Пошла проверила мелких, убедилась, что все на месте, коллективно домывают Гуся. Гусь отбивается и орет, брызги из лохани по всей комнате, визг, писк и дым коромыслом. То есть все в полном порядке. Только Лиу с ними нет. Скорее всего, старший миньон таки ушел к брату. Или они вместе ужинают у дядьки — тоже возможно. Успокаивая себя этими мыслями, я плюхнулась на свою кровать и закинула руки за голову. Потом полезла в пояс и нащупала завернутые в него монетки. Получить даже один золотой из честно заработанной награды у меня так и не получилось: намеков полынный герцог не понимал, а настаивать я боялась, чтобы не вызвать подозрения. Зато стала ныть, что задолбалась и работу на кухне тянуть, и за вещами своими смотреть-следить-ухаживать, и для него принцессу играть. А услуги тех же прачек и гладильщиц в замке не бесплатные. То есть для господ они работают за жалование, и примерно раз в месяц им отправляют тюк грязного белья от слуг. Но этого ж мало. Чтобы выглядеть прилично, надо прачкам приплачивать. А мне нечем! Жалованье повара выдадут только в конце трехлунья, ну заведено так на кухне, а до него еще о-го-го сколько ждать! Герцог пофыркал и выдал мне десяток серебрушек — маленьких, как рыбьи чешуйки, но увесистых. И сказал, что на прачек с лихвой хватит, а если я вздумаю покупать у скотниц самогон и напьюсь… он меня лично выпорет. Про самогон у скотниц я намотала на ус — этого я не знала. На угрозу только пожала плечами. И решила про себя: да хоть сколько-то денег лучше, чем ничего. Тем более непонятно, как бы я тот золотой за пределами замка разменивала. У кого? Больно уж не вяжется шкет-беспризорник и такое богатство. Приличный человек стражу начнет звать, а неприличный даст по башке и золото отберет. На десять серебрушек трактир, конечно, не купить. Зато для выживания они могут оказаться даже полезнее. Лиу этой ночью в комнату так и не вернулся. Увидела я его только следующим утром на кухне, он пришел с братом и сразу занялся с ним на пару тестом для пирогов. Мне кивнул приветливо, даже улыбнулся. Но не подошел. Что же… хоть и пакостно отчего-то на душе, но в любом случае это лучше, чем его вечно хмурое молчание, ревнивые взгляды и недовольное сопение в спину, когда я вечером пойду к герцогу. Давай, парень, все у тебя будет хорошо. Без меня. Глава 41 Разговор у камина Огонь снова бросал алые блики в толстое стекло винной бутылки, пряная терпкость в бокалах убавилась наполовину. — Как продвигается твоя авантюра? — расслабленно поинтересовался тот-что-всегда-в-тени. — Я правильно понял, подозрения в очередной раз не подтвердились? — Да уж, — засмеялся Раймон, откидываясь на спинку своего кресла. — Если у меня и оставались сомнения, то сейчас они исчезли окончательно. Ни одна женщина не позволит себе выглядеть таким чучелом и не сможет притворяться настолько неуклюжей. Даже последняя крестьянка быстрее научилась бы, чем этот мальчишка. — Время поджимает, — напомнил невидимый собеседник. — Что, если он так и не сможет изобразить что-то хотя бы отдаленно похожее на Юйриль? — Сможет, — уверенно отмахнулся Раймон. — Он учится, а в последние дни, кажется, окончательно смирился и перестал брыкаться, начал серьезнее относиться к делу. К тому же мальчишка жаден до денег, и мне есть чем его поманить. — Ну-ну… как ты собираешься решить вопрос с тем, что первые вассалы у этого потомка серебряной крови уже есть? — Кажется, невидимке нравилось задавать каверзные вопросы. — Он же не принцесса. — Полынный герцог издал негромкий смешок. — Поэтому не имеет значения, кто был первым, кто вторым. А артефакт, как ты помнишь, реагирует одинаково, невзирая на порядковый номер вассала. — Родовые камни в мэнорах уже один раз засветились, — напомнил голос из темноты. — Как ты собираешься это объяснить, если будешь приносить присягу на церемонии? — Я думал об этом… и нашел выход. — Раймон поставил бокал на столик и кивнул, прося долить вина. — Присягать будем не мы как два претендента на звание консорта, а достаточно большая группа придворных и все слуги. И текст я взял из хроник тот, где присягают не сюзерену лично, а клянутся в верности серебряной династии. Но мы будем стоять в первых рядах, как бы руководя процессом и диктуя слова клятвы всем остальным. Как уже состоявшиеся первые вассалы. В этом случае у нас будет приоритет перед остальными, и одновременно это не даст зародиться подозрениям, что это не мы были теми, ради кого камни светились в первый раз. А присяга династии в целом не помешает потом присягнуть именно принцессе, когда мы ее найдем. — Это если найдем, — не разделила его оптимизма тень. — Ты уверен, что она вообще жива? Раз в замке осталась ближняя кровь короля, артефакт мог не среагировать на то, что один из потомков умер где-то там, далеко. — Что ж… — хмыкнул полынный. — Если Юйриль или те, кто ее увез, не объявятся после устроенного нами представления… будем играть с теми картами, какие есть. — То есть… будешь использовать мальчишку? Женишься на нем? — Давай пока не будем заглядывать так далеко, — поморщился Раймон. — Хм... — Тень в кресле и не пыталась скрыть сарказм в коротком междометии. — Ну ладно. — Все будет нормально. — Полынный герцог отпил вина и забарабанил пальцами по подлокотнику. — Я все держу под контролем. В том числе и мальчишку. Он, конечно, наглец, каких мало, портовый крысеныш, жадный, слишком сообразительный и себе на уме. Но я уже знаю, как не дать ему зарваться. Заодно и отвлеку от его «вассалов» внимание наших недругов. *** Я дернула Гуся за ухо. — Сиди спокойно! — Да ты мне уже все волосы выдрал, — заныл паршивец, но послушно перестал крутить головой. Я пробежалась пальцами по его влажным после мытья прядям, в который раз поражаясь, насколько у местных уроженцев все богато в области шевелюры, и медленно провела частым гребнем от затылка вниз. Поскольку старший миньон в последнее время от меня и от младших отстранился, проводя больше времени с братом и его компанией, я решила совместить приятное с полезным, а заодно отвлечься от странных и непонятных мне мыслей и чувств. Почему-то мне было ужасно тяжко от этой его отстраненности. А сил на рефлексию пока не хватало. Ну я и занялась остальными мелкими. Заодно решив подсобрать побольше информации о мире за пределами замковых стен. И начала с Гуся, у которого в один далеко не прекрасный момент обнаружились вши. А-а-а-а! Мало мне было блох?! Теперь я тиранила нового миньона так, что пацан верещал драным котенком: собственноручно загнала в бадью с отваром какой-то местной «сурепки», которую матушка Барбра выдала как средство от вшей, и вычесывала частым гребнем до посинения. Остальные поросята вымылись на всякий случай в том же отваре, но, поскольку гнид в волосах я у них не обнаружила, лежали на свежепритащенном из конюшни сене (все тюфяки и одеяла отправились в котел кипятиться) и болтали на разные полезные темы, которые я незаметно им подкидывала. — Много ты понимаешь! — чирикал из-под моего личного, выданного малькам одеяла Бори. — Вот я на пирсе был в Картахелии! Вот там праздники так праздники! Осенние костры знаешь какие?! А вкуснятины сколько! Мамкины дочки готовят даже лучше, чем у нас на кухне! — Что еще за мамкины дочки такие? — хмыкнул Наталь, которого хлебом не корми, дай с кем-нибудь поспорить. — Да не может быть, чтоб вкуснее. — Много ты понимаешь. — Бори аж сел, откинув одеяло, и принялся азартно размахивать руками. — Мамкины дочки — это как… как… Есть мамка, она как бы главарь, а есть ее дочки, разные тетеньки и девчонки. Они работают на пирсах, продают разную еду морякам и вообще всем. Просто так там торговать нельзя, потому что все пирсы поделены между разными мамками. Хочешь работать — иди под мамку ложись, а то… — Да заливаешь, — перебил его Наталь. И настороженно покосился на меня, потому как за похабщину я могла мелким и подзатыльника отвесить. Но все равно ляпнул: — Чего под нее ложиться? Мамка, она ж не папка! Чем она будет… ну… того… кто там под нее ляжет? — Дурак! — взвился Бори, и через секунду два мелких засранца уже катались по полу, расшвыривая соседей и солому в разные стороны. Гуся пришлось отпустить, засранцев разнимать, угощать педагогическими методами и загонять под одеяло. Интересный разговор, который я слушала со всем вниманием, прервался, и продолжение я уловила только следующим днем на кухне, да и то вскользь. — Парней мамки не берут. Это женский промысел считается… А? Да ну тебя, — бухтел Бори, срезая тонкую кожуру с корнеплода. Мальчишки сидели рядышком на лавке и под болтовню готовили мне гарнир для котлет. — У меня сноха теткиной сватьи была из таких. Тетка рассказывала, что там одна мамка есть, сильно старая, дольше всех на пирсах работает. Мамка Берта. Так вот, чтоб к ней под юбку попасть, надо подношение сделать, и не простое, особое. Мамка та страсть сладкое любит, аж все зубы съела через это дело. И если ее кто удивит… Я мысленно сложила этот разговор в мешочек и убрала на специальную полочку в своей памяти, в коробку с надписью «вдруг пригодится». К десяткам других таких же разговоров, деталек, воспоминаний и баек, что за последние дни собрала среди своих миньонов и просто мальчишек на кухне. Особенно меня интересовали приютские, те, что недавно попали сюда и еще хорошо помнили, какая она, жизнь за стеной. Глава 42 — Ваша светлость, ну я к тому-то платью еле привык. — Мое нытье, конечно, на герцога вообще не действовало, но надо же как-то пар выпускать? — Зачем вы еще одно притащили? Чем старое плохо было? — Я сейчас задеру тебе юбки на голову и всыплю, паршивец, — вполне мирно пообещала полынная светлость, отрываясь от книги. — Что я сказал, то и будешь надевать. — Не надо! — Я поспешно сдернула с ширмы груду шелка цвета лаванды и обиженно засопела. Понятно, Раймон только грозится и за все время ни разу меня пальцем не тронул — в смысле не стукнул. Даже подзатыльники прекратились, я уже молчу о линейке, которой он мне грозил. Но лучше не рисковать. Особенно задранными юбками. За прошедшие почти две недели дурацкого маскарада я знатно надрессировалась правильно надевать кучу тряпочек, в которые должна быть упакована принцесса. И даже научилась в них стоять, ходить и дышать так, чтобы ничего ниоткуда не вываливалось, не торчало и не свешивалось, а я сама не падала через два шага на третий. В целом все оказалось как в том анекдоте про «ну ужас. Но не ужас-ужас-ужас». То бишь противно, но терпимо. И как ни странно, я почти перестала бояться разоблачения. Потому как набитые нежнейшей козьей шерстью подушечки в корсаж мне герцог сам подкладывал, тихо ругаясь на то, что я тощий, как селедочный скелет. И у него, по моим наблюдениям, не осталось сомнений в моей половой принадлежности. Это слегка успокаивало. Зато настораживало другое. — Вполне неплохо, — заметил Раймон, когда я выбралась из-за ширмы, все еще поправляя складки на рукавах. — Ты быстро учишься, я даже не ожидал. Герцог подошел и остановился в шаге от меня, придирчиво разглядывая новую «композицию». Хмыкнул себе под нос что-то одобрительное. — Повернись. Я вздохнула. Ну да, шнуровка на спине. Кто бы мне сказал, почему его полынной светлости никак не надоест играть в живые куклы и самолично изображать мою горничную? Корсаж уже привычно стянул талию. А потом длинные пальцы скользнули по спине к воротнику, поправляя шелковое кружево. И вдруг на мгновение замерли, коснувшись обнаженной шеи. Меня как током ударило, и я дернулась, а Раймон в то же мгновение убрал руку и принялся несколько сильнее, чем надо, дергать за кружева, распределяя их красивыми воланами, и поправлять складки пышных рукавов. А я стояла ни жива ни мертва, боялась поднять на него глаза и думала: это что сейчас было опять?!