– Ты ошибаешься, – сказала она. – Трансвестит – это… – Да плевать я хотел, кто это! – окончательно рассвирепел Лешка. – Терпеть не могу всех этих мужиков с накрашенными ногтями, стильными причесочками и подведенными глазами. Так бы и врезал бы! Санька только пожала плечами. Ей не казалось, что геи и трансвеститы заслуживают такого негативного отношения. Что плохого в том, что безобидные в общем-то люди живут так, как подсказывает их натура? Ну не хотят они заниматься сексом с женщинами, обидно, конечно, но терпимо. Если им больше нравится друг с другом, то, в конце концов, это их личное дело. Они никого не принуждают, никого не обижают, не грабят, не убивают. Живут себе, кайфуют сами и не мешают при этом кайфовать другим. В чем их вина? – Знаешь, если уж кому и выступать против геев, то это нам – женщинам. А вам, мужикам, помолчать лучше. – Почему это? – оторопел Лешка. – Ну как же! Геи отнимают у нас солидный процент парней, с которыми мы могли бы замутить. Нам плохо, вам хорошо. – Почему нам-то хорошо? – Раз геи заняты исключительно друг другом, то для вас, для одиноких холостых мужчин, остается куда больше свободных девушек. Выбор расширяется. И охота, соответственно, становится более захватывающей. Но Лешка почему-то не прислушался к аргументам Сани. Даже пробормотал что-то о том, что лично для него охота закончена. Навсегда. Свою девушку он нашел. И теперь уже ничто и никто не может помешать ему начистить рыло какому-нибудь начесанному и намазанному до синевы пареньку. За такими разговорами они подъехали к дому гражданина Шебутнова. – Сегодня он на работу не пошел. Ждет нас дома. Очень хорошо, когда можно вот так спокойно взять и не пойти на работу. Что за работа такая? Где бы ее раздобыть? Санька тоже не отказалась бы. А что, если попроситься? Вдруг возьмут? Будет тогда приходить, когда хочет. А захочет, так и вообще не придет. Санька только представила себе, что случилось бы у нее в школе, если бы она как-нибудь утром не явилась вовремя к первому уроку. Ей уже от одной только мысли стало здорово не по себе. Директриса вопила бы так, что заглушила бы звонок на урок. А завуч потом дулась бы на Саньку не меньше месяца. Вдруг она вздрогнула, услышав у себя над ухом голос: – Так ты выходишь или передумала? Оказывается, он давно уже вылез из машины, обогнул ее, открыл перед Саней дверцу и теперь ждал, когда она выйдет, галантно протянув руку. – Какой ты вежливый, – умилилась Санька. – При чем тут вежливость? Ты посмотри, в какой луже мы стоим. Тебе самой ни за что не вылезти. С твоими-то каблуками! Мест на стоянке возле дома гражданина Шебутнова совсем не было. Одно-единственное, куда втиснул Лешка джип своего брата, больше напоминало озеро. И сам Лешка сейчас стоял почти по щиколотку в воде, терпеливо ожидая, когда Санька соизволит выйти из машины. – Нам на второй этаж, – сказал Лешка, сверившись с табличкой на дверях подъезда. – Квартира пять. Впрочем, ни на втором, ни на первом, ни даже на третьем или четвертом этажах квартиры с нужным номером парочка не обнаружила. – Как же так? – удивился Леша. – Номер внизу на табличке есть, значит, квартира должна быть. А ее нету! – Сразу видно, что ты не питерский, – усмехнулась Санька. – Был бы ты наш, таких бы вопросов не задавал. – О чем это ты? – Я-то? Я об особенности питерских старых домов. Когда-то тут были большие частные апартаменты, часто занимающие весь этаж. После революции жильцов «уплотнили». Квартиры разделили сначала на две отдельные части, а потом властям и этого показалось мало. Из отдельных квартир вовсе понаделали коммуналок. В разные клетушки и подсобные помещения – дворницкие, складские, прежде никогда не использовавшиеся в качестве жилых комнат, – тоже поселили людей. Но все это происходило постепенно, в течение не одного года, а целых десятилетий. Вот и получилось, что на одном этаже могут находиться квартиры номер двадцать семь и номер один. – Ну а пятая-то? – Она тоже где-то здесь, – произнесла Санька, внимательно оглядываясь по сторонам. – Только ее нужно хорошенько поискать. – Что ж, давай. Поиски увенчались успехом. Глазастая Санька первой разглядела маленькую грязную и обшарпанную дверку, пройти через которую можно было, лишь согнувшись в три погибели. Никаких опознавательных знаков на ней не было. Тем не менее за ней находилась еще одна маленькая площадка, и на ней – железная дверь, на которой была намалевана красной краской огромная и жирная цифра – пятерка. – Вот и нужная квартира! – обрадовалась Санька. – Видишь! – Нипочем не нашел бы ее без тебя. Ты моя палочка-выручалочка! Лешка попытался обнять Саньку. – Да ладно тебе! – смутилась та. – Звони уже! Но звонить не пришлось. Дверь открылась сама. На пороге стоял невысокий старичок в теплом домашнем халате и пенсне на носу. Вид у этого господина был удивительно старомодный. Да и холл, вырисовывающийся за его спиной, напоминал не обычную квартиру, а скорее пещеру Али-Бабы. – Заходите! – несколько нервозно произнес старичок. – Следом за вами в парадную вошли двое подозрительных молодых людей. Не хочу, чтобы они появились здесь! Это было бы некстати. Совсем! Санька с Лешкой не заставили себя долго упрашивать и шмыгнули внутрь. Дверь с грохотом затворилась. Хозяин с явственным вздохом облегчения перевел дух. – Ну, будем знакомы! – заметно повеселев, повернулся он к ним. – Шебутнов Николай Иванович. – Очень приятно. – Взаимно, – учтиво произнес старичок. – Обычно я не даю аудиенций незнакомым людям у себя дома, но для вас сделал исключение. За вас поручился такой человек, которому я не могу не доверять. Поэтому вы тут… М-да… Старичок протер пенсне и снова вопросительно уставился на друзей. Меньше всего на свете он был похож на уголовника со стажем. Пенсне, старосветские манеры, учтивая речь… Нет, кто угодно, но только не преступник. – Ну что же мы тут стоим? – произнес Шебутнов. – Милости прошу в мое жилище. Проходите. О том, чтобы снять обувь, он ничего не сказал. Лешка сам догадался, что шлепать промокшими ботинками по паркетным полам не стоит. И Саня последовала его примету, скинув изящные ботильончики. Паркет был выложен красивыми узорами из разных драгоценных пород древесины и хотя нуждался в циклевке и замене некоторых половиц, но даже в таком затрапезном состоянии все равно производил сильное впечатление. Да и вся квартира, хотя и запущенная и заросшая паутиной, оказалась буквально забита старинными вещами, картинами, статуями и книгами. Плутоватые хитренькие глазки антиквара бегали из стороны в сторону. Плут. Мошенник и плут. С хорошими манерами и образованием. Связываться с таким типом Санька поостереглась бы. – Ну что, мои дорогие? Что вам рассказать? – Мы хотели расспросить вас про Валерия Карликова. – Да, знаю такого. И что же вы хотели узнать? – Все! – Это очень общий вопрос. Боюсь, всего Валера и сам бы вам про себя не рассказал. Он очень странный молодой человек. Очень. В голове у него полнейшая каша. И в то же время удивительный дар лицедейства и перевоплощения. Валера способен сыграть любую роль. При этом ведет себя так искренне, так вживается в образ, что невольно веришь ему. Веришь, а потом понимаешь, что не стоило бы. – Он может обмануть? Похоже, антиквара позабавил наивный вопрос Саньки. Но он сдержался, смеяться не стал, а вместо этого учтиво ответил: – Очень даже просто! На Валерия нельзя полагаться. Он изменчив, словно вода. И к тому же в голове сплошная каша. Уже второй раз антиквар упомянул о каше в голове у Валерия. И Санька просто не могла не поинтересоваться, что же это значит. – А то и значит, что Валера сам не знает, чего хочет в жизни. Иногда мне даже казалось, что он даже толком не знает, кто он вообще такой. Вероятно, хороший врач помог бы молодому человеку обрести равновесие. Но там, где мы с Валерой познакомились, врач, увы, мог лишь вправить вывихнутую конечность или зашить рваную рану. Ни на что большее его знаний, увы, не хватало. И вздумай он копаться в голове у Валеры, боюсь, принес бы больше вреда, чем пользы. – Скажите, а Валера может быть опасен? – Если прижать его к стенке, то безусловно. Впрочем, как и любой из нас. А так… Нет, открытой агрессии я в нем не замечал. Обычно он настроен весьма миролюбиво по отношению ко всему миру. Я бы даже сказал, слишком приветливо. Меня его бабские ужимки порой раздражали, но чаще забавляли. – А что он любил? – Красивые вещи. Вообще все красивое доводило Валеру до нервной трясучки. Он мог запросто украсть приглянувшуюся ему вещичку, если считал, что это сойдет ему с рук. По этой причине, зная о такой его особенности, я никогда не приглашал Валеру к себе. При этих словах антиквара Санька обвела глазами стены квартиры. Да уж, тут бы Валере было чем поживиться. – А давно вы видели Валеру в последний раз? – Около двух лет назад. После последней отсидки Карлика прошло пять лет. Получалось, что общение подельников не было таким уж плотным. Или Шебутнов элементарно врет? – Видите ли, я человек в возрасте. В свое время я натворил немало дел, в чем впоследствии раскаялся. Тюрьма – это не санаторий. Здоровье мое, увы, далеко не в лучшей форме. А пожить хочется подольше. И я, как разумный человек, принял решение жить по возможности честно. Так, чтобы снова не оказаться за решеткой. Это «по возможности» очень позабавило Саньку. Но вслух она лишь спросила: – И как вы нашли Валеру? Чем он занимался на воле? – Валера еще молод. Мой пример его не вдохновил. У него было несколько проектов, каждый из которых мог в равной степени сделать его богачом, а мог снова упечь за решетку. Так как результат был пятьдесят на пятьдесят, то я не стал его даже слушать. Такой высокий процент риска нынче не для меня. Санька почувствовала разочарование. – Значит, вы ничего не знаете про Валеру? – Нет. – А про его планы?