— Так почему вы не пришли ко мне прямо тогда и не признались в том, в чем признаетесь сейчас? Я бы вас понял! — в сердцах воскликнул Маркби. — Полстраны, если не больше, испытывают те же предубеждения, что и вы! Слова «официальное расследование» вызывают у людей страх, вгоняют их в ступор. Свидетели преступления либо боятся мести со стороны злодеев, либо просто стараются держаться подальше от полиции, один бог знает почему! Кстати, практика показала, что так ведут себя в основном законопослушные, добропорядочные граждане! — Извините! — заупрямился Барни. — Мне очень жаль, но как вышло, так и вышло, а переделать уже нельзя… Наконец-то! — Обрадовавшись, что можно сменить тему, он принялся преувеличенно расхваливать предложенный Мередит горячий напиток. — Ах, как я люблю какао! Благослови вас Бог, милая девочка! Уж и не помню, когда в последний раз вкушал божественный напиток! — Барни расставил на столе три большие кружки. Мередит осторожно разлила в них горячее какао и села за стол. Она чувствовала на себе укоризненный взгляд Алана. Барни он еще готов простить: во-первых, Барни старик, а во-вторых, крепко проспиртован. Такой тип вполне мог затеять любительскую слежку. Но она, Мередит, по мнению Алана, не имела права идти у Барни на поводу. Сама Мередит тоже понимала, что нужно было все-таки предупредить Алана. Но ей не хотелось сознаваться в своей неправоте. — И потом, Никки я отвела прямиком к Хелен Тернер, — напомнила она. — Да, огромное тебе спасибо, — согласился Маркби. — Ты просто молодец! Мередит подперла подбородок ладонью и задумчиво посмотрела на дымок, вьющийся над ее кружкой. — Больше я не стану путаться у тебя под ногами. Мне надо заканчивать ремонт. Ради этого я взяла несколько дней в счет отпуска! Кстати, я созвонилась с владелицей «Серебряных колокольчиков». Она говорит, что у них в сарае стоит какой-то старинный шкаф для посуды… Она любезно разрешила мне зайти и посмотреть на него. — Да и я вас больше не потревожу, — вздохнул Барни. — Дорис Прайд мне не позволит! — Чему я лично очень рад! — ехидно ответил Маркби. — Конечно, я очень вам обоим благодарен. Но слежку за преступниками все же лучше предоставить профессионалам. Нам, полицейским, платят именно за это! — Мы все поняли! — Мередит осторожно отпила глоток горячей жидкости. — Но прежде, чем я займусь всем остальным, я непременно должна снова повидать Аделину Конвей. Она меня приглашала, и я обещала ее навестить. Она так одинока! — Ох, смотри! — встревожился Маркби. — Сейчас все так закрутилось… Барни шумно хлебнул какао и со зловещим видом изрек: — Если в роду завелась червоточина, никогда не знаешь, где и как она проявится! Будьте осторожны! — Аделина очень хрупкая. Вряд ли она способна кого-то обидеть! — Я бы так не сказал! — Заметив, что собеседники выжидательно смотрят на него, Барни помешал ложкой гущу и застенчиво продолжал: — Маркби, не подумайте, что я снова путаюсь у вас под ногами. Это только слухи; обычно я не слушаю, о чем там сплетничают женщины. Даже Дорис Прайд. Но она действительно сказала кое-что… как бы получше выразиться… в общем, ее слова застряли у меня в голове! — Барни! — строго сказал Алан Маркби. — Если вы слышали что-то, имеющее отношение к делу, выкладывайте немедленно! — Не знаю, имеет оно отношение к делу или не имеет! Скорее нет, чем да. В общем, одна приятельница Дорис, добрая самаритянка из ее кружка… Кстати, вы ее знаете, Маркби! Та самая Риссингтон, что нашла тело юной Линн. Так вот, в ранней молодости Риссингтон болела туберкулезом, и у нее всю жизнь слабая грудь… Кстати, по ней не скажешь! В общем, время от времени она проверяется в больнице. Ей делают рентген. Рентгенологическое отделение находится в одном крыле с отделением скорой помощи; там общий зал ожидания. Так вот, в очередной раз Риссингтон сидела и ждала, когда ее позовут на исследование. И вдруг дверь открылась, и в зал вошла не кто иная, как очаровательная секретарша Мэтью Конвея! Она идет пошатываясь, и два молодых врача поддерживают ее под ручки и рассыпаются в любезностях! — Марла? — удивился Маркби. — Когда это было? — Кажется, в понедельник. Лучше спросите у самой Риссингтон. Она говорит, что в тот день красотка Марла была совсем не такая ослепительная, как всегда. У нее на лбу красовался громадный синяк размером с теннисный мяч, переливался всеми цветами радуги. А выражалась она так, что Риссингтон прямо передернуло. Она уверяет: мол, ничего подобного не слышала с тех пор, как умер ее отец, адмирал! Марла охотно говорила всем, кто желал ее слушать, что она упала и ударилась головой о край шкафа. Ее повели на рентген вне очереди, потому что боялись, как бы у нее не оказалось вдавленного перелома черепа. Видимо, все обошлось, потому что вскоре ее вывели в зал ожидания и посадили в кресло. Только пластырь на лоб наклеили. Красотка продолжала ругаться, как заправский моряк! Как говорится, за что купил, за то и продаю, да и вспомнил о ней только потому, что Мередит собирается в «Парковое». Так что, если у Аделины Конвей выступит пена на губах, берегитесь! — Меня пугает атмосфера самого дома, а не слова или поступки бедняжки Аделины, — призналась Мередит. — Обстановка в их семье и раньше не была безоблачной, а уж сейчас, когда им рассказали некоторые подробности про Кэти… По крайней мере, правду знают Мэтью и Пру. Аделину держат в неведении… Они не хотят ее добивать. Бедная малышка Кэти, как же она, должно быть, страдала! Ничего удивительного, что в прошлом году она, что называется, сошла с рельсов! — Тернер пробовала осторожно расспросить Аделину, не забывая о том, что ты нам рассказала. — Маркби с несчастным видом оттолкнул от себя кружку с какао. — Безнадежно! Аделина накачана лекарствами и не знает, который сейчас час, не говоря уже о том, что происходит. — Кстати, я тоже не знаю, что происходит! — жалобно воскликнул Барни. — Не молчите! Я ведь честно поделился с вами всем, что мне известно… Что натворила юная Кэти в прошлом году? Почему она отдала тем другим девочкам ключ от мавзолея? Разве она не спросила их, для чего он им понадобился? Мередит покосилась на Маркби. — В прошлом году, по выражению Джоша, Кэти «как подменили». Она отдалилась от Джоша, перестала ходить в молодежный клуб. Как оказалось, Кэти словно нарочно выбрала себе самых неподходящих подружек, каких только можно, а именно Линн Уиллс и Никки Арнольд. Они стали брать ее с собой в пабы, где Кэти прежде никогда не бывала. Вместе с новыми подружками она стала пить и принимать легкие наркотики… А потом они обучили ее азам древнейшей профессии! — Кэти?! — воскликнул Барни. — Я ни разу не видел ее в «Колокольчиках»… — Он осекся. — Хотя погодите… В прошлом году я довольно долго не выходил из дому, проклятый артрит замучил. Пару месяцев не ходил ни в пабы, ни вообще никуда. А продукты мне привозила Дорис. Добрая она женщина! Правда, уговорить ее привезти пива оказалось невозможно. Должно быть, именно тогда Кэти и ходила по пабам с двумя другими девчонками. — Если бы тогда вы выходили из дому и увидели ее в пабе, что бы вы сделали, Барни? — спросил Маркби. Барни снова потупился. — Не знаю… Вы имеете в виду, намекнул бы я о ее поведении родителям или, к примеру, вам? Честно говоря, наверное, нет… Конечно, я бы ужаснулся, но держал бы язык за зубами. Не люблю скандалов, а Конвей бы наверняка подняли большой шум. — Он вздохнул. — Но уж лучше громкий скандал, чем то, что есть сейчас… Никто не любит создавать другим неприятности… да и себе тоже. — Терри Ривз и Дафна тоже не хотели неприятностей, — заметила Мередит. — В общем, Кэти провела с Никки и Линн несколько роковых недель. Она обманывала родителей. Говорила, что ночует у школьной подруги или идет в молодежный клуб. Она занималась проституцией не из-за денег — деньги ей были не нужны — и не ради забавы, а назло родителям. Она стремилась как можно больше запачкаться… Хотела проучить родителей, а проучила только себя! Маркби отрывисто произнес: — Больше всего меня поражает не ее наивность, а другое. Ни одна живая душа в «Парковом» не заподозрила неладное! Ну, с Аделиной все понятно, но Мэтью или Пру Уилкокс должны же были хоть что-то заметить! — Пру целыми днями занята Аделиной, а Мэтью — своими проблемами! — твердо сказала Мередит. — Родители знали, что их дочь в клубе или у школьной подруги, и не волновались. Они ее не проверяли. Да и зачем? Как ни странно, они не представляли, что с Кэти может случиться что-то плохое, именно потому, что их дочь всегда была очень послушной и ответственной девочкой! Родителям и в голову не приходило, что Кэти способна их обмануть! — Она всегда казалась такой неиспорченной и невинной, — с грустью произнес Барни. — Кэти была порядочной девочкой и очень скоро поняла, что вляпалась в грязь. Она порвала с Никки и Линн, вернулась к Джошу и в молодежный клуб. Но в плохую компанию легче попасть, чем выйти из нее! Вот когда в игру вступил гнусный Дом Гаррис… — Он все отрицает, — угрюмо возразил Маркби. — И мы ничего не можем доказать. У нас лишь его слово против слова Никки. Да, он обожает фильмы ужасов и склонен к некрофилии. В его квартире полно специфических фильмов и дорогой видеотехники. Но все куплено в магазине и оплачено должным образом. Мы проверили. Мать семейства выбивается из сил, чтобы обеспечить детям самое необходимое, а Дом тратит заработки на все новые и новые хитроумные приспособления и модные игрушки. Отца у них нет. Дом — единственный клиент, которого назвала Никки, да и то потому, что ей хотелось свалить на него вину за то, что они вытворяли в часовне. — Он видел часовню снаружи как-то раз, когда приходил убирать в «Парковое». Естественно, ему склеп понравился, вот он и предложил устроить в склепе гнездышко для ночных любовных утех! — пояснила Мередит. — Две его малолетние подружки с радостью согласились. Мать Никки тоже рассказывала ей всякие страсти о мавзолее. Они решили возить туда своих кавалеров. Добыть ключ труда не составило. Линн действительно оказалась прирожденной шантажисткой. Она пригрозила Кэти, что расскажет ее родителям, чем занималась их дочь, пока находилась под их влиянием, и Кэти согласилась дать им ключ. Правда, она потребовала потом его вернуть: она боялась, что Пру заметит пропажу. Но, поскольку обычно к часовне никто и близко не подходил, никто ничего не заметил. Дверь оставили открытой. А потом там убили Линн… Да, Барни, еще раз спасибо вам большое! Вы, конечно, испугались, услышав жуткие звуки, но представьте, если бы вы не оказались там и не увидели свет в часовне… Барни долго молчал. — Мне кажется, — сказал он наконец, — вы не думаете, будто Гартон убил и Кэти тоже. Он сознался в убийстве Линн, но Кэти?.. Неожиданно старик резко выпрямился на стуле. — Я все понял! Гартон увидел Кэти на дороге и остановил ее, думая, что она занимается прежними делами. Она сказала, что с прошлым покончено, но он ей не поверил. Он вышел из себя, как раньше с Линн, завязалась потасовка, и он убил ее! Вот! Вот как, должно быть, все произошло! Маркби смерил Барни задумчивым взглядом: — Очень удобная версия. Норрис был бы счастлив, Барни. Но боюсь, все было не так. — Почему? — удивился Барни. — Для меня все вполне ясно. — Потому что на тот день, когда убили Кэти, у Гартона алиби. — Ах ты, черт! — Барни с досадой хлопнул себя по колену. — Точно? — Весь тот день он вспомнил до мельчайших подробностей. Он ездил по делу в Ноттингем. Выехал в восемь утра, а вернулся часов в десять вечера. Предъявил нам квитанции с заправочных станций, назвал фамилии людей, с которыми встречался в Ноттингеме. Кроме того, у него сохранился чек из закусочной при автозаправке, где он ужинал на обратном пути. На чеке пробито время. Нет, он не убивал Кэти. — Но ведь кто-то ее убил… — заметила Мередит. Барни поставил кружку и с серьезным видом сказал: — Кстати, Маркби, учтите: это не я! Мередит вздрогнула. В глазах Маркби заплясали веселые огоньки. — Ну да, я знаю, я ее нашел, но ведь до последнего времени мне и в голову не приходило, что вы можете подозревать меня! — А я и не говорил, что подозреваю вас, — сказал Маркби. — Да, но с другой стороны, — взволнованно возразил Барни, — вы не говорили, что я вне подозрений! Проливной дождь шел всю ночь. Когда Мэтью Конвей спустился к завтраку, а завтракал он всегда с Пру, он застал на кухне раннего гостя. Чепчикс неуклюже ерзал на деревянном табурете в углу, держа обеими руками кружку с чаем. Сапоги он оставил на крыльце и сидел в одних носках. Его большие плоские ступни, похожие на две камбалы, стояли на каменном полу — пятки вместе, носки врозь. Мокрые пряди облепили череп, длинная челка лезла в глаза. Свинопас испуганно озирался по сторонам. От его промокшего свитера неприятно пахло козлом и свиньями. Увидев Мэтью, Чепчикс поспешно вскочил: — Доброе утро, сэр! Мисс Уилкокс разрешила обождать вас здесь! — Чепчикс хочет рассказать, что наделал ливень! — пояснила Пру, которая стояла у плиты и жарила яичницу с беконом. — Говорите, пока я ем, — приказал Мэтью, садясь на свой стул и отодвигаясь подальше от свинопаса. Пру подала ему завтрак и повернулась к Чепчиксу. — Уинстон, у тебя чистые руки? Я сделала тебе сандвич с беконом! — Она протянула свинопасу два громадных ломтя хлеба. — Вот спасибочки, мисс Уилкокс! — просиял обычно мрачный Чепчикс, оглядывая свои ладони. — Вроде чистые. — Нет, грязные. Иди вымой! Чепчикс послушно направился к раковине, а Мэтью выразительно посмотрел на Пру, подняв одну бровь. — Он волнуется, — пояснила экономка, понизив голос. — И сразу пришел доложить вам. Не справляется он, если что-то не так, как всегда. Пру смутилась, потому что ее слова можно было истолковать по-разному. — Все мы не справляемся… — вздохнул Мэтью. Он приступил к завтраку, думая: «Вот я набиваю брюхо яичницей с беконом и готовлюсь выслушивать ерунду, которую несет Чепчикс, как будто ничего не случилось. Как будто Кэти…» Взгляд его упал на пустой стул. Раньше его дочь по утрам сидела здесь, на кухне, и завтракала с ним и Пру. Экономка проследила за его взглядом. — Вряд ли у Чепчикса что-то важное! — сказала она громко.