– Нет полосок. – Нет. – Ваши версии: что здесь происходит? – спрашивает Михаил Борисович. – Террористы? – Сектанты? – А мне насрать, что тут происходит, – отрезает Владимир. – Меня больше волнует, как нам отсюда унести ноги и вернуться в Москву. – Съемки профессионального репортажа закончились, не успев начаться, – с горьким сарказмом комментирует Кира. – Надо решить, что делать дальше, – перебивает Павел. – Мое предложение в силе – надо искать полицию. Потом Лесю надо показать врачу. И нам надо где-то остановиться. Должны же тут быть люди, не могли пять тысяч горожан все исчезнуть! – А вдруг это инопланетяне всех похитили? Людей-то нет в городе. – Алексей ржет. – Я уже давно на улицу смотрю, ни одного человека. Только свет в паре квартир погас. Мое предложение – идти в жилые дома, искать местных. – Мне нехорошо… – вдруг говорит Олеся. Выпустите, дайте пройдусь… Она начинает вылезать из-за стола мимо Михаила, но ее ноги подкашиваются, и она падает на пол вниз лицом. Все вскакивают. Михаил Борисович первым бросается к ней и переворачивает на спину. Глаза девушки закрыты, лицо стало мертвенно-бледным. – Она почти не дышит, – произносит он, поднеся руку сначала к лицу Олеси, а потом к шее. – Пульса тоже почти нет! Надо ее срочно в больницу! – Он снимает шапку и подкладывает ей под голову, остается сидеть рядом. – Замечательно. А где больница? Поедем искать наугад, если машина заведется? А если не заведется, на спине ее будете таскать? – Кира нервно чешет руку. Дальнейшее происходит настолько быстро, что Павел впадает в ступор и наблюдает за происходящим будто бы со стороны. Тело Олеси начинают сотрясать конвульсии, ноги разъезжаются, руки запрокидываются за голову и мечутся сами по себе. Михаил кидается придержать ее голову. Девушка тыкает ногой в стол, на котором лежит освещавший комнату телефон, тот падает под диван. Теперь в зале практически ничего не видно, лишь неотчетливо мечутся по стенам тени. По пляске этих теней Орлов понимает, что тело Олеси словно подбрасывают снизу, она выгибается, будто делает «мостик», затем издает ужасный крик, который смешивается с криком Михаила Борисовича: – Что ты делаешь? Прекрати! А-а-а! Помо… Звуки борьбы, роняемой мебели, рычание и крики старика, переходящие в хрип и бульканье, выводят Павла из ступора, он бросается к выключателю. Щелк – на пару секунд он слепнет от света – Олеся сидит верхом на Михаиле, Борисовиче, удерживая его с неожиданной силой, ее рот в крови. Павел моргает. Журналист, силясь встать, лупит ее по спине руками, она нагибается и вгрызается ему в шею. То, что было Олесей, рычит, кричит и вырывает зубами куски мяса из горла жертвы. Павел моргает. Кира с Владимиром вжались в стойку кассы и орут от страха. Павел моргает. Алексей хватает огнетушитель и бежит к Олесе. Павел моргает. Алексей с размаху бьет Олесю огнетушителем по голове, та отлетает с Михаила Борисовича и врезается в стену. От удара на пол летят рамки с фотографиями посетителей пиццерии. Павел моргает. Алексей поставил ногу Олесе на грудь и бьет ее огнетушителем по голове. Наглое лицо превращается в месиво из кровавых ошметков кожи, мяса, сломанных костей и зубов. Модно уложенные русые волосы слипаются в пурпуре. Михаил Борисович держится за шею, пытаясь что-то сказать, но выходит лишь свист. Пол под ним быстро краснеет. Паша бросается к нему, но старик умирает, бессильно хватая его рукой. Павел глубоко вздыхает. Алексей с безумным видом стоит над телом Олеси с огнетушителем в руках. С красного стекает красное. Павел глубоко вздыхает. – Блядь. Блядь. БЛЯДЬ! – Кира в шоке бросается к входной двери, отпирает ее и выбегает на улицу. Павел следует за ней. Вьюга немного ослабла. Кира стоит на тротуаре и курит, зажав электронную сигарету в трясущихся пальцах. – Ты долбанулась, тут опасно, иди внутрь! – А ВНУТРИ БЕЗОПАСНО, БЛЯДЬ?! ТЫ ЭТО ВИДЕЛ ВООБЩЕ? ТУТ ХОТЬ ГДЕ-ТО БЕЗОПАСНО, В ТВОЕМ ТУРЕ СРАНОМ? Павел молчит. Кира глубоко затягивается. – Дай мне прийти в себя. Покурю и сразу вернусь. * * * Глубокий вдох – выдох. Затяжка – выдох. Кира пыталась успокоиться и курила уже пятую сигарету. У нее на глазах в течение пары часов погибла половина их группы. Девушке было страшно. Очень страшно. Она выходила на улицу второй раз подряд. Мужчины порывались ее остановить, говорили, чтобы курила в ресторане, но она просто не могла находиться в помещении с тремя обезображенными трупами, несмотря на то что Олесю с Михаилом Борисовичем оттащили на кухню. Вот и сейчас она чувствовала, как на нее из-за двери пялится Паша – охраняет. Это раздражало. К тому же она теперь побаивалась Алексея, хладнокровно убившего Олесю. Или то, что было Олесей. Три мужика внутри все пытались доказать, кто из них главней, и решить, куда идти дальше. За разговором журналисты запивали шок водкой из холодильника. Пашка все нудел про свою полицию, как будто она тут чем-то поможет. Кира мрачно усмехнулась. Леша говорил, что надо ждать утра, просто забаррикадироваться и сидеть на жопе. Володя ныл, что ему нужно какое-то лекарство, которое он потерял вместе с чемоданом в аэропорту, и им надо найти больницу или аптеку. Алексей тоже был за больницу: размахивая огнетушителем, он вывихнул плечо. Кира же до безумия хотела горячий душ и спать, чтобы наутро все это оказалось ночным кошмаром. Обсуждение продолжалось уже полчаса, она опять вышла покурить. Посмотрела на часы – полтретьего, самый разгар ночи, светать будет еще не скоро. Ву-у-у – вьюга то утихала, то начинала заметать с новой силой. Нос покалывало, он начинал отваливаться на морозе. Норковая шуба уже казалась не такой теплой. Кира успела осмотреть площадь – по периметру памятник Ленину окружали всего шесть строений. Здание в несколько этажей, где находилась пиццерия, было на реконструкции: по бокам от входа стояли строительные леса, а выше вывески начиналась ткань фальшфасада. Кира задрала голову, прищурилась и прочла надпись на баннере: «Новые торговые площади уже скоро». Напротив, по другую сторону от памятника, короткая дорога доходила до шоссе, которое вело в аэропорт, откуда они прибыли. У дороги стояли два невысоких здания, одно пониже другого, но что это, разобрать не удавалось. По правую руку от девушки находился жилой дом – нестандартная трехэтажная хрущевка, такие Кира однажды видела на фотографиях старой Москвы. Пара окон светились, и она подумала, что стоит попытаться проведать местных жителей. Еще правее что-то поблескивало в ночи, но из-за снега, разбитых фонарей и темноты рассмотреть это «что-то» не было возможности. Наконец слева ансамбль площади венчало невысокое здание с античным портиком и колоннами, очевидно, ДК советских времен; памятник с вытянутой рукой располагался к нему лицом. Вывеска под крышей оповещала о том, что теперь там кинотеатр. Ву-у-у – завывала вьюга. «Все как назло, – думала Герман. – Связи нет. Машины, если эта не заведется во второй раз, нет. Людей нет, только психи и мертвые. Еды толком тоже нет. Вещи все в чемодане в аэропорте. Мы в жопе мира, откуда не уехать. И не улететь: пилота убили, самолетов не будет несколько дней. На улице почти минус тридцать. Нас кто-то убивает. И еще – участница тура превратилась в кровожадную тварь. Зачем ты сюда поперлась, Кира? Мало денег зарабатываешь? Снимала бы про свою моду. Бабло тебя погубит». Вдруг Кира поняла, что завывает не вьюга. В порывах ветра появились новые нотки – более резкие, тонкие и более глубокие, хриплые. Такие разные, они заставили ее оцепенеть и прислушаться. Она догадалась, что это вой живых существ. Сквозь снег Герман разглядела, как к ней заплетающейся походкой быстро приближаются несколько фигур. Она хотела вернуться к двери в ресторан, но с ужасом обнаружила, что одна из фигур туда уже подбежала и ломится внутрь, а Паша, с выражением ужаса на лице, пытается ее задержать. Еще двое выскочили из-под покрова вьюги, со стороны ДК, и понеслись, прихрамывая, Кире наперерез. Один – вроде бы мужчина, лица не видно под капюшоном, именно он выл более хрипло и утробно, рядом – женщина, несмотря на погоду, в одной домашней майке с принтом плюшевого мишки, обнимающего сердце. Майка перемазана красным. Лицо бледное, вокруг рта потеки крови. Челюсть неестественно отвисла: – ВУ-У-У… ХА-А-А… Киру охватил животный страх, она развернулась и побежала что было сил. Бег по сугробам давался тяжело, приходилось высоко поднимать колени, ветер и снег больно били в слезящиеся глаза, и девушка то и дело отирала варежкой лицо. Обернулась – пока она обгоняла преследователей, но они приближались. Добежала до угла дома с пиццерией – в нескольких десятках метров находилась жилая хрущевка, и Кира понеслась туда. – ВУ-У-У… – Погоня не отставала. Герман в один рывок подбежала к дому – тот стоял на небольшом возвышении, и к нему вела лестница. В пару прыжков девушка преодолела ступеньки, но внезапно, на последней, поскользнулась. Она упала лицом в снег и покатилась вниз, на тротуар. – Вставай, вставай! – крикнула она себе. Подняться не удалось – за ногу кто-то резко дернул, и она опять упала на живот. Кира с трудом обернулась. Женщина уже сидела на ее ноге и замахивалась с животным шипением, мужчина был на подходе. Герман изо всех сил лягнула напавшую наугад и попала в голову; послышался треск, недовольное рычание, и на секунду хватка ослабла. Кира ударила куда-то в грудь, вырвалась, опять с наскока пролетела лестницу и подбежала к двери. Бешено подергала ручку – заперто. – Помогите-е-е! Побежала ко второму подъезду – и тут заперто. – ВУ-У-У… – Преследователи дышали в затылок. Дыхание сбилось, сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Надо было дальше спасаться бегством. Она судорожно осмотрелась и протерла лицо от облепившего снега. Слева – низкое здание, похожее на детский сад, свет не горит, справа – еще один жилой дом. Спереди, через дорогу, – она вдруг поняла, что поблескивало в темноте, – православная церквушка с серебристым куполом. – ВУ-У-У-… ХА-А-А… Не мешкая больше, Кира прыгнула вниз и понеслась к церкви. Кинула взгляд назад – женщина поскользнулась на парапете и растянулась в снегу, но мужчина не отставал. Она перебежала через дорогу, влетела в ворота и на ходу рванула на себя дубовую дверь – та подалась. Девушка с грохотом ввалилась в храм и из последних сил задвинула тяжелый засов, отрезав от себя преследователей.