Вот такие дела. И тем не менее записка проливает безжалостный свет на происходящее. Я вспоминаю, какой сегодня месяц и год. Январь 2012 года. В этот день я ушла от Эда. В этот день мы поняли, что наш брак рухнул и ничего невозможно исправить. Это началось довольно давно. Ссоры, натянутые отношения, ночи, проведенные врозь, лишь бы не видеть друг друга. И в результате естественный финал. – Наверное, нам стоит немного пожить отдельно. – Что? – Я читала газету, когда Эд подошел и неожиданно оглоушил меня. Эд сел за стол, потупился, чтобы не смотреть мне в глаза, и сжал кулаки. – Наверное, нам стоит немного пожить отдельно, чтобы разобраться в себе. Так продолжаться больше не может. Я… мы оба совершенно несчастны. Я взглянула на него – на эти нежные руки, нахмуренный лоб, мягкие пухлые губы – и почувствовала, что еще немножко – и у меня разобьется сердце. – Так ты хочешь развода? – Я споткнулась на последнем слове, мой голос предательски дрогнул, и Эд наконец поднял на меня глаза. – Нет, Зои. Я совсем другое имел в виду. Я люблю тебя, но больше не в силах терпеть постоянные конфликты. Иногда мне кажется, будто ты меня ненавидишь, и я сыт по горло. По-моему, нам нужно ненадолго расстаться. – Он запнулся. – Я не против немного пожить отдельно. Или наоборот. Если хочешь, можешь на время перебраться к своим родителям… – Ого! А ты, оказывается, уже успел все хорошенько обдумать. Хочешь всадить мне нож в спину? – Ой, я тебя умоляю! Прекрати, ради бога! Неужели тебя устраивает такая жизнь? – Его голос был резким, колючим. – Но я люблю тебя. – Зои, я тебя вовсе не об этом спрашиваю. Ты счастлива? Учитывая то, что между нами происходит. Я удрученно покачала головой: – Нет. – Тогда ладно. – Эд вопросительно на меня посмотрел. – Итак, что ты предлагаешь? – Я? Лично я ничего не предлагаю. Вносить предложения – по твоей части. – Зои, пожалуйста, не будь такой! – Я не такая и не сякая. – Мое лицо покраснело, плечи поникли. Я безумно боялась потерять Эда, но была в бешенстве из-за того, что он меня отвергал, исходя из ложного предположения, что, если мы на время разбежимся, это нас только сблизит. Хотя, с другой стороны, все остальные способы наладить отношения мы уже исчерпали. Я обреченно вздохнула: – Ты, наверное, прав. Абсолютно с тобой согласна. Просто мне тяжело слышать эти слова. Эд, мне кажется, я больше никогда не буду счастлива. – Нет, мы еще сможем быть счастливы. И непременно будем. Нам лишь надо не наделать ошибок. Тут я задумалась. Переехать к Джейн я не могла, у нее слишком мало места. Конечно, Эд мог пожить у своей мамы, но он и так чуть что сбегал к Сьюзан, а при всей моей любви к свекрови не хотелось признаваться, что мы с Эдом не справились и наш брак летит в тартарары. У Беки двое малышей, тесная квартира, да и вообще, я отнюдь не была уверена, что общество малолетних детей пойдет мне сейчас на пользу. – Ладно, позвоню папе с мамой. Узнаю, можно ли перекантоваться у них. – Ты уверена? А как же твоя работа? – Как-нибудь разберусь. Думаю, они разрешат мне пару недель поработать дома. Эд перегнулся через стол и горячо сжал мои руки, тем самым заставив меня невольно напрячься. – Зои, спасибо тебе! Все будет хорошо. Я уверен. И вот теперь я вернулась в тот самый день, когда должна была разъехаться с Эдом. Уронив записку на пол, я стояла как изваяние, прислушиваясь к глухим ударам в груди. Мне не хотелось заново проживать тот самый день, с его мучительной болью. Но еще хуже – гораздо хуже – было внезапное осознание того, что если сейчас январь 2012 года, то до дня гибели Эда осталось каких-нибудь восемнадцать месяцев. Значит, времени у меня в обрез. Я не знаю, что делать. Может, действительно бросить попытки что-либо изменить, а просто взять и уехать к родителям. Кому, как не мне, знать, что мы с Эдом помиримся? Или все-таки постараться переломить ситуацию и исправить положение? Сев за стол, я достаю из кармана халата телефон. Никаких пропущенных звонков. И я принимаю решение позвонить Эду. Набираю знакомый номер и, в ожидании соединения, машинально обвожу пальцем царапины на деревянном столе. В трубке слышатся длинные гудки, и у меня резко учащается пульс. Не знаю, что скажу Эду, если он ответит, но я не могу сидеть сложа руки. Длинные гудки продолжаются, а затем слышится механический, безжизненный голос Эда: «Извините, в данный момент я не могу ответить. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после короткого сигнала». – Эд, это я, Зои. Я… я люблю тебя. Ладно, я перезвоню позже, хорошо? В моем голосе звучат отчаянные, умоляющие нотки, но мне наплевать. Действительно наплевать. Не желаю бездарно тратить подаренный мне судьбой день. Я хочу видеть Эда. Выключив телефон, я встаю из-за стола. Записка Эда по-прежнему валяется на полу. Я наклоняюсь, чтобы поднять ее. Открываю и перечитываю, снова и снова. От слов Эда веет таким холодом, таким равнодушием, что меня начинают мучить сомнения. Да, я действительно хочу с ним встретиться, но что, если я перестараюсь и больше никогда его не увижу? Сейчас я по крайней мере знаю, что мы в тот раз помирились, а значит, есть хотя бы малая вероятность того, что в другой день я проснусь рядом с ним. Нет, тут уж ничего не поделать, придется уехать. Я возвращаюсь в спальню, одеваюсь, торопливо запихиваю вещи в чемодан, который нашла под кроватью. Затем качу чемодан к входной двери, но возвращаюсь за сумочкой, где у меня телефон и кошелек. На пороге меня вдруг одолевают сомнения. Может, стоит написать Эду пару слов? Я вырываю листок из того же блокнота, которым утром воспользовался Эд, и чиркаю несколько слов: Я люблю тебя. Не забывай наши клятвы. И пожалуйста, не ставь на мне крест. Зои. Целую. Приписав «целую», я складываю листок, пишу имя Эда и оставляю на том же месте, где нашла адресованную мне записку. Потом беру чемодан, решительно закрываю за собой дверь и иду к станции метро навстречу самому ужасному – если судить по прошлому разу – дню в моей жизни. Всю дорогу я была точно в тумане и не успела опомниться, как поезд уже прибыл в Донкастер – пункт моего назначения. Какой-то мужчина, стоявший сзади, помогает спустить чемодан, а мне хочется плакать даже от такого банального проявления человеческой доброты. Слава богу, что из-за завесы волос не видно моих слез! Я иду по платформе, спускаюсь по лестнице, затем поднимаюсь и неожиданно вижу маму: она с встревоженным видом спешит мне навстречу. Мама останавливается напротив меня, я бросаю чемодан, и мы обнимаемся прямо посреди станции. – Ох, мама! – Я с трудом могу говорить, буквально захлебываясь слезами. – Тсс… – Мама нежно гладит меня по спине, совсем как в детстве. Затем отстраняется, заглядывает мне в лицо. Нежно заправляет за уши упавшие мне на глаза волосы, пальцем вытирает с моей щеки слезы. – Ладно, а теперь поехали домой. Я послушно киваю, поднимаю чемодан и иду за ней к машине. Мы едем по скоростному шоссе, дождь стучит в ветровое стекло, дворники ритмично шаркают, словно гипнотизируя меня. Мама ни о чем не спрашивает, и я благодарна ей за молчание. Мы подъезжаем к знакомому дому, и впервые за сегодняшний день мои губы трогает улыбка. В конце подъездной дорожки нас встречает папа, готовый предложить свою помощь. Я выхожу из машины. – Привет, пап. – Здравствуй, милая. Можно взять твои вещи? Пока папа вытаскивает из багажника чемодан, я вхожу в дом, и у меня перехватывает дыхание. Наши с Беки фотографии на стенах; маленький столик с телефоном и каким-то зеленым, словно резиновым, растением; полка с висящими ключами, украшенная фарфоровыми кошечками, птичками и кроликом. Как хорошо вернуться домой! Дома и стены помогают. Здесь я чувствую себя спокойно. Я вхожу на кухню, где мама целеустремленно что-то ищет в буфете. – У меня есть чай в пакетиках, который тебе нравится. – Она встает на цыпочки, тщетно пытаясь дотянуться до верхней полки. – Но похоже, твой папа слишком высоко их положил. – Признавая свое поражение, она бессильно опускает руки. – Ладно, оставь. Я достану. Я подхожу к буфету, шарю рукой по верхней полке. Нахожу коробку чая без кофеина. Когда-то он мне действительно нравился, но у меня не хватает духу сказать маме, что теперь я его больше не пью. – Зои… – начинает она и останавливается. Я знаю, ей отчаянно хочется спросить, что случилось. – Мам, давай посидим, попьем чайку, и я тебе все расскажу. – Хорошо, милая. Приготовив чай, она ставит его на стол, бережно подложив под кружки салфетки. На мой взгляд, абсолютно бессмысленное занятие, если учесть украшающие допотопную столешницу бесчисленные царапины и разводы. Но я молчу и с благодарностью пью поданный мне чай. Мама садится напротив, осторожно подносит кружку к губам и ждет моего рассказа. Я рассеянно смотрю на потемневшее небо за окном, толком не зная, с чего начать. Честно признаться, последнее время я разговаривала с мамой и папой гораздо реже, чем следовало бы. Впрочем, так же как с Джейн и Беки – одним словом, со всеми теми, кто был мне дорог. Ведь когда у меня настали тяжелые времена, я сознательно отгородилась от них, чтобы они не видели моих страданий. Но сейчас у меня идеальный шанс все изменить. Я вспоминаю свой прошлый приезд сюда после этой самой ссоры с Эдом. Тогда я категорически отказалась говорить с родителями, да и вообще толком не объяснила им, в чем, собственно, дело. Мама отчаянно хотела помочь, но мне было стыдно признаться, что я провалилась по всем статьям. Но на сей раз я поступлю по-другому. Все честно расскажу и не стану отказываться от помощи. Тем более что помощь мне ох как нужна. Я оглядываюсь на звук шагов за спиной. Это папа, взяв кружку, собирается сесть за стол. Но мама незаметно качает головой. Папин взгляд мечется между мной и мамой, а затем снова останавливается на мне: – Ну ладно, я просто пришел за своим чаем. В доказательство своих слов папа поднимает кружку, чай выплескивается на линолеумный пол. Мама выразительно поднимает брови, но, прежде чем она успевает схватиться за тряпку, папа вытирает лужу подошвой тапка.