— Что поделаешь — иногда приходится! Ты сильная, Лерочек, да и я по тебе буду очень скучать! — Я тоже буду! — сероглазая кузина разревелась и бросилась мне на шею. Пришлось её успокаивать. — Идём к столу! Там выпили ещё по бокалу, потом я пошёл общаться с друзьями и подругами. — Сёма, отвечаешь за Лерку, понял? Бросай свои шалости и берись за ум, ясно? Ухаживай красиво! — когда никто не слышал, сказал я русоволосому затейнику. — Ну это, я попробую, — покивал Сёма. Выглядел он слегка растерянным. С Женькой прощание затянулось — она долго не хотела меня отпускать. — Встретимся недели через две или три, — я успокаивал её. Потом пошёл обняться с остальными. — Нам пора. Всем хорошего отдыха, дорогие мои. Провожать и ехать в имение с нами не надо, а то и так грустно! — объявила Лада. — Я загрузил ящики с едой в броневик и сделал заклинание подморозки. Испортиться не должно. Счастливо, дорогие мои, — Сашка сгрёб в охапку меня и Ладу. — До встречи, — прошептала Лада. — Всё, идите! — потрепал нас Сашка за плечи. Мы пошли переодеваться. «Такая классная компания, отдых, природа. Так не хочется уезжать», — на меня накатила тоска, пока одевался. — «Когда ещё так приеду⁈» Окинув взглядом комнату, в которой провёл столько приятных минут, я выдохнул и пошёл вниз. Лада уже была около броневика, который подъехал и стал напротив дверей. Я ещё раз со всеми обнялся, расцеловался с Женей и Лерой и смахнув слезу, залез в броневик. — До встречи, пока-пока, — махали мне девчонки. — Едем! — сказала водителю Лада, севшая спереди. Сашка захлопнул дверь с той стороны. Броневик тронулся. Накатило острое чувство тоски — мне захотелось открыть дверь, выпрыгнуть и вернуться. Я сдержал себя и смахнул скупую слезу. В салоне ощущалась прохлада. Когда выехали из леса на дорогу, я рассмотрел пять пластмассовых ящиков. В трех из них была кабанятина, нарезанная и крупно, и более мелкими кусочками и замаринованная, в двух — потрошенная и нарезанная порционнно форель и стерлядь, переложенная льдом. Ящики оказались двадцатикилограммовые. Я присвиснул и обернулся к Ладе: — Здесь же центнер еды! Вот это рыбалочка с охотой. — Это только треть всего, что добыли. Надеюсь, мясо довезем. Кстати, твоих ящиков здесь три, два заберу я. — Да пожалуйста. А кого будешь угощать? — Своих коллег по департаменту. — Это правильно, — покивал я. — Тебе ещё карьеру делать, застолье сближает коллектив. — Соображаешь, — усмехнулась кузина. Сашка выделил нам двух человек. Я рассматривал пейзажи, потом откинулся на спинку и прикрыл глаза — голова ощущалась тяжеловатой. Задремал. Разбудил меня стук открывающейся двери салона. — Приехали, соня! — объявила Лада. Я огляделся — мы были в поместье. Петрович и его люди уже суетились около бронемашины. Выбрался из салона, меня качнуло. Я взялся за дверь и помотал головой. «Это не от пьянки и недосыпа, это что-то другое», — понял вполне ясно. — Всё сделаем в лучшем виде, Лада Евгеньевна, — услышал я реплику Петровича. К нам уже спешили две женщины в сопровождении троих слуг. Они вышли из центрального входа. Я двинулся к ним — встретились мы около одной из статуй. — Сынок, дорогой, как себя чувствуешь? — обняла меня мать, одетая более просто, чем вчера. — Отлично отдохнули, мам! — Надеюсь, вы не напивались там до бесчувствия? — недоверчиво хмыкнула Алёна. — Нет, всё в меру, сестрица. — Отдохнули мы очень культурно, — услышал я голос подошедшей Лады. Я высвободился из объятий матери, улыбнулся и снова покачнулся, ухватившись рукой за мраморный палаш статуи. В глазах заиграли звёзды, я ощутил всю мощь ауры накопителя. — Ему плохо! — вскрикнула мать. — Нормально, пить просто хочу, — поднял я ладонь. — Действие лекарства проходит, это всё накопитель влияет, — с тревогой сказал Алёна. — Поэтому нельзя задерживаться… Я ощутил, как колени подкашиваются и начинаю проваливаться в сон. Очнулся в своей комнате. На лбу был компресс, рядом была доктор Колпаковская-младшая. — Пока всё нормально, но затягивать пребывание не стоит — нагрузка на организм растёт, действие лекарства почти закончилось, — говорила она обеспокоенным матери и Алёне. Мать всхлипнула и утерла слезу сиреневым батистовым платочком. — Я отрубился? — Да, но это не обморок, а глубокий сон. Вы проспали полтора часа, Виктор, — повернулась ко мне доктор. — Ого! Мне ещё собираться, — я оперся на локти. — За это не переживай, милый, — бросилась ко мне мать и начала рыдать. Голова была тяжелой, будто после недельной пьянки без сна и продыха. «Вот она как влияет, мощь родовой магии». — Ма, всё хорошо, я справляюсь! Наконец, матушка отпустила меня и утирая слезы, вышла из комнаты. Я не без труда встал. Алёна начала мне рассказывать, что и куда сложили, потом протянула список. — Здесь всё написано и пронумеровано. Мы с Лебедевым всё нужное тебе погрузили, уже все поехало в аэропорт. Вы с Ладой летите чартером, в Москве будете примерно в половину девятого вечера по нашему времени. — А отец где? — Он приедет тебя проводить перед отлётом! Я ощущал непроходящую слабость. — Остаться с тобой? — спросила сестра.