– А вы не идете? – спросил Джеки. Марина покачала головой. – Ступайте, ступайте, – сказал Милтон. – Мы придем и посмотрим. Он неуклюже поднялся на ноги и помог встать Марине. – Им нужно, чтобы мы полюбовались, как красиво они смотрятся в воде. – Они неплохо выглядели и тут, на песке, – возразила Марина. – Мы родители, – сказал Милтон. – Мы обязаны посмотреть. Без особой охоты повинуясь чувству долга, Марина выбралась из-под зонтика – и обнаружила, что мир переменился. Под полосатой тканью, оказывается, было довольно прохладно, а тут солнце обрушило на Марину всю свою ярость. Она остановилась и поискала взглядом Бовендеров – те как раз входили в бурые воды реки, держась за руки. В Манаусе Марине уже случалось оказываться на таком пекле, но в городе она всегда могла шагнуть в тень, зайти в кафе и выпить баночку содовой либо вернуться в отель и встать под холодный душ. Марина научилась заранее чувствовать, когда ее одолеет жара, – словно у нее на запястье был термометр, – и вовремя спасаться. Но теперь, глядя на воду и песок, она не знала, куда прятаться от солнца. Вокруг были лишь разгоряченные тела. Под зонтиком остался маленький холодильник, который привез Милтон, – в нем ждали бутылочки воды и пиво для Джеки. Она могла бы потереть шею кусочком льда… Далеко впереди Бовендеры погрузились в воду и стали неразличимы среди других пловцов – детей и взрослых. Марина мысленно кляла их за нежелание и неспособность проснуться раньше девяти утра. В конце концов, она ведь тоже устала. Она снова стала принимать лариам – из флакончика, который за день до этого прислал мистер Фокс, и в три часа утра проснулась – несомненно, как и все остальные в отеле «Индира», от своих воплей. «Женщину убивают!» – подумала Марина, все еще барахтаясь в пучине сна, но мгновение спустя поняла, чей это крик. Глаз она больше не сомкнула, просто лежала и ждала рассвета. – Вы молодец, – проговорил Милтон, глядя на реку. – Я восхищен вашим терпением. – Поверьте, с терпением у меня плохо. – Тогда вы удачно создаете иллюзию терпения. Результат тот же самый. – У меня лишь два желания – найти доктора Свен-сон и вернуться домой, – вздохнула Марина. Горячими казались даже слова, вырывающиеся из ее рта. – Чтобы попасть к доктору Свенсон и вернуться домой, вам сначала придется пройти мимо Бовендеров. Они стерегут вход на запретную территорию. Их работа – не пустить вас к ней, за это им и платят. Я не уверен, известно ли им, где она проводит свои исследования, но уверен, что этого больше никто не знает. Вы им понравились. Возможно, они что-нибудь придумают. Из воды высунулась рука и помахала. Милтон помахал в ответ. Где же тот дождь, что изводил ее целыми днями? Где потоки воды, льющиеся с неба, размывающие контуры мира, как при катаракте? Сейчас дождь был очень нужен Марине – пусть он не приносил прохлады, но хотя бы на время закрывал солнце. – С чего бы мне им нравиться? – Вы честная. Мне так сказала миссис Бовендер. Их впечатлило то, как вы искренне горюете об умершем друге и пытаетесь узнать подробности о его смерти. – Ну, тут они правы, – согласилась Марина, хотя такое описание подходило лишь под ее обязательства перед Карен. – Они уверены, что вы понравитесь доктору Свен-сон, – заключил Милтон. Марине уже казалось, что солнце размягчило верхушку ее черепа, проникло внутрь и теперь медленно расплавляет мозг. – Доктор Свенсон знала меня когда-то. Я абсолютно уверена, что она не испытывает ко мне никаких чувств – ни добрых, ни злых. Марина вытерла лицо большим красным носовым платком, который сегодня всучил ей Родриго. Покупать платок Марина не хотела, и в итоге получила его в подарок, хотя, возможно, Родриго все-таки записал этот «бонус» на счет «Фогеля». Новый купальник напоминал о себе при каждом вдохе и выдохе. Он охватывал тело, словно эластичный бинт, растягивался и обвисал, постепенно намокая от пота. Марина прижала платок ко лбу. Пот попадал в глаза, мешал смотреть, и она различала лишь самые общие контуры пейзажа: песок, воду, небо. – С Бовендерами нужна дипломатия, – сказал Милтон. – Они просто хотят присмотреться к вам и убедиться, что вы такая, какой кажетесь. Марина прищурилась и вгляделась в волнистую линию горизонта: – Я больше их не вижу. На самом деле она хотела сказать, что вот-вот потеряет сознание. Возможно, она назвала Милтона по имени. Нет, она не упала, хоть и ожидала этого. Милтон взял Марину за руку и повел по песку к реке. Завел в воду по колено, потом по пояс. Марина словно очутилась в теплой ванне. Течение было таким слабым, что лишь чуть-чуть шевелило юбочку купальника. Марине захотелось лечь в воду. Милтон намочил в воде свой собственный носовой платок и накрыл ее голову. – Вот так-то лучше, – пробормотал он. Она кивнула. Джеки был прав, когда потащил Бар-бару купаться. Это было единственное спасение. Марина опустила глаза – и не увидела ничего, кроме темной мути, поглотившей нижнюю часть ее тела. А вокруг резвились дети, залезали друг другу на плечи… – А вы вообще знаете, что там под водой? – спросила Марина. – Не знаем, – ответил Милтон. – Оно и к лучшему. Вернувшись в отель, Марина проверила мобильный – два звонка от мистера Фокса, один от матери и один от Карен Экман (ее номер был подписан именем Андерса). С тем же успехом можно было и не уезжать из Миннесоты. Марина вдруг подумала, что, пожалуй, понимает, почему доктор Свенсон не пользуется телефоном. Она приняла холодный душ, выпила бутылку воды, легла в постель – и увидела сон, в котором потеряла отца на вокзале. Проснулась Марина в девять вечера, от звонка Барбары Бовендер. – Мы просто хотели проверить, все ли у вас хорошо, – сказала она. – Мы чуть не убили вас этой поездкой. – Нет-нет, – пробормотала Марина, выбитая из колеи внезапным пробуждением, перегревом и кошмарами. – Все хорошо. Просто я пока не привыкла к этому климату, нужно время. – Да-да, нужно время! – почему-то обрадовалась Барбара. – Вот я чувствую себя намного лучше, чем прежде. Весь секрет в том, чтобы не прятаться от жары в четырех стенах. Джеки уверяет, что кондиционеры ослабляют иммунную систему. Чем больше гуляешь, тем скорее привыкаешь. Приходите к нам. Выпьем. – Сейчас? – спросила Марина, словно у нее были какие-то другие дела. – Небольшая вечерняя прогулка вам не помешает. Похоже, почетным стражам доктора Свенсон было одиноко. Да и Марина тосковала в отеле. Два дня назад Томо – в знак признательности за то, что Марина так долго живет в «Индире», – переселил ее в более просторный номер, но тот оказался столь же затхлым и унылым, как и предыдущий. Вид из окон здесь открывался получше, однако к стене была привинчена такая же безобразная металлическая штанга для одежды. Марина бросила взгляд на свое шерстяное пальто. Даже издали хорошо просматривалась сеть проеденных молью дырок возле воротника. Она сказала Барбаре, что придет. Марина шла по городским улицам мимо закрытых магазинов. Теперь она понимала, как это здорово – вдруг увидеть, что один из них открыт. Если бы в этот вечер в универмаге Родриго горел свет, она непременно стояла бы вместе с толпой перед витриной и тянула шею, пытаясь разглядеть, что творится внутри. Марина не знала, сколько готова торчать в Манаусе в режиме бессмысленного ожидания, но уже чувствовала, что долго не выдержит. Для человека, привыкшего много и добросовестно работать, такое времяпрепровождение было невыносимо. Тот же консьерж, что по утрам принимал ее письма, сидел в вестибюле и в половине десятого вечера. Казалось, он очень обрадовался Марине – ведь та не приходила несколько дней. – Бовендер, – сказала она ему, потом ткнула себя в грудь указательным пальцем: – Марина Сингх. Когда Барбара открыла дверь, Марине показалось, что из обшарпанного Манауса она шагнула в иной мир. Конечно, следовало учесть, что она больше недели жила в убогом отеле, носила одни и те же три одежки и вечерами стирала их в ванне. Даже будучи человеком, далеким от вопросов красоты, Марина не могла не признать: квартира была потрясающе красива, – и рассыпалась в похвалах, абсолютно искренних. – Вы очень любезны, – сказала Барбара, идя с ней по коридору, увешанному рисунками в рамках – может, и не Клее, но как похоже! Коридор привел в просторную гостиную с высоким потолком. Две пары французских дверей открывались на балкон. Ветерок, которого Марина не чувствовала нигде в городе, шевелил края раздвинутых шелковых занавесок и доносил слабый запах то ли жасмина, то ли марихуаны. С высоты шестого этажа река казалась обрамленной мерцающими огоньками. Если не вглядываться, можно было подумать, что находишься в каком-то богатом и красивом городе. – Квартира замечательная. – Барбара с бесстрастным видом оглядела свое жилище. – Стены добротные, но, когда мы въехали, тут был бедлам. – Барбара проделала потрясающую работу. – Джеки достал косячок и предложил Марине. Та покачала головой. Тогда Джеки вручил гостье бокал белого вина, чмокнув в щеку, словно старую знакомую. Доктор Сингх с удивлением отметила, что поцелуй ошеломил ее даже сильнее, чем косячок. Джеки махнул на стены: – До нас здесь жила тогдашняя ассистентка Анники. Она натянула по всей квартире гамаки, и в них спали ее сестры. Барбара забрала у мужа косячок и выбила в маленькую серебряную пепельницу – правда, сделав перед этим маленькую затяжку. Немного выждала и выдохнула. – Аннике просто хотелось чего-то приятного. Это единственное, что она мне сказала. Конечно, захочешь комфорта, выбравшись из джунглей. Захочешь красивых простыней, мягких полотенец… – …приличного вина. – Джеки поднял свой бокал, предлагая всем выпить. Безупречный стиль чувствовался во всем – в стоящем на столе букете белых цветов (Марина никогда таких не видела), в длинной низкой кожаной скамейке перед таким же длинным белым диваном, в стенах, окрашенных в такой нежный оттенок голубого, что, возможно, он и не был голубым – просто играл на белом вечерний свет. Да и сами Бовендеры отлично сочетались с изысканной обстановкой. Браслеты Барбары, казалось, были из того же дерева, что и доски пола, а цвет пола, если приглядеться, выгодно подчеркивал теплый оттенок ее кожи. Но все же Марине трудно было представить доктора Свенсон сидящей на белом диване. По правде говоря, она сомневалась, что нога исследовательницы вообще ступала в эту гостиную. – Где вы живете, когда она приезжает в город? Барбара пожала плечами: – Иногда просто переселяемся в комнату для гостей. Все зависит от того, нужны мы ей или нет в тот момент. Если появляется время, едем в Суринам или Французскую Гвиану – там Джеки может кататься на доске. – Мне бы в Лиму, – сообщил Джеки, радуясь, что беседа коснулась и его, пусть даже мельком. – Там обалденные волны. Вот только добираться из Манауса в Лиму самолетом жутко стремно. Скорее пешком дойдешь. Марина подошла к балкону, взглянула на реку – и уже не могла оторвать от нее глаз. Густая бурая жижа в темноте сверкала, как зеркало. – Я и не ожидала, что в Манаусе бывает так красиво. Не ожидала она и «мерсо» – и сделала еще один глоток, невольно задумавшись, сколько все это стоит. Впрочем, «Фогель» не разорится. Что такое оплата одной практически не используемой доктором Свен-сон квартиры в Манаусе в сравнении с потенциальными доходами от препарата, обеспечивающего вечную фертильность? – Не забывайте, когда-то здесь крутились огромные деньги, – сказала Барбара. – Жизнь в Манаусе была дороже, чем в Париже. – Пришли, понастроили и ушли. – Джеки рухнул на диван и положил босые ноги на кожаную скамейку. – Когда варка каучука в джунглях перестала приносить доход, промышленники быстренько свинтили отсюда. К радости местного населения. – Но у города все же остался свой шарм. Этот дом, к примеру, не уступит лондонским, – сказала Барба-ра. – И Никсон отлично за всем следит. Я часто говорю ему, что с таким профессионализмом он мог бы устроиться на работу в Сиднее. – Никсон? – переспросила Марина. – Его реально так зовут, – подтвердил Джеки; его глаза слегка покраснели. – Вот только письма он передает не исправно, – сказала Марина и вдруг сообразила: – Или вы их все-таки получали? Барбара выпрямила спину. В туфлях на высоких каблуках она была выше Марины. – Нет, не получали. Я уже вам говорила. Марина пожала плечами: – Ну, значит, Никсон напортачил. – Вся почта попадает в ящик и ждет Аннику. Барбара вышла в другую комнату и вернулась, держа за ручки аккуратный металлический сундучок – из тех, что праздные особы заказывают по каталогу где-нибудь в США, решив, что складывать почту в картонную коробку неизящно.