Мы недоуменно воззрились на Агну, подававшую всевозможные знаки с лестницы. Громко призывать нас она не рискнула, и все же ее поведение закономерно привлекло всеобщее внимание. Дабы не разогревать интерес завсегдатаев, мы поспешили к монашке. Стоило нам добраться до первой ступеньки, как она начала быстро подниматься по лестнице, придерживая длинную юбку. – Вы должны это увидеть! – воскликнула Агна, когда нам удалось наконец ее нагнать. – Что-то с Орной? – обеспокоенно спросил Эйтан. Монашка кивнула. Похоже, она буквально захлебывалась эмоциями. Поначалу это мешало ей членораздельно изъясняться, но вскоре она сумела взять себя в руки. – Это все святая вода! – выдохнула она. И, поняв, что такое объяснение лишь ввергло нас в еще большее недоумение, продолжила: – Орна снова задремала. Я все гадала, как бы ей помочь, она ведь такая несчастная! Потом подумала: может, если окропить ее святой водой, злой рок отступит? Я пренебрежительно фыркнула, но не стала прерывать рассказ. – А у меня же есть фляга с водой из святого источника. И мне для благого дела не жалко. Вот я и брызнула Орне на лицо несколько капель. – И что, она рассыпалась пеплом? – скептически вопросила я. – Хуже, – прошептала Агна, тем самым немало меня удивив. – Но вы посмотрите сами. И толкнула дверь. За время разговора мы как раз успели добраться до нужной комнаты. Все взгляды незамедлительно приковала кровать. К слову сказать, моя. Но главным, конечно, явилось то, что сидело на кровати. Ибо это существо мало походило на девушку, которую мы оставили здесь часом ранее. Да и вообще на какую бы то ни было девушку. Ибо на постели сидела… птица. Очень крупная: ее рост был близок к человеческому, если, конечно, считать изначально возможным сравнивать размеры столь разных существ. Длинная синяя шея была изящно изогнута, а в крыльях и хвосте все тот же мягкий синий переплетался с огненными красным и желтым. Зрелище, надо сказать, весьма завораживающее. – Кто это? – спросил Эйтан. – Кажется, Орна. – Агна вжала голову в плечи. – Это случилось сразу после того, как я обрызгала ее святой водой. – Вот это да… – промурлыкала я, пройдя в комнату и остановившись в нескольких шагах от кровати.? Птица нахохлилась и смерила меня враждебным взглядом. – А ты, похоже, вычислила меня раньше, чем я тебя, – протянула я понимающе. – Впечатляет. Орна, значит, да? – О чем ты говоришь? – вмешался Эйтан, как и всегда в таких случаях, довольно нетерпеливо. – Ты знаешь, что это такое? – О да! – подтвердила я, к немалому неудовольствию пернатой. – Знакомьтесь: это – оршина. – Оршина? – переспросила Агна. Такого названия она явно прежде не слышала. Я со смаком покивала, все еще впечатленная тем, сколь искусно меня провели. – Очень редкое животное, вернее сказать, единственное в своем роде. Так ведь? – обратилась я к птице, но та сотрудничать совершенно не желала. – Волшебное, разумеется. Ну, вы ведь знаете: одни мифические создания умеют исполнять желания, другие изрыгают огонь, третьи путешествуют между мирами. Вот и у нашей гостьи есть своя сверхспособность. Весьма интересная. Она умеет вызывать чувство вины. – Чувство вины? – эхом повторила монашка. – Оно самое. Хотите, расскажу вам одну историю? Вы ведь, несомненно, слышали про всемирный потоп? – Мои спутники кивнули. – Помните, был такой праведник по имени Ноах. Принц Света сохранил жизнь ему и его семье, а заодно поручил им позаботиться о многочисленных животных, дабы они не исчезли с лица земли. Это происшествие дало название трактиру, в котором мы сейчас находимся. Так вот, зверей и птиц на ковчеге было очень и очень много. А Ноаху и его сыновьям приходилось за всеми ухаживать. Не так-то это было просто. Всем принеси еду, питье, создай условия, проследи за здоровьем. Все кричали, выли, лаяли, чирикали – в общем, каждый требовал внимания по-своему. И только одна-единственная птица – оршина – молчала. И смотрела грустными-прегрустными глазами. Когда Ноаху наконец-то выдалась свободная минутка, он спросил у птицы, чего же хочет она. На что оршина ответила: «Ну что ты, как я могу о чем-то просить? Ты же так занят!» И вновь посмотрела несчастным-пренесчастным взглядом. И Ноах почувствовал себя перед ней таким виноватым, что сделал ей самый дорогой подарок, подобного которому не получило ни одно другое животное. Он подарил оршине бессмертие. – Бессмертие? – выдохнула Агна. – Именно. Раз в тысячу лет птица проходит этап обновления и снова становится молодой. Все это случилось так давно, что люди успели о ней позабыть. Однако же оршина жива-живехонька и даже приобрела много новых навыков. Вот, например, научилась принимать человеческий облик. Похвально. Но, самое главное, она не утратила способность вызывать чувство вины. И ведь как виртуозно сработала! Даже меня, которой угрызения совести, мягко говоря, не свойственны, заставила переживать! Агна из кожи вон готова была лезть, лишь бы хоть как-то порадовать «бедную сиротку». А Эйтан и вовсе чуть не женился, чтобы искупить свою вину. Не везет бедолаге: второй раз за какие-то несчастные пару недель его попытались прибрать к рукам! – Второй раз? – медленно проговорила монашка. – Не везет, говоришь? Птица нервно переступила с ноги на ногу. – Что ты имеешь в виду? – ухватилась я за слова Агны. – Мне просто подумалось, что это слишком странное совпадение. Правда, я ничего не знаю о первой истории… – Странное совпадение, – задумчиво повторила я. – А ведь и правда. Эйтан у нас, конечно, всем хорош. Однако за такой короткий срок сначала приворотное зелье, а теперь вот это. – Что за чушь? – нахмурился Эйтан, однако в его глазах отразилась крайняя степень подозрительности. – Я не граф, не принц и не богач. С какой стати кто-то стал бы так охотиться за моей фамилией? – А вот мы сейчас и узнаем. – Я обнажила зубы, чуть-чуть показав клыки, и шагнула поближе к оршине. – Ты ведь нам расскажешь, верно? Птичка протестующе защебетала, захлопала крыльями. – О нет, – просияла я. – Этот номер не пройдет. Один раз тебе уже удалось меня обмануть. Повторяю: молодец, это весьма впечатляет. Но на второй раз не надейся. Раз ты освоила человеческий облик, то уж разговаривать точно не разучилась. Так что давай, отвечай! Ответом на мой приказ стал лишь невразумительный клекот. Это порядком меня разозлило. – Не хочеш-ш-шь? – прошипела я, сердито сощурившись. – Не понимаешь, что я могу с тобой сделать? – Постой, может быть, у нее правда не получается! – воскликнула Агна, но я лишь вытянула вверх руку, требуя молчания. – Я могу сжечь тебя заживо, – продолжала я, не отрывая взгляда от птичьих, но все прекрасно понимающих глаз. – Так, что на кровати не останется ничего, кроме горстки пепла. И, уж поверь, обновленная оршина из этого пепла не возродится. Она ответила не сразу: видно, прикидывала, хватит ли у меня духу осуществить угрозу. Но быстро пришла к правильным выводам и заговорила: – Это граф Торнфолкский. Его приказ. – Подумать только. Он тебе приказывает? – Он всем здесь приказывает, – огрызнулась птица. – Тебе невдомек, что творится в этих краях. – Во всяком случае, я вижу, что сюда стекается вся возможная нечисть. – Не себя ли имеешь в виду? Если она пыталась меня задеть, то попытка с треском провалилась. – Может, и так. Но я как минимум соображала, что делаю, когда сюда отправлялась. А вот некоторыми, подозреваю, руководили исключительно инстинкты. Но сейчас не об этом. Что конкретно приказал тебе Торнфолк? – Женить на себе вот этого человечишку. В целом чего-то подобного мы все и ожидали, однако такое признание оказалось для Эйтана чересчур. – Значит, с его точки зрения, я должен был жениться на птице? Да как… Как вы это себе вообще представляете? Не знаю, какое чувство обуревало его в тот момент сильнее: возмущение или же отвращение. – Я, знаешь ли, тоже от людей не в восторге, – не преминула отплатить той же монетой оршина. – И ничего такого в виду не имелось. Брачную ночь никто не планировал. – Ну, хоть за это я могу сказать кому-то спасибо. Произнес это Эйтан с таким видом и так многозначительно окинул комнату взглядом, что я поняла: вот сейчас отыщет меч и начнет благодарить всех подряд направо и налево. – Дальше рассказывай! – потребовала у оршины я, стремясь таким способом предотвратить кровопролитие. – Мы должны были пожениться, потом он узнал бы, кто я такая, и, конечно, не обрадовался. А дальше я бы пообещала аннулировать брак с условием, что он отдаст одну штуку. После этого кардинал быстренько устроил бы нам развод, и каждый пошел бы своей дорогой. И все. Большой беды бы не случилось. – Разве же можно так с живым человеком? – всплеснула руками Агна. – «Штуку», значит, – медленно, с расстановкой проговорила я. – Ну так продолжай. Что это за таинственная штука, которую так хочет заполучить наш милый граф? А заодно с ним и кардинал, насколько я понимаю. – Я сильно вникать не вникала. Вроде какая-то реликвия. Очень древняя и очень ценная. Не для меня, конечно, мне до нее и дела нет. Но граф с кардиналом считают по-другому, якобы в ней волшебные свойства или что-то в этом роде. – Реликвия? Эйтан, а ты ведь правда упоминал реликвию, – припомнила я. – И разговор, кажется, шел про меч. Который остался в твоем далеком-предалеком родовом замке. В нем, что ли, дело? – Нет, – возразила оршина. – Быть не может, там что-то поменьше. Перстень, кажется. Мы синхронно обратили взоры на Эйтана. Перстень на безымянном пальце правой руки действительно обнаружился. – Семейная реликвия? – поинтересовалась я. – Да. – Странно. К чему все эти сложности с женитьбой? Почему нельзя было просто отобрать у тебя это колечко, в случае необходимости – вместе с рукой? Агна вздрогнула, представив себе эту картину, Эйтан же только усмехнулся. – А ты не в курсе? Такие реликвии нельзя отобрать силой. Их передают только по доброй воле. Иначе перстень превратится в обычный кусок металла. Хотя я не замечал, чтобы у него были особые свойства. Просто хранил, поскольку так положено. Мне его передал отец, ему – дед. И так далее. – И так далее, – машинально повторила я. – Силой отобрать нельзя, а по-хорошему с тобой договориться не получится. Слишком ты щепетилен, слишком тебе важны семейные ценности. И граф, которому с какой-то радости невероятно нужна эта игрушка, находит единственное возможное решение. Поставить тебя в условия, при которых ты будешь готов поступиться принципами и отдать реликвию добровольно. Дай-ка мне пальчик.