— Понятия не имею. — Как это ты понятия не имеешь? У вас там триста полицейских. И что, никто не расследует смерть Эддингса? — Да будь их даже три тысячи, это не важно. В данном случае важно то, что отдел убийств топчется на месте. И мы ничего сделать не можем, потому что упираемся в стену, и эта стена — детектив Рош. Расследованием по-прежнему занимается он. — Не понимаю. — Он и твоим делом занимается. Слушать о Роше у меня не было ни малейшего желания, — он не стоил моего времени. — Я бы на твоем месте приглядывал за тылом. Серьезно. — Марино прямо посмотрел мне в глаза и, помолчав, добавил: — Знаешь, копы тоже треплются, и до меня кое-что долетает. Поговаривают, что ты приставала к Рошу и что его шеф постарается уговорить губернатора уволить тебя. — Пусть говорят что хотят, — нетерпеливо отмахнулась я. — Не все так просто. Люди смотрят на Роша, видят красавчика и думают, а почему бы и нет, почему бы ей и не увлечься. — Он снова поиграл желваками. Я знала, что Марино ненавидит и презирает детектива и с удовольствием переломал бы ему кости. — Не хотелось бы говорить об этом, но лучше бы он не был таким смазливым. — Харассмент[33] и внешность совершенно не связаны, имей это в виду. И вот что. Никакого дела против меня у него нет, так что и беспокоиться об этом не стоит. — Проблема в другом. Рош хочет прижать тебя, док, и так просто не успокоится. Так или иначе, но он тебя достанет, если только сможет. — Прежде пусть станет в очередь, желающих и без него хватает. — Звонивший в дорожную службу в Вирджиния-Бич от твоего имени был мужчиной. — Марино выдержал паузу. — Это чтоб ты знала. — Дэнни бы этого не сделал. — Я тоже так думаю. А вот Рош, может быть, считает иначе. — Чем займешься завтра? Марино вздохнул. — Долго рассказывать. — Возможно, нам придется съездить в Шарлотсвилл. — Зачем? — Марино нахмурился. — Только не говори, что Люси снова чудит. — Нам надо туда по другой причине. Но, может, заодно и ее повидаем. 11 На следующее утро я прошла по лабораториям, занимавшимся вещественными уликами. Мой осмотр начался с лаборатории электронного сканирующего микроскопа, где Бетси Эклз занималась вакуумным напылением квадратного кусочка покрышки. Остановившись у нее за спиной, я наблюдала, как она кладет исследуемый образец на платформу, чтобы затем ввести его в стеклянную вакуумную камеру и покрыть атомными частицами золота. Разрез в центре образца показался знакомым, но ничего конкретного не пришло мне в голову. — Доброе утро. Бетси повернула голову от устрашающего вида консоли с датчиками давления, градуированными дисками и цифровыми микроскопами. Седеющая, подтянутая, в аккуратном лабораторном халате, она выглядела озабоченной и даже встревоженной. — А, доктор Скарпетта… Доброе утро. — Те самые порезанные покрышки? — спросила я. Бетси осторожно ввела образец в камеру. — Да, из лаборатории огнестрельного оружия попросили проверить. Говорят, нужно сделать как можно скорее. Зачем им это нужно, не знаю, так что даже не спрашивайте. Задание, связанное, как она считала, с каким-то несерьезным преступлением, ей определенно не нравилось. Я тоже не понимала, почему именно оно получило приоритетный статус, но разбираться в чужих мотивировках не собиралась, потому что пришла не для этого. — Мне нужно узнать об уране. Можете рассказать, что вам известно? — Вообще-то я с таким сталкиваюсь впервые. — Бетси начала открывать пластиковый конверт. — За двадцать два года. — Нам нужно выяснить, с каким изотопом мы имеем дело. — Согласна, а поскольку ничего подобного нам еще не попадалось, то я и не очень понимаю, где этим следует заниматься. Скажу одно: здесь я это делать не смогу. Пользуясь двусторонней клейкой лентой, она подбирала что-то похожее на пылинки и переносила все это на полоску, которую надлежало потом поместить в емкость для хранения. — Где сейчас радиоактивный образец? — спросила я. — Там, где ему самое место, в камере. Открывать ее мне бы не хотелось. — Можно посмотреть, что у нас там? — Конечно. Бетси передвинулась к другому цифровому микроскопу, включила монитор, и его черный мир наполнился россыпью «звезд» различных размеров и форм. Одни сияли ярко, другие едва мерцали, но все они были невидимы для невооруженного глаза. — Увеличиваю в три тысячи раз, — сказала Бетси, подкручивая регулятор. — Или еще добавить? — Думаю, вполне достаточно. Картина, представшая перед нашими глазами, напоминала вид звездного неба в астрономической обсерватории. Металлические сферы казались объемными, трехмерными планетами, окруженными маленькими звездами и лунами. — Это из вашей машины, — пояснила Бетси. — Яркие частицы — уран. Тусклые — оксид железа, то, что повсеместно встречается в почве. Есть еще алюминий, который в наше время используется едва ли не везде. Ну и кремний, то есть песок. — Вполне типичный набор, с которым можно вернуться домой после пешей прогулки, — заметила я. — За исключением урана. — Обратите внимание вот на что, — продолжала Бетси. — Частицы урана встречаются в двух формах. Дольчатые или сферические получаются в результате некоего процесса плавки. Но здесь у нас, посмотрите, форма неправильная, многопрофильная, указывающая на то, что эти частицы подверглись обработке с помощью какой-то машины. — Урановым топливом пользуется наша «Энергия и свет», — сказала я, имея в виду атомную станцию, обеспечивавшую электричеством всю Вирджинию и некоторые территории Северной Дакоты. — Верно. — А что еще может быть? Есть такие предприятия, где задействован уран? Она ненадолго задумалась. — Никаких шахт или перерабатывающих заводов поблизости нет. В университете, правда, есть реактор, но используется он только в учебных целях. Я никак не могла отвести глаза от монитора, где бушевала метель радиоактивных частиц, которые принес в мою машину тот, кто убил Дэнни. Я думала о пуле «блэк тэлон» с ее острыми когтями, и о странном телефонном звонке в Сэндбридже, после которого кто-то перелез через забор, и чувствовала, что существует связь между этими событиями и Эддингсом с его интересом к неосионистам. — Послушайте, тот факт, что сработал счетчик Гейгера, еще не означает, что радиоактивность представляет реальную опасность. И если уж на то пошло, уран безвреден. — Проблема в том, что ни с чем подобным мы еще не сталкивались. Это беспрецедентный случай. — Все просто, — терпеливо объяснила я. — Данный материал представляет собой вещественное доказательство в уголовном расследовании. Я участвую в нем в качестве судмедэксперта, а возглавляет следствие капитан Марино. Все, что вам нужно, это передать нам улику под расписку. Мы отвезем ее в лабораторию университета, а там уже физики-ядерщики определят, что это за изотоп. Разумеется, передача улики была не таким простым делом, вот и на сей раз дело сдвинулось с мертвой точки только после телеконференции с участием директора Бюро криминалистических экспертиз и начальником управления здравоохранения, моим непосредственным боссом. Их беспокоил возможный конфликт интересов, поскольку уран нашли в моей машине, а Дэнни работал на меня. Я указала, что не являюсь подозреваемой, после чего они утихли, отказались от всех возражений и с облегчением сбыли с рук радиоактивный образец. Я возвратилась в лабораторию, и, пока надевала хлопчатобумажные перчатки, Эклз достала из сейфа ту самую камеру, которая всех пугала. Липучка с радиоактивным мусором перекочевала в обыкновенный пластиковый пакет, запечатанный и снабженный соответствующим ярлычком. Прежде чем уйти, я заглянула в лабораторию огнестрельного оружия. Сидевший перед микроскопом сравнения Фрост разглядывал старый военный штык. Не знаю, почему — наверно, чутье подсказало — я спросила его о пробитом куске покрышки. — В деле с вашими покрышками появился потенциальный подозреваемый, — сообщил он, фокусируя изображение. — Вот этот штык? — Я знала ответ еще до того, как спросила. — Верно. Появился сегодня утром. — И откуда же? — Подозрения мои укрепились еще больше. Фрост посмотрел на лежавший у него под локтем сложенный листок. Вверху значились номер дела, дата и фамилия — «Рош». — Из Чесапика. — А где его нашли, не знаете? — поинтересовалась я, чувствуя, что начинаю злиться. — В багажнике машины. Больше мне ничего не сказали. Все делается в жуткой спешке, не знаю уж почему. Последним пунктом моего обхода была лаборатория токсикологии, миновать которую я никак не могла. Но настроение к тому времени уже упало настолько, что его не подняла даже встреча с человеком, подтвердившим то, что моя интуиция подсказывала мне еще в норфолкском морге. Доктор Рэтбоун, крупный пожилой мужчина с черными, абсолютно не тронутыми сединой волосами, подписывал за столом лабораторные отчеты. — Я вам только что звонил. — Он поднял голову и посмотрел на меня. — Как встретили Новый год?