Я с удивлением посмотрела на него. — Я никому не звонила. Марино стряхнул пепел. — Они сказали, что звонила. — Нет. — Я покачала головой. — Звонил Дэнни. Это он имел с ними дело. И он же звонил мне на автоответчик. — Значит, звонил кто-то, представившийся доктором Скарпеттой. Может, Люси? — Очень сомневаюсь, что она стала бы выдавать себя за меня. А звонила точно женщина? Марино замялся: — Хороший вопрос. Но ты все-таки поинтересуйся у Люси. На всякий случай. Пожарные выходили из здания. Это означало, что нам скоро разрешат вернуться. Я уже знала, что последует дальше: мы будем все проверять, строить предположения, жаловаться и надеяться, что до конца дня к нам никого больше не привезут. — Что меня всерьез беспокоит, — продолжал Марино, — так это патроны. — Думаю, Фрост вернется в лабораторию не позже, чем через час, — сказала я, но Марино только пожал плечами. — Я ему позвоню, но сам в этот бардак лезть не собираюсь. Расставаться со мной ему определенно не хотелось, и я видела, что волнует его не только расследование. — Тебя что-то беспокоит? — Да, док. Меня всегда что-то беспокоит. — И что же на этот раз? Он снова достал пачку «Мальборо», а я подумала о своей матери, постоянным спутником которой был кислородный баллон, потому что в свое время она курила не меньше. — Не смотри на меня так, — предупредил Марино, шаря в кармане. — Просто не хочу, чтобы ты себя убивал. А сегодня ты уж очень стараешься. — Всем приходится когда-нибудь умирать. — Внимание, — проблеял громкоговоритель одной из пожарных машин. — Говорит главное пожарное депо Ричмонда. Окончание пожарной тревоги. Вы можете вернуться в здание. — Сообщение сопровождалось повторяющимися писками и непрерывным гудением. — Внимание. Говорит главное пожарное депо Ричмонда. Окончание пожарной тревоги. Вы можете вернуться в здание… — Лично я, — продолжал Марино, не обращая внимания на общую суету, — хотел бы помереть с банкой пива, за тарелкой начос и чили, с сигаретой и перед телевизором, по которому показывали бы бейсбол. — А сексом при этом не хотел бы заниматься? — Я даже не улыбнулась, потому что ничего смешного в его отношении к собственному здоровью не видела. — От секса меня Дорис излечила. — Говоря о женщине, с которой прожил в браке много лет, Марино переключился на серьезный тон. Он отступил от стены, пригладил редеющие волосы и снова сердито поддернул ремень, словно питал неприязнь как к антуражу своей профессии, так и к грубо вторгшимся в его жизнь слоям жира. Я видела фотографии той поры, когда Марино служил полицейским в Нью-Йорке. На них он гарцевал на коне или восседал на мотоцикле, был крепким, жилистым и подтянутым, с густыми волосами, в высоких кожаных ботинках. Неудивительно, что в те дни Дорис сочла его привлекательным. — Звонила вчера вечером. Ну, ты знаешь, она звонит мне время от времени. Обычно, чтобы поговорить о сыне, Рокки. Он скользнул цепким взглядом по служащим, направившимся к лестнице, вытянул руки, пошевелил пальцами и глубоко вздохнул. Люди спешили; большинство замерзли и были не в духе и теперь хотели поскорее вернуться к работе и попытаться спасти то, что еще можно было спасти. — Что ей от тебя нужно? Марино еще раз огляделся. — Ну, она вроде как вышла замуж. Такая вот тема дня. Новость застала меня врасплох. — Марино… мне так жаль… — Теперь у нее хмырь на большой машине с кожаными сиденьями. Как тебе такое нравится? То она уходит. То заявляет, что хочет вернуться. Потом меня бросает Молли. А теперь еще и Дорис выходит замуж. — Мне жаль, — повторила я. — Давай-ка возвращайся, пока воспаление легких не подхватила. А я поеду в участок да позвоню Уэсли, расскажу, что у нас тут происходит. О пистолете ему точно надо знать. И, если начистоту, — он мельком взглянул на меня, — я уже знаю, что скажет Бюро. — Скажет, что смерть Дэнни была случайной. — А вот это, по-моему, не совсем так. Думаю, Дэнни мог пытаться разжиться крэком или чем-то еще, но нарвался не на того парня, у которого еще и полицейский ствол нашелся. — Все равно не верю. Мы пересекли Франклин-стрит. Я посмотрела на север — увидеть Черч-Хилл мешало внушительное, построенное в готическом стиле здание железнодорожного вокзала. От того места, где должен был находиться, Дэнни ушел сравнительно недалеко. Ничего такого, что указывало бы на его намерение купить отраву, я не обнаружила. Как не обнаружила, если уж на то пошло, и никаких свидетельств употребления наркотиков. Конечно, я еще не видела результатов токсикологического анализа, но знала наверняка, что и спиртным Дэнни не увлекался. — Кстати, — сказал Марино, открывая дверцу «форда», — можешь забрать свой «мерс». — С ним уже закончили? — Да. Еще вчера вечером, чтобы утром сдать в лабораторию. Я им ясно дал понять: с этим делом тянуть нельзя! Все остальное идет своим чередом. — Что нашли? — спросила я, думая о своей машине и обо всем том, что в ней произошло. — Отпечатки, но пока что неизвестно, чьи. Собрали мусор пылесосом. Больше ничего. — Он опустился на сиденье, но дверцу закрывать не спешил. — В общем, я еще проверю, все ли там в порядке и можешь ли ты вернуться на ней домой. Я поблагодарила Марино и повернула к зданию, уже зная, что никогда больше не буду ездить на этой машине, не смогу открыть дверцу, не смогу сесть за руль. Клета мыла в фойе пол, секретарша вытирала полотенцем мебель. Я попыталась объяснить им, что в этом нет необходимости, что органический газ, в частности галон, безвреден для бумаги и инструментов. — Газ испаряется, и никакого осадка не остается, — терпеливо наставляла их я. — Чистить и протирать ничего не надо. А вот картины на стенах стоит поправить, да и на столе у Меган полный беспорядок. В приемной весь пол был усыпан бланками. — А вот мне кажется, здесь до сих пор стоит какой-то странный запах, — упрямо заявила Меган. — Глупенькая, это журналы так пахнут. Запах у них такой, — сказала Клета и повернулась ко мне. — А что с компьютерами? — С компьютерами все должно быть в полном порядке. Меня куда больше полы беспокоят. Мокрые. Обязательно протрите насухо, чтобы никто не поскользнулся. Ощущение безнадежности усилилось, пока я шла по мокрым плиткам. Пройдя по коридору к своему офису, я собралась с духом, открыла дверь и переступила через порог. Моя секретарша уже была на месте и занималась уборкой. — Ну что? Насколько все плохо? — Ничего страшного, если не считать ваших бумаг. Все разметало. Цветы я уже поправила. — Роза, представительная женщина предпенсионного возраста, посмотрела на меня поверх очков. — Вы же сами всегда хотели, чтобы в лотках ничего не было — ну и вот… Я огляделась. Повсюду — на полу, на книжных полках и даже на ветках фикуса — лежали, словно сорванные ветром алюминиевые листья, свидетельства о смерти и отчеты о вскрытии. — А еще я думаю, что, если вам кажется, будто сейчас все в порядке, это еще не значит, что так оно на самом деле. По-моему, кабинет нужно проветрить, а бумаги просушить на бельевом шнурке. — Свое мнение Роза излагала, продолжая работать. Седые волосы, схваченные на затылке резинкой, слегка растрепались. — Думаю, мы вполне обойдемся без этого. Галон, высыхая, растворяется… — И каска ваша как лежала на полке, так и лежит. — Не успела… — Плохо, что у нас нет окон. — Об окнах Роза вспоминала по меньшей мере раз в неделю. — Вообще-то, единственное, что нам нужно, это просто все собрать. А вы все — параноики. Все до единого. — Вас раньше этим газом травили? — Нет. — То-то, — пробурчала Роза, складывая в стопку полотенца. — Осторожность никогда не бывает лишней. Я села за стол, выдвинула верхний ящик стола и достала коробочку бумажных скрепок. Сердце в груди трепыхалось, и я боялась, что развалюсь прямо здесь, у себя в офисе. Секретарша, которая знала меня лучше, чем моя собственная мать, и замечала малейшую перемену в моем настроении, какое-то время работала молча, но в конце концов не выдержала. — Доктор Скарпетта, отправляйтесь-ка вы домой. Я здесь и сама приберусь. — Мы сделаем это вместе, — упрямо ответила я. — Невероятно. Чтобы охранник совершил такую глупость…