— Тихо, слышь, пострелята! — цыкнул на них дядя Коля. — Как сбежали?.. Оказалось, что Стяжкин запряг в старый стоявший за сараем экипаж резервную лошадь, посадил в него Галину Ксенофонтовну и был таков. Дежурные, услышавшие стук колес, выскочили из депо, но брандмейстер уже скрылся за воротами. Мишке очень хотелось побывать у Люси и рассказать ей о сегодняшнем пожаре. Ведь он первый раз в жизни спас человека, а Геннадий Сидорович говорил, что это на всю жизнь запоминается. — Ты, друг Миша,— подошел к парню дядя Коля,— герой! Доказал всем, что не боишься ни огня, ни дыма... Хватит тебе кучером быть! Потолкую-ка я с Виктором Сергеевичем: пора, слышь, в топорники переходить. — Спасибо, дядя Коля! — расцвел довольный парень.— Значит и каска у меня будет? — Какой же это топорник без каски! — похлопал его по плечу старый пожарный. — Обязательно каску получишь... А по городу носились казаки атамана Дулепы. Пьяными песнями пугали они притихшие вечерние улицы. Кое-где вспыхивали ружейные выстрелы и слышались отчаянные крики. Казаки врывались в подозрительные для них дома и чинили там «суд и расправу». По Главному проспекту взад и вперед тарахтели два тяжелых броневика «Святая Русь» и «Архангел Гавриил». Фалеев приказал наглухо захлопнуть все ворота второй пожарной части. — Никому не открывать и никого не пускать! — распорядился он. — Всякое может быть... — Правильно, Виктор Сергеевич! — поддержал его Геннадий Сидорович. — К любому надо быть готовыми... И только он это произнес, как на северной окраине города взметнулись ввысь сине-красные языки огня и донеслись глухие раскатистые взрывы. Одновременно раздался первый удар набатного колокола. — Горит главный вокзал! — объявил далекий голос каланчового. — Зажигаю на мачте фонарь! Сбор всех частей! — Вот тебе, бабушка, и фокус-покус, — сокрушенно махнул рукой Фалеев. — А мы только забаррикадировались... ...По пристанционным улицам, поднимаясь к небу, стелился густой черный дым. Пучки искр, разносимые ветром, рассыпались в воздухе, словно рой золотых светящихся пчел. На железнодорожных путях пылали облитые нефтью составы. Это дулеповцы сжигали все, что не могли взять с собой. Горели цистерны с керосином, мешки с мукой, ящики с мылом, взрывались плавучие морские мины, брошенные еще с утра минерами. Рядом с рухнувшим перекидным мостом тусклыми факелами чадили и коробились кусты акации... Сразу же за обозом второй части к вокзалу на вороных конях примчался обоз первой. А минут через шесть багровые блики пожарища вырвали из темноты скачущих гнедых коней дружины заводского поселка. Огонь к этому времени охватил пакгаузы и соседние постройки. Из ближних домов в панике выскакивали жители. Во второй части, как известно, была паровая машина. После ареста Васильева она бездействовала, но сегодня перед выездом кузнец Шевич обратился к Фалееву: — Виктор Сергеевич! Велите запрячь тройку — и в машину!.. Кочегарить буду я... Без машины на вокзале не справиться... — Хорошо! — не раздумывая, согласился Фалеев. — Бери резервных лошадей!.. И сейчас паровая машина ворвалась прямо на перрон, по которому катились огненные нефтяные потоки. Дулеповцы, видя, что ствольщики бегут к водонапорной станционной башне, ринулись к ним с обнаженными клинками и начали с бранью рубить брезентовые рукава. Кто-то выстрелил в трубу паровой машины. Однако пожарные, не обращая внимания ни на дулеповцев, ни на бушующее пламя и едкую гарь, продолжали свой штурм. Струи воды из запасной рукавной линии сбивали огонь с крыши вокзала, и по раздвижным лестницам, блестя касками, туда уже карабкались топорники. Впереди всех смело лез Геннадий Сидорович. Мишка, залюбовавшись своим наставником, позабыл все на вехе и даже не обратил внимания на Прохора, появившегося верхом на взмыленном коне. — Отбой! Отбой! — кричал Прохор, — Расходись!.. Тушить кончай!.. Лошадей оставить здесь!.. Услышав слово «отбой!», когда пожар был в полном разгаре, Мишка повернулся на облучке... и замер с открытым ртом: сзади и с боков его бочки стояли четыре казака. — Чё смеяться-то! — пробормотал опешивший парень, хлопая ресницами. — Чё надо? — Выпрягай! — приказал ему казак со шрамом на подбороде, — Да поживей! — Как «выпрягай?» — не понял Мишка. — Очень просто... — Мне же за водой ехать... — Ты пререкаться! — рассердился казак и схватил Мишку а ногу. — Слазь!.. В распахнутом френче с плетью в руке к ним подлетел перемазанный сажей Прохор. Поправляя сползающую черную повяззку, он заорал: — Почему церемонитесь?!. Рядом раздались крики. Это несколько казаков сбросили на мостовую сопротивляющегося Давыда Часова и спешно начали выпрягать лошадей из коннолинеечного хода. — На помощь! На помощь! — звал в темноте кучер ближней к Мишке пароконной бочки, отмахиваясь от другой группы казаков. — Коней воруют!.. К нему присоединились такие же отчаянные голоса, но из пожарных мало кто слышал их. Почти все топорники и ствольщики боролись не на жизнь, а на смерть с огнем на путях, на перроне, отстаивали вокзал, склады, спасали грузы... — Это, выходит, ты, Мишель? — качнулся в седле удивленный Прохор Побирский. — Забавно, понимаешь, при каких обстоятельствах пришлось опять свидеться... Так вот, хочешь быть живым — сматывай удочки... — Чё смеяться-то, Прохор Александрович! — чуть не заплакал Мишка. — Пожар же!.. Да и нельзя нашему брату без лошадей... — А нашему брату можно? — усмехнулся Прохор и поднял плеть.— Убирайся!.. В конце площади, видимо для устрашения, заговорил казачий пулемет. И Мишка с лихой отчаянностью так же, как и днем, когда спасал из огня ребенка, вдруг напружинился и с силой дернул вожжи. Мантилио, мгновенно сорвавшись с места, галопом понесся по площади. — Стой! — кинулись наперерез темные конные фигуры. — Стой!.. Стрелять будем!.. Но Мишка, пригнувшись и наклоняясь то вправо, то влево, гнал и гнал Мантилио, сам не зная куда. Скоро колеса бочки запрыгали по ухабам, и только парень, отдышавшись, собрался было оглядеться, чтобы сориентироваться, как позади послышался конский топот и голос Прохора: — Эта сволочь далеко не уйдет... Колокольчик-то вон брякает... ...Мантилио, звеня колокольчиком, вновь поскакал по темной улице мимо наглухо закрытых домов. Жеребец, очевидно, вспомнил молодость и летел так, будто принимал участие в скачках. «Сидеть бы мне сейчас верхом! — промелькнуло у Мишки.— Свернул бы в любой проулок... А бочка застрянет... Точно застрянет... И что с колокольчиком делать?.. Как снять?..» Погоня между тем приближалась. — Остановись! — кричал ротмистр. — Хуже будет!.. И как предупреждение, над Мишкиной головой просвистели пули. «Спрыгнуть, что ли? — лихорадочно подумал парень. И через какой-нибудь забор... Но ведь тогда Мантилио заберет Прохор...» — Кому говорю?.. Стой! — продолжал кричать Прохор. — Все равно не уйдешь!.. Мишка чувствовал, как Мантилио тяжело дышит, как у него вздымаются бока. Вдруг жеребец сделал резкий рывок, погоня начала отставать, но впереди неожиданно показались силуэты всадников. Быстро приближаясь, они увеличивались в размерах. — Все! — зажмуривая глаза, сказал сам себе парень: Каюк! — и отпустил вожжи. Мантилио, врезавшись в группу раздавшихся в обе стороны незнакомых кавалеристов, замер. Колокольчик на его дуге, тихо звякнув два раза, смолк. — Да, никак, это пожарная бочка? — слышал Мишка знакомый-презнакомый голос. Открыв глаза, он увидел перед собой верхом на коне... Васильева. И хотя было темно, Мишка успел приметить на фуражке у бывшего кочегара паровой машины красную ленточку. — Дяденька Федорыч!.. Ты?! — прошептал Мишка... и всхлипнул. — Миша?!. В это время к ним подскакали Прохор и три казака. — Какого подразделения? Кто старший? — придерживая лошадь, спросил Прохор Побирский. — Почему не покинули, согласно приказу, город? — Какого подразделения? — переспросил Васильев, всматриваясь в Прохора и поднимаясь в седле. — А-а? — побелел Прохор. — Бойцы Красной Армии, — беря под козырек, доложил Васильев. — Назад! — крикнул Прохор своим сопровождающим, но было уже поздно. XXVIII. НАКАЗ ТОВАРИЩА ЛЕНИНА ВЫПОЛНИМ