и наклоняюсь вперед, сотрясаясь от рыданий. Я понимаю, что на самом деле оплакиваю не Джеремию Броуди. Я оплакиваю себя и ошибку, которую совершила и из-за которой столько потеряла. Как нельзя вернуть к жизни капитана Броуди, так нельзя оживить и Ника. Их больше нет, они стали призраками, и мое единственное избавление от боли – благословенная бутылка, что ждет в кухонном шкафу. Как же легко один бокал становится двумя, затем тремя и в конце концов четырьмя! А ведь с этого все и началось. Слишком много шампанского было выпито в снежный канун Нового года. В моих ушах до сих пор раздается звон бокалов, а на языке тают шипучие пузырьки. Если бы можно было вернуться в тот вечер и предупредить новогоднюю Эйву: «Остановись. Остановись сейчас, пока не поздно». Чья-то рука дотрагивается до моего плеча. Я резко выпрямляюсь на скамье и, обернувшись, вижу знакомое лицо: нахмурившись, человек смотрит на меня. Это доктор, которого я встретила в магазине хозтоваров. Я не помню, как его зовут. И разумеется, совершенно не хочу говорить с ним, но он садится рядом и тихо спрашивает: – Вам плохо, Эйва? Я утираю слезы. – Все в порядке. У меня просто немного закружилась голова. Наверное, от жары. – И это все? – Я прекрасно себя чувствую, спасибо. – Я вовсе не хочу совать нос не в свое дело. Просто вышел за кофе, и мне показалось, что вам нужна помощь. – Вы что, местный психотерапевт? Моя резкость ничуть не смущает его; он мягко спрашивает: – А вы думаете, вам необходим такой специалист? Я даже самой себе боюсь признаться, что ответ может быть утвердительным. Вдруг происшествие в Вахте Броуди – первый признак того, что здравый смысл покидает меня, что я слетаю с катушек? – Можно узнать, вы что-нибудь ели сегодня? – произносит врач. – Нет. Э-э-э… да. – Вы не уверены? – Я выпила чашку кофе. – Ну, вероятно, все дело в этом. Я рекомендую поесть. – Я не голодна. – А может, хотя бы печенье? Кофейня очень близко, за углом. Я не стану кормить вас насильно, не волнуйтесь. Я просто не хочу, чтобы пришлось накладывать вам швы, если вы упадете в обморок и расшибете голову. Он протягивает руку; мне неловко отвергать проявление доброты, которое застало меня врасплох. Я беру его за руку. Он ведет меня за угол и вниз по узкой улочке к кофейне «Без затей», которой, как ни печально, очень хорошо подходит это название. В свете флюоресцентных ламп я вижу линолеум на полу и стеклянную витрину с неаппетитной выпечкой. По своей воле я бы в такое заведение не зашла, однако, как оказалось, кофейня довольно популярна среди здешних жителей. Я замечаю мясника из продуктового магазина, уплетающего датский язычок с сыром, и почтальона, который ждет своей очереди, чтобы оплатить кофе навынос. – Садитесь, – говорит доктор. Я по-прежнему не могу вспомнить его имя, но признаться мне неудобно. Сажусь за ближайший столик, надеясь, что кто-нибудь окликнет моего спутника. Увы, девушка приветствует его из-за прилавка радостным возгласом: – Здравствуйте, док! Что будете? Дверь распахивается, и входит еще один знакомый персонаж. Донна Бранка скинула свой пиджак, ее светлые волосы, обычно уложенные идеально, от влажности слегка взлохмачены. От этого управляющая выглядит моложе, и я почти вижу в ней ту красивую и загорелую девочку, какой она была, прежде чем взрослая жизнь заставила ее надеть деловой костюм. Заметив доктора, Донна вся расцветает: – Бен, я как раз надеялась с вами встретиться! Сын Джен Освальд собирается поступать в медицинскую школу, и только вы способны дать ему по-настоящему дельный совет. Бен. Ну конечно, я вспомнила: его зовут Бен Гордон. – Я с радостью позвоню ему, – обещает врач. – Спасибо, что сказали. Он направляется к моему столу, и Донна пристально смотрит ему вслед. А потом замечает меня и широко раскрывает глаза, будто происходит нечто невероятное. Я что, не имею права сидеть за одним столиком с доктором Гордоном? – Вот. Это поднимет уровень сахара у вас в крови, – поясняет он и кладет передо мной печенье. Оно размером с блюдце и щедро утыкано кусочками шоколада. У меня нет ни малейшего желания есть это печенье, но из вежливости я пробую кусочек. Катастрофически сладкий, скучный, однообразный вкус – почти как сахарная вата. Даже ребенком я знала, что в каждом хорошем рецепте сахар должен уравновешиваться кислинкой, горчинкой или солью. Я вспоминаю первую партию овсяного печенья с изюмом, которое испекла сама. Как охотно мы с Люси принялись лакомиться им, едва вытащив противень из духовки! Всегда щедрая на похвалу, Люси провозгласила это печенье самым вкусным на свете, но я не поверила. Как в самой жизни, в кулинарии важен баланс, и я сразу поняла, что в следующий раз нужно обязательно добавить в тесто больше соли. Вот бы все ошибки можно было так легко исправить! – Ну и как? – спрашивает врач. – Хорошо. Просто я не голодна. – Недотягивает до ваших высоких стандартов? Говорят, вы печете обалденные черничные маффины. – Он смеется, увидев, как мои брови ползут вверх. – Я слышал это от женщины на почте, а она – от Билли. – В этом городке ничего не утаишь. – А как дела с мышами? Эммет из хозтоваров предсказал, что через неделю вы придете покупать новые мышеловки. Я вздыхаю: – Да, собиралась купить их сегодня. А потом отвлеклась на историческое общество и… – Я умолкаю, заметив, что за нами наблюдает Донна, которая заняла место через несколько столиков от нашего. Мы встречаемся взглядами, и выражение ее глаз пугает меня. Она смотрит так, словно я вторглась на чужую территорию и поймана с поличным. Внезапно со стуком открывается дверь, и в кофейню врывается человек в рыбацком комбинезоне; все поворачиваются к нему. – Док! – зовет он Бена. – Вы нужны на пристани. – Немедленно? – Немедленно. Пит Крауз только что пришвартовался к пирсу. Вам стоит взглянуть на то, что он вытащил из бухты. – И что же это? – Чей-то труп.