— Мы с тобой столько знакомы, могла бы и не говорить. — Предпочитаю все же уточнить. — Я достала из шкафчика тарелки. — Особенно когда имею дело с мужчинами, у которых врожденная склонность забывать важные для женщин детали. — Ну да. А я мог бы предъявить тебе целый список того, про что Дорис даже и не вспоминала, — отозвался Марино, имея в виду свою бывшую жену. — Например, брала мои инструменты и никогда не возвращала их на место. Он огляделся, словно подыскивая местечко, где можно было бы покурить. Потакать его слабостям я не собиралась. — Тони, надо понимать, кофе тебе не готовил. — Тони никогда особенно не старался ради меня. Разве что пытался сделать мне ребенка. — Ну, что-то у него совсем этого не получилось, разве что ты детишек не хотела. — От него — нет, не хотела. — А теперь? — От него и теперь не хочу. — Я протянула тарелку Марино. — Давай сядем. — Подожди-ка. Минутку. Что это такое? — А чего еще ты хочешь? — Что за ерунда, док. Это же не еда. И вот эти зелененькие с черненькими… — Это киви. Фрукт такой. Ты же сам их и купил. И наверняка когда-то ел, — терпеливо объяснила я. — Если хочешь, в холодильнике есть рогалики. — Да, было бы неплохо. Со сливочным сыром. А мак у тебя есть? — Если тебя проверят сегодня на наркотики, по морфину результат точно будет положительный. — И не подсовывай мне эту твою обезжиренную ерунду. Вкус такой, будто тесто жуешь. — Нет, тесто вкуснее. Я убрала масло, решив немного продлить ему жизнь. К этому времени мы с Марино уже были больше, чем просто партнерами или даже друзьями. Мы зависели друг от друга, хотя вряд ли могли бы объяснить, в чем именно. — Ну, рассказывай, чем занималась, — пробормотал Марино, когда мы сели наконец к столу возле широкого, на полстены, окна. — Я же знаю, что ты всю ночь что-то делала. — Он откусил едва ли не половину рогалика и потянулся за чашкой. Я рассказала о визите к миссис Эддингс и сообщении, которое отправила неизвестно куда и кому. — Странно. Эддингс всем писал, кроме своих работодателей. — Два факса в офис «АП» он все-таки отослал, — напомнила я. — Мне нужно с ними поговорить. — Удачи. Только не забывай, что они журналисты. — Вот этого я и боюсь. Для этих дармоедов Эддингс — всего лишь пикантная история. Единственное, что их волнует, — это куда пристроить информацию. Чем ужаснее смерть, тем для них интереснее. — Ну, не знаю. Но подозреваю, что эти люди будут очень осторожны и лишнего не скажут. Вряд ли их можно за это винить. Расследование, тем более такое, как это, всегда пугает людей, которые не хотят вмешиваться в грязное дело. — Что у нас с токсикологической экспертизой? — Надеюсь, сегодня проведем. — Хорошо. Вот получишь подтверждение по цианиду, и тогда уж мы возьмемся за дело по-настоящему. А пока я даже придумать не могу, что, черт возьми, делать с этими растяпами в чесапикской полиции. Начинаю убеждать Уэсли, что у нас все признаки убийства, а он требует доказательств. Я отвернулась к окну — внизу, за громадными серыми валунами, нехотя катились тяжелые бурые воды реки. На востоке солнце уже подсвечивало угрюмые тучи. Из задней части дома, где ночевала Люси, донесся шум душа. — Уж не очнулась ли наша Спящая красавица? — проворчал Марино. — Ее подвезти? — По-моему, она собиралась сегодня поработать в местном отделении. Нам пора, — добавила я, потому что торопилась на утренний брифинг, который всегда начинался в 8.30. Марино помог мне убрать со стола посуду, которую мы сгрузили в раковину. Я уже надела пальто и, захватив медицинскую сумку и кейс, собиралась уходить, когда в прихожей появилась Люси — с влажными волосами и в плотно запахнутом халате. — Сон приснился, — сообщила она усталым голосом. — Будто бы нас расстреляли спящими. Из девятикалиберного. Приставляли к затылку и стреляли. А потом сымитировали ограбление. — Неужели? — Марино натянул подбитые кроличьим мехом перчатки. — Ты же понимаешь, что я не мог этого допустить, если был в доме. — Тебя не было. Он посмотрел на нее немного странно и, поняв, что моя племянница не шутит, спросил: — А что ты вчера съела? — Знаете, все было, как в кино. Тянулось, наверно, несколько часов. — Люси посмотрела на меня. Глаза у нее опухли и как-то потускнели. — Не хочешь поехать со мной? — предложила я. — Нет, нет. Все в порядке. Но в компанию к покойникам меня как-то не тянет. — Собираешься встретиться со знакомыми агентами? — Еще не знаю. Хотела поработать в бассейне, но так не хочется залезать в гидрокостюм и спускаться в эту хлорированную воду… Наверное, просто посижу, подожду машину, а потом поеду. По дороге в центр мы почти не разговаривали. «Обутые» в цепи колеса с хрустом, напоминающим зубной скрежет, давили тонкий ледок. Марино тоже беспокоился из-за Люси. Вел он себя с ней подчас грубовато, но если бы кто-то попробовал последовать его примеру, убил бы обидчика голыми руками. Он знал Люси с десяти лет и лично научил ее водить пикап и стрелять. — Док, хочу спросить кое-что, — буркнул Марино, когда мы притормозили у контрольной будки. — Как, по-твоему, Люси в порядке? — Кошмары у каждого бывают. — Привет, Бонита, — крикнул он, обращаясь к контролерше и подавая в окошко карточку, — ты когда с погодой что-нибудь сделаешь? — Не надо на меня сваливать, капитан. — Она вернула карточку, и шлагбаум поднялся. — Сами говорите, что здесь вы за все отвечаете. Ее бодрый голос догнал нас, когда мы уже тронулись, а я подумала, как это грустно, что даже контролер надевает на работе перчатки, боясь прикоснуться к чьей-то плоти. Может быть, мы еще доживем до того дня, когда все будут существовать внутри каких-нибудь пузырей, чтобы не заразиться, не подхватить что-нибудь вроде вируса Эбола или СПИДа. — Просто ведет она себя как-то странно, — продолжал Марино, поднимая стекло, и после короткой паузы добавил: — А где Джанет? — В Аспене, с семьей. Марино молча смотрел вперед. — После всего, что случилось в доме Манта, я бы не стала ее винить. Немного расстроилась, вот и все. — Ты же знаешь, обычно она сама напрашивается на неприятности, а не расстраивается из-за них. Поэтому Бюро и определило ее в КСЗ. Ты же не расстраиваешься, когда сталкиваешься с белыми расистами или террористами, и не сказываешься больной из-за того, что тебе чего-то там приснилось. Съехав со скоростной трассы, Марино повернул на Седьмую улицу, а потом к северу, на Четырнадцатую, где я и работала. Офис главного судмедэксперта штата Вирджиния, или ОГСЭ, представлял собой приземистое оштукатуренное здание с темными оконцами, неизменно вызывавшими у меня ассоциацию с неприятными, недоверчивыми глазами. Дальше к востоку начинались трущобы, западнее лежал деловой квартал, а выше, прорезая небо, проходили хайвеи и подвесные железные дороги. Марино въехал на парковку, где, учитывая состояние дорог, собралось довольно много машин. Я подошла к запертой двери приемного отделения, открыла ее, воспользовавшись своим ключом, и направилась по пустому коридору в морг, откуда уже доносились голоса. Прозекторская находилась за холодильным отделением, и ее двери были уже открыты. Мой заместитель, Филдинг, как раз вынимал катетер из тела лежащей на втором столе молодой женщины. — На коньках? — спросил он, ничуть не удивившись моему появлению. — Почти. Я сегодня, возможно, возьму «универсал». Осталась без машины. Филдинг склонился над пациенткой, рассматривая татуировку гремучей змеи на осевшей левой груди. Разинутая пасть устрашающе нацелилась на сосок. — Может, скажете, зачем люди так себя уродуют? — Думаю, художник работал с удовольствием. Посмотрите под нижней губой. Там должна быть другая. Он оттянул губу и обнаружил короткое, сделанное большими кривыми буквами послание — FUCK YOU. Филдинг удивленно посмотрел на меня. — Как вы узнали? — Татуировки любительские. Девушка смахивает на байкершу. Держу пари, с законом не в ладах. — Верно по всем пунктам. — Он взял чистое полотенце и вытер лицо. Мой заместитель занимался бодибилдингом, и халаты на нем едва сходились. Ему было постоянно жарко, даже когда все остальные едва не тряслись от холода. При этом он был вполне компетентным патологоанатомом, приятным в общении, заботливым и, как я считала, преданным мне человеком. — Скорее всего, передозировка, — сказал он, перерисовывая татуировку в диаграмму. — Похоже, в Новый год на нее свалилось слишком большое счастье. — Джек, — обратилась я к нему, — вам приходилось иметь дело с чесапикской полицией?