– Говори «Яков Владимирович», от твоего «тащгенралейтенант» зубы сводит. А что ж тебе на Украине не служилось? – Жена у меня из Подмосковья. Сына ждем. – Сына – это хорошо. Звать-то тебя как? – Капитан Мишин Николай Николаевич. – Ладно, сажай самолет, Николай. Не буду отвлекать. Уже взявшись руками за перегородку, Смушкевич обернулся. До Москвы оставалось еще 20–30 километров, но весь горизонт уже занимал гигантский мегаполис. Город рванул вширь, и с высоты огромное количество строек сливалось, теряло индивидуальность, но создавало впечатление чего-то грандиозного, необратимого. – Николай, а ты сообщил им, что я на борту? – Еще нет, Яков Владимирович. – А ты знаешь, и не сообщай. Аэродром под Подольском Смушкевич выбрал для проверки практически наугад, просто тот был прямо по курсу. Ничего особенного о 28-й[67] смешанной авиадивизии, которая там базировалась, генерал-лейтенант сказать не мог, обычный середнячок. Но то, что аэродром, находящийся практически под боком у Москвы, не готов к приему транспортного самолета, его даже не разозлило, а обескуражило. Как так? Всю обратную дорогу Смушкевич и Самойлов спорили, обсуждая предстоящую реформу ВВС. И вот сейчас генерал-лейтенанту захотелось побыть наедине со своими мыслями. Поразмыслить не столько над предложениями майора, сколько над его личностью. Вопрос «Будет ли этим летом война?» становился ключевым для принятия любых решений. То, что у майора есть идея фикс, знали многие, он, в общем-то, этого и не скрывал. Рапорты, предложения, постоянная гонка со временем. Кто-то крутил пальцем у виска, разумеется, за глаза, а кто-то, как тот же Ильюшин, говорил, что у майора не просто талант, а дар божий. Вот и думай. Совершенно однозначно, чем бы ни закончилась эта история, Самойлов не друг. Союзник, как говорят за границей, партнер – возможно, но не друг. Теперь для Якова стало совершенно очевидно, что при необходимости Самойлов расправится с любым, невзирая на прошлые заслуги и личные отношения. Но, несмотря на весь его пыл и, даже можно сказать, фанатизм, аргументы его очень убедительны. Без флота, хотя бы равного британскому, Германия высадиться на Остров не сможет. Можно было бы еще попытаться, имея подавляющее превосходство в воздухе. Но как показала «Битва за Англию», там у них по большому счету паритет. Яков Владимирович в свои без малого сорок лет успел прожить трудную, насыщенную событиями жизнь. Был не единожды ранен в Гражданскую, побывал в польском плену, в апреле 1938-го сильно поломал ноги в авиакатастрофе, занимал высшие командные посты в ВВС РККА. Испугать и сломить его было трудно, если вообще возможно. Сейчас мысли Якова раз за разом возвращались к семье. Лишиться должности, звания и наград он не боялся. Но вот жена и дочка! Потеряв младшую по нелепой случайности, Смушкевич крайне остро осознавал хрупкость человеческой судьбы. И если для спасения семьи нужно навести в авиации дисциплину, он будет «бить палкой по башке», невзирая на лица. – Яков Владимирович, сядьте, пожалуйста, мы заходим на посадку. – Хорошо. Генерал-лейтенант шагнул в салон, но не прошел к майору, а сел в первое попавшееся кресло, ему нужно было многое обдумать. Еще весной 1938-го, незадолго до аварии, журнал «Большевик» напечатал его статью «Авиация в предстоящей войне», где предлагалась централизация управления авиацией. Воздушные армии были созданы, но не прошли проверку Зимней войной. Было решено, что такая авиационная структура слишком громоздка и плохо поддается управлению. И вот сейчас майор предлагал снова поднять этот вопрос. Один фронт (округ) – одна воздушная армия. Что нужно сделать, чтобы армия перестала быть громоздкой? Конечно, оптимизация структуры и связь. По обоим вопросам у него есть что сказать руководству страны. Что же касается связи, то майор, зациклившись на радио, совершенно необоснованно забывает о старых добрых гонцах. Пакет по радио, между прочим, не очень-то передашь, а в авиации как раз все условия для использования фельдъегерей. Самолет коснулся взлетной полосы, но генерал-лейтенант этого даже не заметил. Мыслями он был в Западном округе, а вернее, над ним. С высоты птичьего, хотя правильнее будет сказать бомбардировочного, полета он рассматривал аэродромы Белостокского выступа. Если Самойлов не ошибается насчет сроков начала войны, то не ошибается он и в том, как будет нанесен первый удар. А вот тут, каким бы талантливым ни был майор Самойлов, процессы, происходящие в авиации, он, генерал-лейтенант Смушкевич, знает гораздо лучше. Майор проинспектировал несколько аэродромов, выявил ряд недостатков. И даже смог на основании этих весьма неполных данных каким-то чудом написать весьма годную программу. А как быть с тем фактом, что в округе из 38 авиаполков 25 созданы в конце прошлого года? Додумать свою мысль генерал-лейтенант не успел, самолет повело вправо, разворачивая боком. Мелькнула паническая мысль: «Сейчас навернемся». Но испугаться товарищ Смушкевич тоже не успел. «Дуглас», теряя скорость, снова начал двигаться носом вперед. Самолет съехал с взлетной полосы и, утопая колесами в снегу, быстро остановился. Дежурный по аэродрому старший лейтенант Иван Долгих выскочил из полуторки, чуть не поскользнулся и от души выматерился. Выдохнул, сплюнул и высокими скачками, по колено проваливаясь в снегу, двинул к нежданно-негаданному самолету. – Куда вы прилетели, черти?! Сказано же, закрыт аэродром. Закрыт! Вы вообще кто такие?! – Голос Долгих, вначале такой звонкий и сердитый, звучал все тише и неуверенней, а последняя фраза была произнесена уже совсем с просительной интонацией. Молчащие и чем-то неуловимо похожие друг на друга лейтенанты вызывали у него необъяснимое чувство дискомфорта. Ухмыляющиеся и даже немного вальяжные, в шинелях из дорогого сукна, но одновременно с цепкими холодными глазами и плавными скупыми движениями. А когда он разглядел у одного из них угловатый кожаный чемоданчик с уходящей в рукав шинели стальной цепочкой, то надежда на то, что это просто случайный самолет, севший на их аэродром из-за какой-то неисправности, растаяла, как дым на ветру. – Дежурный по аэродрому старший лейтенант Долгих, – перешел на официальный тон Иван. – Ну здравствуй, дежурный. – Вслед за голосом из самолета показался человек в драповой генеральской шинели нараспашку. Долгих сглотнул и снова пересчитал звезды на петлицах. – Здравствуйте, товарищ генерал-лейтенант! – Оторвав наконец-то взгляд от звезд и подняв голову, дежурный осознал, кто пожаловал к ним в гости. – Почему не приняли самолет? – Товарищ генерал-лейтенант, сами видите, полоса обледенела, – кивнул Долгих куда-то за спину Смушкевича, намекая на чуть не произошедшую только что аварию. Генерал-лейтенант набрал побольше воздуха, собираясь заорать, секунду помедлил и выдохнул. – Где комдив? Где командир полка? – Истребительного или бомбардировочного, товарищ генерал-лейтенант? – Оба! – ледяным тоном, еле скрывая подступавшее раздражение, прошипел генерал. – В Подольске они все, товарищ генерал-лейтенант, – ответил дежурный, проклиная судьбу, командиров и самого генерал-лейтенанта, вздумавшего прилететь именно в его дежурство. – Почему не на аэродроме? – Так полетов нет пока. – И, увидев, как багровеет лицо Смушкевича, поспешил добавить: – Техники снегоуборочной нет у нас, они за техникой поехали. – Ты, лейтенант, охренел! За идиота меня держишь! – взорвался генерал, хватая дежурного за отвороты шинели. – Под трибунал… – Яков Владимирович, глянь, какие у меня часы зачетные! Долгих, мысленно уже попрощавшийся с карьерой, а заодно и со свободой, осторожно приоткрыл один глаз. Неизвестный человек в белом с черными пятнами маскхалате необычного фасона совершенно непочтительно сунул руку под нос генералу, переключая его внимание на себя. – Швейцария. Докса[68]. Высший класс! – Не ори. – Генерал отпустил Долгих и даже отошел на шаг назад. – И сколько же такой шик стоит для советского гражданина? – Обижаете, товарищ генерал-лейтенант! Вот смотри, букофки «эф эл», означает «флиегнаммер», то есть летное снаряжение. Трофей это. – Ясно. Только зачем ты мне ими в морду тычешь? – Так мы уже пять минут времени потеряли. Пора боевую тревогу объявлять и время засечь. Посмотрим, насколько быстро товарищи командиры смогут вернуться. Странный военный в форме необычного покроя и цвета без знаков различия наконец-то обратил внимание на старшего лейтенанта Долгих. – К бою, боец! Высвистывай командование, чем быстрее они окажутся здесь, тем лучше будет для них самих. – И, видя, что дежурный мешкает: – Бегом! Время пошло! А потом было общее построение, на которое, по приказу генерал-лейтенанта, вывели весь наличный состав базы, включая медиков и поваров. Тут-то всех скопом и осчастливили. Не подумайте чего плохого, просто товарищ Смушкевич объявил о двухсуточных непрерывных учениях в обстановке, максимально приближенной к боевой. Заключаться они будут в том, что аэродром двое суток будет выполнять задачи с максимальным напряжением сил. Главный и единственный параметр оценки боеспособности дивизии – сколько самолетов она сможет выпустить в небо сейчас и сколько по прошествии двух суток интенсивной работы. Остальное генерал-лейтенанта не волнует, хоть спирт на взлетной пейте. Конечно же, на такое заявление строй ответил дружным хохотом. Ведь товарищи летчики, авиатехники и даже связисты еще не знали, что их ждет. День начинался весело. Генерал-лейтенант бегал, орал и матерился так, что молоко, наверное, скисало в самом Подольске. Он что-то постоянно требовал и приказывал, грозил трибуналом и дать в морду. В общем, вел себя как любой проверяющий, нашедший непаханое поле для придирок. А майор просто ходил. Не кричал, не ругался, не повышал голос и не грозился, в отличие от товарища генерал-лейтенанта, «настучать по башке палкой». Указаний не раздавал, советов не давал, просто ходил, ни во что не вмешивался. Только спрашивал, а его «робот» иногда записывал что-то в блокнот. «Роботами» Долгих прозвал сопровождающих майора лейтенантов. Один, тот, что с чемоданчиком на цепочке, сразу засел в «Дугласе», к которому тут же приставили охранение, а второй безмолвной тенью стал сопровождать своего командира. И это почему-то вызывало у старшего лейтенанта Долгих большее беспокойство, чем все маты и угрозы генерал-лейтенанта Смушкевича. Практически сразу, не дожидаясь приезда кого-то из дивизионного или полкового начальства и никого не спрашивая, майор приставил к себе Ивана в качестве «экскурсовода». – Будешь объяснять, что тут как устроено. А то я в авиации ни бельмеса не понимаю, хоть подскажешь, где истребители, а где бомбардировщики, – нисколько не сомневаясь в своем праве приказывать, на глазах – изумленных командиров дивизии заявил майор. А когда старший по званию из находящихся на аэродроме командиров, начальник штаба дивизии подполковник Котов посмотрел на Смушкевича, спрашивая взглядом разъяснений, то генерал-лейтенант неожиданно наорал еще и на него, обвинив во всех смертных грехах. – Держись рядом, старлей, а то как я без тебя потом столовую найду, – усмехнулся пятнистый. Комментировать приказ майора уже никто не рискнул. Стартовали учения, если не сказать, что со скандала, то с большого конфуза точно. Долгих стоял рядом с майором и поэтому прекрасно слышал, как генерал-лейтенант ставил соединению первую задачу. От дивизии, не считая самого Ивана, были подполковник Котов, командир 1-й эскадрильи 51 ИАП капитан Ларин и заместитель командира 201-го СБАП капитан Трыкалюк. – Для начала давайте что-нибудь простенькое, товарищи. Доставайте карты. Вы, товарищ Трыкалюк, поднимайте полк, боевая задача – долететь до аэродрома Плавск-71В. Это чуть южнее города Плавск в Тульской области. Нашли?