— В таком случае этот другой знал все коды и комбинации. Знал, что Эддингса нет дома. Знал, что он уже не вернется. — Уэсли посмотрел на меня. — Да, именно так, — кивнула я. — Что-то уж слишком сложно получается. — Дело и правда непростое, но могу с полной определенностью сказать, что если Эддингс умер под водой от отравления цианидом, сделать это самостоятельно он не мог. А еще мне хотелось бы знать, почему у него так много оружия. Почему он взял с собой пистолет с защитным покрытием «бердсонг». Почему он зарядил его пулями KTW. Уэсли посмотрел со своей обычной, так больно задевающей меня сейчас невозмутимостью. — Сюрвивалистские тенденции его поведения можно рассматривать как индикатор психологической нестабильности. — Или же он просто боялся, что его убьют, — возразила я. Мы прошли в комнату, которую можно было бы назвать оружейной. В пирамиде у стены стояли автоматы, а револьверы, пистолеты и боеприпасы хранились в фирменном сейфе «браунинг», который полиция вскрыла утром. Помимо оружия, Тед Эддингс держал здесь дорновый пресс, цифровые весы, обрезной станок, инструмент для перезарядки стреляных гильз и много чего еще. Гильзы и капсюли лежали в ящике стола, порох — в старом ящике армейского образца. Особую слабость он, похоже, питал к лазерным дальномерам и оптическим прицелам. — Показательно, да? — подала голос Люси, усаживаясь на корточки перед сейфом и открывая пластиковые футляры. — Я бы сказала, он не просто подвинулся, а свихнулся. Можно подумать, что собирался воевать с целой армией. — Паранойя оправданна, если тебя действительно преследуют, — отреагировала я. — Лично я начинаю думать, что парень просто чокнутый, — ответил Марино. Впрочем, меня их теории не интересовали. — В морге я почувствовала запах цианида, — напомнила я, теряя терпение. — И он не мог вдохнуть газ до погружения, потому что тогда оказался бы в воде уже мертвым. — Запах цианида почувствовала только ты, — колко заметил Уэсли. — Больше никто. И результатов токсикологического анализа у нас пока нет. — Хочешь сказать, он все-таки мог утонуть? — Я удивленно взглянула на него. — Не знаю. — Я не нашла ничего, что указывало бы на утопление. — А ты часто находишь какие-то указания на утопление? По-моему, случаи с утоплением считаются едва ли не самыми трудными. Не зря же для помощи в таких делах часто приглашают свидетелей-экспертов из Южной Флориды. — Я сама начинала работать в Южной Флориде и считаюсь экспертом по утоплениям. Мы продолжали спорить и на улице, уже около его машины. Я хотела, чтобы Уэсли отвез меня домой и чтобы наша стычка закончилась там. Луна пряталась за тучами, до ближайшего уличного фонаря было далеко, так что лица друг друга мы видели не слишком хорошо. — Ради бога, Кей, я вовсе не имел в виду, что ты не разбираешься в деле, которым занимаешься. — А по-моему, именно на это ты и намекал. — Я стояла у левой дверцы, как будто машина принадлежала мне и я собиралась сесть в нее и уехать. — Ты постоянно ко мне придираешься. И вообще, ведешь себя глупо. — У нас серьезное расследование, человек умер. — Уэсли говорил своим спокойным, ровным тоном. — Сейчас не время обижаться и принимать все на свой счет. — Вот как? Тогда позволь тебе кое-что сказать. Люди — не автоматы. Они всегда принимают такие вещи на свой счет. — В том-то все и дело. — Бентон открыл дверцу. — Из-за меня ты на все реагируешь слишком остро, как будто это касается тебя лично. Думаю, это не идет на пользу расследованию. Может, мне и не стоило приезжать сюда сегодня. — Он опустился на сиденье. — Но я подумал, что дело важное, и пытался поступить так, как следовало. Думал, что и ты будешь вести себя благоразумно. Я обошла машину спереди и села, размышляя о том, почему он не открыл мне дверцу, как всегда делал раньше. Силы вдруг покинули меня, накатила страшная усталость, и я даже испугалась, что вот-вот расплачусь. — Для меня твое присутствие действительно важно, и ты все сделал правильно. Умер человек, и я считаю, что его не просто убили, но что и он сам оказался замешанным, как мне кажется, в какую-то крупную и довольно мерзкую аферу. Не могу поверить, что он уничтожил свои файлы и не оставил даже резервных копий. Это означало бы, что он знал о том, что умрет. — Да. И это подразумевало бы самоубийство. — О котором в данном случае говорить не приходится. Мы посмотрели друг на друга. — Мне кажется, что в ночь его смерти в доме кто-то побывал. — Кто-то, кого он знал. — Или кто-то, кто знал того, у кого есть доступ в дом. Например, коллега или близкий друг. Или кто-то еще. Не будем забывать, что ключей у Эддингса не оказалось. — Ты полагаешь, что это имеет отношение к неосионистам. — Бентон наконец начал оттаивать. — Да, боюсь, что именно так. И кто-то предупреждает, чтобы я не копала слишком глубоко. — И это указывает на причастность к делу чесапикской полиции. — Может быть, не всей полиции, а одного только детектива Роша. — Судя по твоему рассказу, он имеет ко всему происходящему лишь косвенное отношение, а его интерес к тебе, как я подозреваю, — это вопрос отдельный. — Его единственный интерес — запугать меня и заставить отступить. Поэтому, как мне представляется, и к случившемуся он имеет самое непосредственное отношение. Некоторое время Уэсли молча смотрел перед собой в ветровое стекло, и я позволила себе, улучив момент, взглянуть на него. — Кей, — он повернулся ко мне, — доктор Мант не говорил, что ему угрожали? — Мне — нет, не говорил. Да я и не уверена, что сказал бы. Особенно если боялся. — Боялся чего? Мне трудно представить, что он мог чего-то бояться. — Бентон повернул ключ и медленно выехал на улицу. — Если Эддингс был связан с неосионистами, то как это могло отразиться на докторе Манте? Ответа не нашлось, и я промолчала. — А ты не думаешь, что твой британский коллега просто-напросто сбежал из города? Ты точно знаешь, что его мать умерла? Я задумалась, вспомнив, что перед Рождеством, без объяснений, ушел с работы начальник морга. А за ним вдруг последовал доктор Мант. — Знаю только то, что он сам мне сказал, и у меня нет причин подозревать его во лжи. — Когда возвращается твоя другая заместительница, та, что в декрете? — Не скоро. Она только-только родила. — Да, это подделать трудно. Мы свернули на Малверн. Дождь бросил в стекло россыпь мелких капель. Я с трудом сдерживала себя, чтобы не произнести слова, которые буквально вырывались из меня. Когда мы выехали на Кэрри-стрит, моя нерешительность уже перешла в отчаяние. Я хотела сказать Уэсли, что мы приняли верное решение, но точка в отношениях — это одно, а чувства — совсем другое, и с ними покончить не так просто. Я хотела спросить о Конни, его жене. Хотела пригласить его домой, как бывало раньше, и прямо спросить его: почему он больше мне не звонит? Уходящая вниз, к реке, Олд-Локке-лейн уже погрузилась в темноту, и мы ехали очень медленно. — Возвращаешься сегодня в Фредериксберг? — спросила я. Он помолчал, потом ответил: — Мы с Конни разводимся. Я удержалась от комментариев. — История длинная, и разбираться в ней придется, наверно, еще долго. Слава богу, дети уже выросли. — Он опустил стекло, и охранник, узнав меня, махнул рукой — проезжайте. «БМВ» с шумом покатился по пустынной, мокрой улице. — Можно сказать, получил по заслугам. Конни едва ли не год встречается с другим, а я и не знал. Хорош профайлер, да? — Кто он? — Подрядчик во Фредериксберге, выполнял какую-то работу по дому. — Она знает про нас? — Конни всегда мне нравилась, и я понимала, что, узнав правду, она возненавидит меня. Машина свернула на подъездную дорожку, и Бентон ответил лишь после того, как припарковался у входной двери. — Не знаю. — Он тяжело вздохнул и посмотрел на свои сжавшие руль руки. — Скорее всего, какие-то слухи до нее доходили, но Конни на слухи внимания не обращает. Знает, что мы много времени проводим вместе, ездим по делам и все такое. Думаю, она считает, что у нас чисто деловые отношения. — Мне из-за всего этого ужасно неприятно. Бентон снова промолчал. — Живешь в доме? — спросила я. — Она сама решила уехать. Перебралась в квартиру, где они с Дугом могут спокойно встречаться. Это подрядчика Дугом зовут. — Он хмуро смотрел в стекло, и я, не выдержав, повернулась и взяла его руку. — Послушай, я хочу и готова помочь, чем только могу. Но ты сам должен сказать, что мне нужно сделать. Бентон взглянул на меня, и в какой-то миг в его глазах блеснули слезы. Я подумала, что это слезы по Конни. Он все еще любил ее, и мне, хотя я и понимала все, видеть проявление этих его чувств не хотелось. — Я не многое могу себе позволить. — Он откашлялся. — Особенно сейчас. Да и в следующем году тоже. Этот парень, с которым она, любит деньги и знает, что у меня кое-что есть… ну, то, что досталось по наследству. Не хочу остаться с пустыми карманами.