Он говорит это почти холодно, но одновременно с этим касается ее волос, зная, что ласковость жеста немного смягчит серьезность слов: отводит ее челку за ухо, полностью открыв лицо — глаз. — Не смотрите, — почти шепотом говорит она. — Это выглядит ужасно. Как всегда, полна эмоций и противоречий. — Разве? — спрашивает он, оперевшись щекой на руку и улыбаясь. — Я вижу такую же прекрасную девушку, как и раньше. Рактер почти уверен, что она вспомнила тот момент перед Цянь Я — как он поцеловал ее, и как она замерла в его руках, словно обратилась в стекло и была готова разлететься на тысячу осколков. Она смущается еще больше. — Я думала над вашим вопросом насчет… — она нервно нажимает пальцем на кончик носа, но все же бесстрашно договаривает: — …секса. Насчет того, чего я хочу… — И как? — Я по-прежнему не знаю. Сначала… я хочу рассказать вам кое-что о себе. О своем прошлом. Если вы не против. Рактер молча кивает. — Кое-что личное и… не очень приятное. Она делает еще одну паузу, словно ожидая какого-то ответа. Он снова кивает. Шей пытается улыбнуться, но ее голос слегка дрожит: — Помните мои правила устриц? Знаете, я когда-то всерьез обдумывала, стоит ли спать с Дунканом… Объяснения Шей похожи на клубочек Бабы-Яги из русских сказок — пытаться следовать за нитью, прихотливо петляющей среди деревьев, далеко не то же, что идти по прямому шоссе. — Хм… Я должен ревновать? Или что? — Нет. Кстати, Дункан — гей, но тогда я этого не знала. Подождите, я рассказываю. Я тогда как раз стала… очень красивой старшеклассницей, — ее губы изгибаются в горькой усмешке. — У которой не было ни гроша за душой, и не было ни мозгов, ни талантов, ни смелости, чтобы заработать на жизнь как-то иначе, чем… — Она резко вздыхает сквозь стиснутые зубы. — Ну вы поняли. Я продавала себя. Наверное, вы уже давно догадались, да?.. — Я мог лишь предполагать. — В общем, я не была уверена, что смогу выжить без Дункана, и мне казалось, что я навсегда привяжу его к себе, если начну с ним спать. Девушки часто так думают про мужчин. Сразу скажу, что это не потребовалось: меня он всегда любил как сестру. Но суть не в этом. Я была готова с ним спать, потому что знала, что это безопасно — я бы никогда не влюбилась в Дункана. Мне всегда казалось, что влюбиться — это, знаете, как… Как ножом по горлу. Вжик — и все, и ты себе не хозяйка. Понимаете? Впрочем, я знаю, что не понимаете, поэтому и рассказываю вам это… Каждый раз, ложась с кем-то в постель, я… Она прикрывает лицо рукой. Глухим голосом добавляет: — Хотя какая постель — обычно это была машина или туалет… Рактер касается другой ее руки, лежащей на столе: — Необязательно рассказывать, если не хотите. Пальцы Шей дрожат, но под его прикосновением постепенно расслабляются. Уже более спокойным тоном она говорит: — Каждый раз, когда приходилось с кем-то переспать, я примеривалась, насколько это безопасно. Не только в плане угрозы для жизни, но и… в плане чувств. Но ни Дункан, ни те, с кем мне в самом деле приходилось спать — они не… Это были совсем не те люди, в которых можно влюбиться. Гопники, наркоторговцы, старые дрочилы, месяцами не стирающие одежду, ищущие приключений мальчики-мажоры… Рактер кивает. Что за категории людей готовы переспать с малолетней нищей проституткой, он в целом представляет. — Ясно. Не спать с тем, в кого можно влюбиться. Правило вполне в вашем духе. Шей смотрит в сторону, избегая встречаться с ним взглядом, но продолжает говорить, хотя рассказ явно дается ей с трудом: — Ну и… Я явно в вас влюблена, и вы это знаете. Вы тот, кого этот запрет должен касаться в первую очередь. Но… Сейчас все иначе. Вы меня поцеловали, и это было… так хорошо… не знаю… страшно… ни на что не похоже, — говорит она сердито. Она снова прикрывает лицо руками, но внимательно следит за его реакцией сквозь пальцы. Она выглядит неуверенной. Возможно, она хочет, чтобы он переубедил ее. — Шей, я должен задать довольно бестактный вопрос. — Шей напрягается, но кивает. — Вы вообще когда-нибудь получали удовольствие от близости? Шей вспыхивает, но похоже, понимает смысл вопроса. — Д… да. Иногда. Но… Она замолкает, в ее ЭМ-волнах — полосы стыда и вины. Тени тех чувств, которыми для нее всегда сопровождалось это удовольствие — если его вообще можно так назвать. Когда ты вроде бы должна ненавидеть человека, с которым спишь, но тело раз за разом тебя предает. — …Обычно, если я под крэмом или много выпью, мне с этим проще, — подытоживает она. Проще представить, что есть лишь удовольствие, а прицепа вины и стыда нет? проще забыться и не чувствовать вообще ничего? — гадает Рактер. К черту, он не психолог. Зачем ему все это? Затем, что его все еще манят замки и сейфы. Ему приходит в голову: может быть, ее тайна — то, что делает ее такой особенной — это пережитая ей боль и унижения? Да, но не только они… И тут все кусочки головоломки встают на место — он будто слышит щелчок. То, что позволило Шей пережить все это и выстоять — вот что спрятано в этом сейфе. Сила. Та же сила, что помогла одолеть Цянь Я. Сила, которая ему нужна. “Свойство силы — перетекать из одного сосуда в другой, подобно океану, когда меняется баланс…”. — Шей, вы невероятно дороги мне… наши разговоры, время, которое мы проводим вместе… Она кивает: — Да, и вы мне… Вы, по правде, единственный человек, которому я про это рассказала. — …И после вашего рассказа я беру свое предложение назад. Теперь я понял, что это было очень грубо и жестоко — предлагать вам секс. Давайте останемся просто друзьями. — Что?.. Всплеск удивления. Шей явно рассчитывала услышать от Рактера не это. Думала, что он будет настаивать, давить, переубеждать. Но пожалуй, в ее жизни и так было слишком много мужчин, которые настаивали на сексе. Если даже человек, у которого ниже пояса только сталь, пластик и киберкожа, начнет к ней приставать, это будет попросту комично. Тем не менее, возможно, она немного надеялась на это. Рактер внимательно наблюдает за ее эмоциями: к изумлению Шей начинает примешиваться обида и злость. Ведь теперь действительно можно сказать, что он ее отшил. И в то же время он видит среди разноцветья ее чувств некое облегчение. Странная смесь, но именно ее он и ожидал увидеть. И Рактер продолжает, стараясь говорить как можно проникновенней: — Друг мой, я не знаю, останутся ли отношения между нами прежними, если мы… Весь ваш сексуальный опыт — это сплошная травма, извините за прямоту. Если мы станем любовниками, боюсь, что после пережитых вами ужасных вещей вы можете попросту возненавидеть меня. А это последнее, чего мне хотелось бы. Я очень боюсь вас потерять, Шей. Она внимательно слушает его, и кипение возмущения в ее ЭМ-спектре постепенно стихает. Она немного потеряна, но успокоилась. Ей нравятся его слова. Звучит весьма разумно, да, Шей? Внушает доверие? — …Поэтому я предлагаю притвориться, что всех этих разговоров между нами не было. Вообще. Давайте забудем и о том поцелуе, и о… ваших чувствах. Ведь наши с вами отношения выше этой заурядной игры гормонов, я надеюсь? Постепенно вы выбросите этот каприз из головы. На холодной родине Рактера было в ходу прекрасное выражение: чушь собачья. Рактер вполне отдает себе отчет в том, что всё, что он сейчас говорит, — это она. — …Знаю, будет трудно, но давайте попробуем. Я ни в коем случае не хочу увеличить дистанцию между нами: я ничем так не дорожу, как вашим доверием — тем, что вы решаетесь рассказать мне то, чем больше ни с кем не делитесь. Предлагаю лишь не обсуждать подобные скользкие темы, не флиртовать — помните, вы сами про это говорили, и мне теперь это кажется очень разумным. Думаю, для вашего душевного спокойствия так будет лучше всего. Смешно. Любой их диалог — сплошной флирт. Все их беседы так или иначе сворачивают к чувствам или к сексу. Как вообще вышло, что девушка, никогда не позволявшая себе влюбиться, и мужчина, который давно потерял интерес к этой сфере жизни, с первой встречи только об этом и говорят? Если с помощью какого-то волшебства из их отношений и удалось бы изъять все это, они не станут просто друзьями. Они могли бы разве что разойтись навсегда и стать друг для друга чужими, но вряд ли Шей одобрит этот вариант. Словом, чушь собачья как она есть. Однако Шей кивает. Она тронута. — …И еще, как друг, я советую вам сойтись с кем-то. С кем-то, кто захочет сделать вам хорошо. Вы молодая женщина с определенными потребностями. Возможно, вы удивитесь, на что может быть похож секс, если партнер стремится дать, а не взять. — На секунду Рактер дает обозначиться той самой улыбке, про которую Шей сказала, что так выглядит человек, который намерен пережить конец света. Сдержанная, довольная, немного хищная полуулыбка. Улыбка, которая… будит фантазию. Но он тут же стирает ее с лица и снова напускает на себя участливый вид: — Но я не хочу быть этим человеком, я уже объяснил почему — если что-то пойдет не так, вы меня возненавидите. Вообще-то он как раз недавно понял, что хочет быть этим кем-то. Потому что это часть пути к тому, что спрятано в ее сейфе. Но идеально подобрать код, чтобы замок расщёлкнулся сам — это совсем не то же, что нетерпеливо расковыривать его отмычками. Торопиться тут точно не стоит. — Разве такое бывает? — тихо говорит Шей. Недоверчиво качает головой. — Когда человек стремится сделать хорошо не себе, а другому… Что-то не верится. — Ну, в Гонконге действительно редко кто что-то даёт за просто так, — усмехается Рактер. Шей не отвечает на привычную шутку, молчит, смотрит невидящим взглядом куда-то в пространство. От нее плещет горечью. Рактер готов поклясться, что знает, о чем она думает: люди таковы не только в Гонконге. Остальной мир ничем не лучше. — Спасибо, что сказали мне это. Ваши слова в каком-то смысле… вернули мне опору, — наконец произносит она. — Да. Давайте так и поступим. Останемся друзьями и закроем эту тему. Это будет правильно. После недолгого молчания добавляет совсем тихо: — После разговора с Царицей Тысячи Зубов я стала похожа на шаткий забор. И не знаю, что виновато больше — слова Цянь Я или ваш… тот… то, что мы договорились больше не упоминать. Не знаю, как объяснить. Четырнадцать лет удачи… Кажется, это было так просто — протянуть руку и взять. Это не должно быть так просто, меня это бесит. В таких сделках всегда есть какой-то подвох. И кажется, он в том, что если я соглашусь, это буду уже не я.