Валентин послушно подошел к указанному месту – и даже не удивился, когда в пустоте возник фрагмент полуразрушенной кирпичной стены, местами закопченной, местами с остатками побелки, местами почирканной – будто из старинного фильма о войнах. – Это необходимо? – спросил он, потрогав стену рукой. Стена выглядела совершенно реальной. Он ощущал шероховатый кирпич, на пальце осталась коричнево-белесая пыль. – Так интереснее, – сказала Прима. – И вы можете на нее опереться. Валентин вздохнул и привалился плечом к стене. Никакого ощущения иллюзии, стена как стена. – Это настоящее? – спросил он. – Или иллюзия? – Все в мире настоящее, даже иллюзии, – серьезно ответила Прима. Она быстрыми аккуратными движениями выдавила на палитру краску из множества тюбиков, взяла мастихин. Горчаков нахмурился. Он не считал себя специалистом в живописи, но, на его взгляд, смешение воедино полутора десятков цветов ни к чему хорошему привести не могло. – Мы раньше даже не знали, что вы любите искусство, – сказал Валентин. – Искусство – это осмысление того, что не может понять наука, – ответила Прима, смешивая краски. – Мне нравится музыка, но для меня она слишком логична. – Логична? – поразился Горчаков. – Для меня. У меня не выходит той интуитивной нелогичности, которая свойственна настоящей музыке. А в живописи кое-что получается. – Она взяла кисть. – Что вы хотите спросить? – Мы готовы стартовать к Соргосу через час-полтора, – ответил Горчаков. – Если я правильно понимаю нашу миссию, мы должны вернуть неварский корабль обратно. – Да, – сказала Прима. – Выйдите на связь, поведайте о Соглашении, предложите вернуться. И возвращайтесь сами. – Хорошо, – сказал Горчаков. – А если там и впрямь враждебный корабль? Вы можете подготовить нас к военному конфликту? Наши лазерные пушки – довольно примитивные устройства. – Но действенные, – вздохнула Прима. – Да, я помогу. Станция сформировала четыре оружейных модуля, они пристыкуются к вашему кораблю. Управление будет выведено на пульт оператора специальных систем, инструкции он получит. Сейчас заканчивается настройка интерфейса для сопряжения с вашими системами. – Спасибо, – кивнул Горчаков. – Стало как-то веселее. Прима посмотрела на него и улыбнулась. – Я рада, командир. Вы мне симпатичны. Но учтите, в прошлом это не помогло цивилизации Халл-два. А они выставили против врага целую эскадру с нашими технологиями. – Мы люди, – сказал Горчаков. – Мы очень хорошо умеем убивать. Умели. Кисть в руках Примы, до этого момента стремительно бегающая по полотну, остановилась. Она взяла новый тюбик краски – ярко-алый, выдавила на палитру. – Как я понимаю, мы должны быть благодарны вам, что почти разучились это делать. – Вы не разучились, – сказала Прима. – Вы переросли. – Благодаря вам. – Вы могли бы повернуть голову чуть вправо? Благодарю. Горчаков улыбнулся. Он смотрел в прозрачную стену – за ней, на фоне грязно-коричневого шара Крайней, вытянулся сигарообразный корпус «Твена». Поблескивала одна из оружейных башенок, медленно вращался на вынесенной в пространство ферме прозрачный шар – развернутый лидар противометеоритной защиты. – Еще я хотел бы сказать вам «спасибо», – произнес Горчаков. – За картину? – Да. За картину, которую подарили другая вы. Она чудесна. Знаете только, чего там не хватает? – Людей? – предположила Ракс. – Там нарисована девушка, – сказал Горчаков осторожно. Оказывается, Прима знала не все о своем воплощении из иной реальности. – Удивительно, – сказала Прима. Голос ее не изменился. – Видимо, я хотела сделать вам приятное. Девушка человеческая? – Да, – сказал Горчаков. – Там явно Земля. И человеческая девушка. – Значит очень персональный подарок, – сказала Прима. – Мы редко рисуем разумных существ. – И за ваш нынешний облик – тоже спасибо, – продолжил Горчаков. – Я убил эту девушку. В иной реальности, которой уже нет. Я был вынужден это сделать, чтобы вернуть мир к норме, в итоге я спас две цивилизации от долгой и страшной войны. И все же я ее убил! Кровь на моих руках, вина в моей душе, ее взгляд в моей памяти. Осознать, что здесь она жива, очень важно для меня. Спасибо. – Боль ушла? – спросила Прима. – Нет, конечно. Останется со мной навсегда. Но мне стало легче. – Я рада, – Прима развернула мольберт. – Вам нравится? Валентин подошел к ней. За его спиной иллюзия стены растворилась в воздухе, исчезла даже пыль, осыпавшаяся на землю. Горчаков постоял, глядя на холст. Спросил: – Но как? Перед ним был не набросок, не эскиз. Это была готовая, законченная картина. Горчаков стоял на ней в старой и запачканной грязью военной форме, прислонившись к стене полуразрушенного дома. Да, это был он, совершенно точно, Валентин узнавал свое лицо, взгляд, позу, положение пальцев и поворот корпуса. Не фотография, не зеркало, какие-то детали вроде бы даже изменились, добавился шрам, в волосах появился неожиданный проблеск седины, но это был он – совершенно точно. В руке у этого Горчакова был пистолет – какая-то старинная модель, длинным кожаным ремешком пристегнутая к кобуре. Рука была опущена, палец не лежал на спусковом крючке, но почему-то было понятно, что он недавно стрелял и готов стрелять еще. Горчаков с картины смотрел на командира Горчакова на станции Ракс – будто изучал его, размышлял, стоит ли из-за него воевать – или поднять руки и сдаться неведомому врагу. – Краски особые, – пояснила Прима. – Я рисовала не кистью, я рисовала разумом. Извините. Я бы использовала классический метод, но у нас нет на него времени. Да, изображение действительно было необычным. Валентин вспомнил, что в иной реальности большинство картин Примы выглядело именно так – вроде бы и нарисованные красками, но распадающиеся на крошечные цветные пиксели. Как это работало? Смешавшиеся краски сами распадались и соединялись, повинуясь не столько кисти, сколько мысли Первой-вовне? – И где я? – спросил Валентин. – Когда, точнее? – В вашем прошлом, – сказала Прима. – Город Севастополь. Вторая мировая война. – А, – сказал Горчаков. – Я выжил? Прима задумчиво посмотрела на холст. – Нет. Там бы вы не выжили. Горчаков кивнул. Он и сам видел, что тот, на картине, уже на грани между жизнью и смертью. – Я хочу, чтобы вы знали, – сказала Прима. – Иногда нужно выжить, иногда – умереть. Вы любите скромничать, командир. Говорить, что вы не самый сильный, не самый умный, не самый мудрый. Это так, не скрою. Но в вас есть что-то другое,

Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь.