… Не спится. Картина стоит у меня перед глазами – сразу с самолета, в сопровождении полиции и службы безопасности, мы приезжаем на завод, долго плутаем между цехов, наконец паркуемся у какого-то складского помещения. Снаружи вооруженная охрана. Для безопасности нам предлагают надеть костюмы РХБЗ, наш проводник тоже облачается. Химик просится в туалет, его отводят. Пока остальные ждут, я начинаю думать, что у них произошла какая-то авария с топливными элементами. Но зачем тут вирусолог и зоолог? Зачем тут я? Надеюсь, это не вспышка нового ковида, хотя откуда ей тут взяться? Ничего не понимаю. Химик возвращается, мы заходим внутрь, перед нами перегородка из ударопрочного стекла, как в кино про камеры, в которых держат суперзлодеев. Они включают свет, и мы видим это. На полу в позе эмбриона лежит какое-то абсолютно чуждое, по виду очень древнее и весьма омерзительное существо. Как гуманоидная смесь жука, краба, черепахи и носорога. Метра два в длину. На спине выгнутый панцирь с острыми волнами гребней. Конечности и грудь покрыты кожей с панцирными пластинами и чешуйками брони. На концах «рук» – клешни, как у краба. Острые длинные когти на нижних конечностях. Приплюснутая голова с панцирной пластиной, небольшим рогом и клювом. Клюв, «руки» и «ноги» существа зачем-то перевязаны туго затянутыми металлическими тросами. Цвет – различные оттенки коричневого: от темной сепии на панцире до светлого хаки на отдельных участках кожи. Я такого никогда не видел. Сохранность превосходная. Смотрю на Кирилла, зоолога – он в изумлении. Сопровождающий от компании говорит, что они раскопали это в шахте. Оно лежало прямо в слоях породы. Я говорю, что это поразительная находка, но спрашиваю, зачем мы здесь, почему это не отправили палеонтологам в Москву. И тут нам сообщают: похоже, что оно живое, в анабиозе. Когда откапывали, случайно сковырнули одну из пластин, и из-под нее пошло что-то вроде крови. Кирилл говорит, что это невозможно. Нам сообщают, что поэтому нас и позвали сюда: если оно действительно живое, то ему минимум десятки тысяч лет, и компания заинтересована в том, чтобы понять, как эта штука столько прожила. Это научный прорыв, потенциально – «лекарство долголетия». Мы долго совещаемся, что нам делать, и решаем, что ресурсов нашей мобильной лаборатории в микроавтобусе недостаточно, нам нужно нормальное помещение в местной больнице, с соответствующими предосторожностями и доступом к их лаборатории и оборудованию. Все, отрубаюсь. … Второй день исследований. Сегодня двадцатое декабря, скоро Новый год, и мы получили вот такой подарочек под елку. Вчера нам в экстренном порядке расчистили целый корпус больницы под исследования, тут как раз находится лаборатория, а прямо под нами подвал с моргом. Стремной херни, которая пролежала в шахте кучу лет, им было мало, надо еще и мертвецов снизу нам подложить, для создания рабочей атмосферы. Снаружи стоит вооруженная охрана компании, следит за тем, чтобы никто не зашел. Мы работаем вчетвером. Сейчас все, кроме меня, пошли на обед, а я никак не могу остановиться и продолжаю изучать объект, хоть мне и жутко здесь одному. Временами кажется, что в морге кто-то разговаривает. Еще я запарился в РХБЗ, несмотря на то, что тут не так уж сильно топят, а снаружи сегодня минус двадцать пять. Существо лежит передо мной на металлической препаровальной доске из морга, прогнувшейся от его веса. Мы не взвешивали, просто не на чем, но тут точно больше 200 килограммов. Все конечности и клюв напрочь зафиксированы крепкими стальными тросами, кроме того, тросы оперативно вмонтировали в пол. Только это и успокаивает меня и позволяет поворачиваться к нему спиной. Хотя, когда я это делаю, все равно напрягаюсь. Оно действительно живое. Оборудование показало, что существо еле слышно дышит, у него работают органы и поддерживается температура тела. Мы взяли первые анализы – уникальная структура ДНК, Кирилл не отлипает от микроскопа, говорит, что здесь материала на Нобелевку. Я смотрю на чудовище и думаю, откуда оно взялось. Почему его нашли именно здесь, на единственном известном в мире месторождении росения, они как-то связаны? Это что-то инопланетное? Или неизвестный доселе земной вид? Или мутировавший от соседства с полезным ископаемым организм? Может, современник динозавров? Хотя тут счет будет уже на миллионы лет, если верить традиционной хронологии. Как оно пролежало столько времени в шахте и выжило? Одни вопросы… Зоолог рассказывал, что науке известны, конечно, акулы, которые жили по пять столетий, споры, которые пробудили в лабораториях спустя миллионы лет, а некоторые медузы и простейшие организмы вообще теоретически бессмертны. Но это гуманоидный монстр, который просто проспал невероятное количество лет в обстановке, никак не располагающей к поддержанию жизненных функций. Вообще, меня очень напрягает, что оно имеет гуманоидную форму тела. Похоже, что оно прямоходящее или близко к тому. Если бы это был какой-то большой жук или динозавр, было бы не так жутко. Жутко от чужеродности этого существа, оно выглядит ненатурально и противоестественно… Твою мать, кажется, оно шевельнулось. Или я заработался и мне показалось? Не, показалось, ха-ха-ха. Пора на воздух и пообедать. Ха-ха, надеюсь, оно достаточно надежно связано. Отключаюсь. <Конец записей> Глава 3. База Павел не успел оглянуться, как Семеныч вдавил газ в пол и затормозил только около центральной площади. Они впятером чудом уцелели – вовремя выбежав на улицу или выпрыгнув из окон отеля. Спас их шахтер – если бы он не улизнул через черный ход и не добрался до джипа, если бы не подождал и не подобрал их, наворачивая круги и тараня тварей, снова выбежавших на улицу, они уже были бы мертвы или пропали. Пропали – как собака и Зульфия, никто не видел, что с ними стало. Мертвы – как разорванный тварями норвежец со смешным акцентом. Или как Владимир. Павел не сомневался, что Торшин мертв, и он сам обрек того на гибель, хотя у него не было выбора – он мог спастись один или они могли быть оба сожранными. С такой медленной скоростью передвижения Владимиру спастись было невозможно. Павел хотел в это верить. Его потряхивало, впрочем, никто не обращал на него внимания, все вокруг были в таком же состоянии. Он старался не думать о Торшине. Ему надо вернуться к сыну, и он уже решил, что готов пойти до конца. К черту рефлексию, он просто хотел выжить и выбраться из Краснополярска. И все же голос совести нашептывал, что он совершил омерзительный поступок, за который поплатится. Родители всегда говорили Паше, что и все хорошее, и все плохое возвращается. За последние полгода он прошел от мелкой кражи до фактического убийства человека. Все эти мысли были мучительны. Люди в машине подавленно молчали. Семеныч дымил в приоткрытое окно, держа сигарету дрожащими пальцами. От завывающего снаружи ветра она то и дело тухла, и ее приходилось поджигать заново. На площади все так же стояла фиолетовая новогодняя елка, и вождь пролетариата указывал путь в светлое будущее: по направлению к новым кварталам и гостинице. – Я должен это спросить, – наконец нарушил тягостную тишину Алексей. – Кого-нибудь покусали? Поцарапали? Все, кажется, были целы. Но это не отменяло того факта, что им некуда податься. Паша начинал думать, что он умрет в этом городе. В конце концов, он и так везунчик, в живых остались только трое из группы. Бронзовая медаль обеспечена. – У меня ощущение, что мы уже везде побывали. Уникальный туристический тур по Краснополярску, едрить твою налево. – Павел вспомнил, что в программу тура действительно входила обзорная экскурсия по городу. Вот такая ирония судьбы. – Были в больнице. В пиццерии. В новом районе. В отеле. В хрущевках. На заводе. В церкви. И везде опасно, или пусто, или нас не ждут. Разве вон еще школа и детский сад остались. – Семеныч махнул на два утонувших в темноте здания в углу площади, затем продолжил необычно долгую для него эмоциональную тираду. – Там, может, хоть жратва какая завалялась. Учат в школе, учат в школе, учат в шко-о-о-ле, бля, – пропел он. Паша подивился такому красноречию: все время, что он видел Ивана, тот говорил в основном односложными предложениями, никогда не выходя из себя. – Что тут еще есть? Направо старый аэродром, там ловить нечего. По дороге общага для различного персонала «Росальтэна» и его подрядчиков. Прямо и потом налево спортклуб и полицейский участок. Что мы еще не перечислили – ТВ-центр? – спросил Семеныч. – Я там был, – произнес Илья. – Он сгорел. – Как сгорел? – Вот позавчера вечером и сгорел. Поверьте на слово. – Ну тем более. А еще у меня в машине заряда аккумулятора мало осталось. Километров на тридцать. И потом все, надо заряжаться. А заряжаться где? В аэропорту, на заводе, в новом районе и на автозаправке. Везде жопа. Что еще? В сторону нового района есть администрация, пара магазинов, бар, супермаркет и автомастерская. Можно, конечно, совершить налет на супермаркет и потом несколько дней где-нибудь сидеть, надеяться на помощь и ждать пока нас сожрут. Короче, похоже, конец нам приходит, ребята, – закончил монолог Семеныч на не характерной для него минорной ноте. – Автомастерская, ну конечно! – вдруг осенило Илью. Он хлопнул себя по коленке. – Что «автомастерская»? Там сидеть предлагаешь? – Нет, у меня есть идея получше. – И какая? Рожай давай быстрее. * * * – База, – сказал он. Кира, сидевшая между двумя парнями, посмотрела на Илью. Она видела его таким возбужденным сегодня ночью и вот сейчас. Девушка слабо улыбнулась. – Какая база? – продолжал допрос Семеныч. – Военная. На севере. – И как ты туда добираться предлагаешь? Ни одна машина туда не доедет. Вездеходы все на заводской парковке стоят. Может быть, у тебя есть пилот? – Нет. ГАЗ-47. Рабочая лошадка севера. – Что? – Я знаю, что такое ГАЗ-47. – Алексей встрепенулся. – Где ты его тут возьмешь, чтоб на ходу? – А я не знаю, – возразила Кира. – Объясните. – ГАЗ-47, он же ГТ-С. Древний советский вездеход. Ему уже лет восемьдесят. Тут же, когда еще старый военный аэродром был, стояло много техники. А потом, когда армейские выходили из города и переезжали на север, они почти ничего не стали забирать. Новые самолеты сами улетели, несколько единиц техники они грузовыми вывезли. Тут осталось полно рухляди. Они даже огнестрельное оружие забыли, я как-то пистолет нашел. Там же целый заброшенный военный городок рядом с аэродромом. Казармы, ангары. Что-то они просто так бросили, гнить в поле, типа нескольких старых самолетов. Что-то законсервировали в ангарах – пару танков, грузовиков, джипов и ГАЗ-47, который тут, по-моему, с основания города находится. – И ты нам предлагаешь его расконсервировать по-быстрому? – Да послушай ты. Его купила какая-то шишка из «Альта». Ну, ты знаешь, у богатых свои причуды. Видимо, хотел машинку для любого ландшафта и погоды. Там прилетали военспецы с севера специально расконсервировать этот вездеход. Они его должны были зарядить, заправить, провести осмотр агрегатов, убедиться, что все работает. А потом, через пару недель, планировалось его ко мне в мастерскую перегнать. Я уже его тюнинговать бы стал – магнитола, кожаное кресло… Короче, поехали! Там все это дело охраняет пара человек, целый день в носу ковыряют и телевизор в сторожке смотрят. Договоримся с ними. Если они живые. И на нем доедем до базы. Семеныч долго молчал, а потом заливисто рассмеялся. – Что ж ты молчал, парень, а? Ждал, пока нас всех сожрут? Ну что, едем? – Он обернулся и посмотрел на всех вопросительно. – Мне кажется, лучше варианта у нас нет, – поддержал Орлов. – Да. – Да. – Ну, поехали! – Иван опустил ногу на педаль. Когда автомобиль стал набирать скорость, двигаясь по площади, из ДК выскочили несколько изломанных фигур и побежали за ними с животными криками. – Вот и жители города говорят, что мы тут слишком задержались, – прокомментировал Алексей. Кира откинулась на спинку сиденья. Она уже не могла смотреть на до тошноты знакомый «пейзаж» за окном – вот тут она увидела труп в пиццерии, потом Олеся сожрала старика, а Смирнов размозжил ей голову. Вот церковь, где за ней гнался горящий поп, а она убежала и застряла в сугробах на заснеженном кладбище. Вон хрущевка с бабкой на ходунках. Девушку передернуло, она закрыла глаза. «Скоро, скоро все будет нормально. Все будет хорошо. Думай о будущем позитивно. Ты вернешься в Москву. Илья поедет с тобой, поможешь ему перебраться, первое время даже может пожить в гостиной, а там найдем ему съемную квартиру. Договоришься о его работе в салоне мерсов, владелец тебе обязан за раскрутку на ютубе, пусть возвращает должок. Будешь снимать свои видео о моде. Скажешь Саше, что знать его больше не хочешь, расскажешь обо всем Светке и покаешься. Пусть она и не простит, зато не будет рядом с этой двуличной сволочью. Или лучше даже не рассказывать ей об этом? Просто послать его и как-нибудь потом вывести на чистую воду? Хорошие отношения с сестрой дороже. Ложь во благо или правда и наказание в виде разрыва отношений с сестрой? Или она сама с ним расстанется, и проблема решится сама собой? В Москве разберемся. Не до высоких материй сейчас, Кира. Надо выбраться отсюда живой. Вместе с Ильей». * * * Взрыв энтузиазма, когда он вспомнил о вездеходе, сменился черной депрессией. Илья знал, что даже если они выберутся из города, рано или поздно за ним придут. Наверняка на узле связи остались записи с камер. Его ждет ужасный конец в Краснополярске или ужас без конца в Москве – он не сможет спокойно и счастливо жить с девчонкой, помня, что случилось с матерью, и зная, что за ним в любой момент могут приехать. Был и третий вариант – попробовать сбежать в Екатеринбург и укрыться в подполье, но это было бы совсем глупо и трусливо – не насладиться пусть даже и краткосрочным счастьем и постоянно испытывать угрызения совести, что убежал от матери, а потом и от девушки. Никакой борьбы с капитализмом ему уже не хотелось, да он и не был уверен, что в Екатеринбурге его кто-то ждет. Он думал появиться там героем, обратившимся к нации, а появится безвестным неудачником в бегах и страданием в душе. Хоть в монастырь уходи. Только он не был верующим и всегда смеялся над попами.