Люди у площади вскочили с мест. — Лежать! — заорал Виктор на русском языке и тут же повторил на английском: — Лежать! Не все поняли, но первый же выстрел снайпера, уложивший какого-то маленького араба наповал, оказался убедительнее любой команды. «Раз, — начал отсчет Виктор про себя. — Ну что ж, душара! Поиграем в пейнтбол?» Он выпрыгнул из-за угла с пистолетом в руке и выстрелил в сторону окна, где сидел снайпер. Глупо было надеяться, что «Глок-18» с прицельной дальностью около тридцати метров, предназначенный для ближнего боя, поразит цель. Но задача Виктора была не попасть, а отвлечь внимание моджахеда на себя. И это ему удалось. «Два!» — Виктор уже был за каким-то сараем. Выскочив с неожиданной для стреляющего стороны, на противоходе, Лавров проскользнул между стенками двух разрушенных домов и опять пропал из виду. На счет «три» и «четыре» снайпер увидел только голову украинца и опять промахнулся. Самый длинный открытый участок Виктор преодолел, постоянно меняя направление движения, как когда-то учили в разведшколе, — шатаясь, как маятник. «Пять, шесть, семь», — продолжал считать Лавров. — Она уже не дышит! — воскликнул кто-то из спасателей на английском. — Всем лежать! — еще раз крикнул Виктор, и восьмая пуля прошла в полуметре от его головы, разбив остатки окна. «Девять… десять!» — последние выстрелы тоже ушли в «молоко». «Пора!» — скомандовал себе Лавров и стрелой полетел к монахине. Почти не останавливаясь, подхватил ее на руки и помчался в сторону гостиницы. Подбегая к двери, он почувствовал, что выбивается из сил. Его несло вперед, а ноги не слушались. Кровообращение было уже не то. «Эх, старость — не радость!» Он со всего маху рухнул вперед, уронив женщину, которая была без сознания. Следующий выстрел снайпера, зарядившего винтовку, уже не достиг цели. Виктор и спасенная им христианка были в недосягаемости. Он на четвереньках пополз к двери, потащив за собой свой ценный груз. — Аллах акбар! Аллах акбар! — закричали взволнованные «спасатели», когда поняли, что это победа. — Она жива? — взволнованно спросила Светлана в вестибюле. — Не знаю, — с раздражением ответил Лавров, подхватывая вывалившийся из-за пазухи монахини длинный увесистый сверток. — Спроси у нее. — Помоги мне! — вдруг по-русски попросила монахиня, еще совсем молодая женщина с красивыми зелеными глазами. Она едва могла говорить. «Что ж тебе в келье не сиделось, дура», — с горечью подумал Виктор. — Матушка, все будет хорошо. Меньше говори — теряешь силы, — посоветовал Лавров вслух. Вокруг Виктора и раненой монахини столпились Светлана, Аднан, Антуанетта и еще несколько жителей Маалюли, вбежавших в гостиницу через черный ход. — Меня зовут Емилия… Монахиня, с трудом пошевелив рукой, сделала короткий жест и моргнула: дескать, нагнись, что-то скажу. Виктор склонился к самым губам раненой и, услышав шепот, только кивнул головой в ответ. — Я из Запорожья, моя фамилия… Моли… бога… — добавила вслух Емилия. Глаза ее закрылись, голова безвольно повисла на плече. — Так. Принесите мне горячую воду и полотенце, Антуанетта, живо, — строго сказал Лавров и, сняв маленькую заплечную сумку, с которой никогда не расставался, стал доставать аптечку. — Аднан, у тебя есть водка? — Он посмотрел в глаза хозяину отеля. — Надо. Иначе мы ее потеряем. Аднан молча кивнул и затрусил куда-то вслед за Антуанеттой. — Вы, двое! — продолжал командовать Виктор, глядя на сирийцев-«спасателей», пришедших с черного хода. — Света, переведи им! Один — к черному ходу, другой — к центральному. Увидите моджахедов — кричите. Все команды Лавров отдавал решительно и четко, и Светлана невольно любовалась им. Сколько же в нем было того, чего не хватает многим современным мужчинам! — Ты чего стоишь, Света? — добрался до нее Виктор. — Шуруй за бинтами! У меня в номере в большой сумке, в боковом правом кармане четыре пакета стерильных бинтов. Тащи все. Бегом. Девушка кинулась исполнять приказание журналиста-разведчика. Вестибюль опустел. Только в углу, подобрав ноги, сидел старый Захреддин и молился. — Ах ты ж конь с яйцами, — возмущенно буркнул Виктор себе под нос, — кому война, а кому мать родна. Ладно… Пока выполнялись распоряжения, Лавров спрятал сверток монахини в свою сумку, достал из бокового кармана оранжевую коробочку с обезболивающим, вынул карпулу со шприцом и вколол лекарство тяжелораненой. Через две минуты после того, как все собрались, Виктор осмотрел раненую и сообщил: — У нее артериальное кровотечение. Мы сами не справимся. Ее нужно доставить в больницу. — В трех кварталах отсюда госпиталь, — сообщил сириец, стоявший у стеклянной двери гостиницы. В этот момент на улице раздались торжествующие крики. — Наши! — радостно выкрикнул тот же сириец. — Какая-то группа с оружием, сняли снайпера и перешли в наступление. — Наши, — буркнул Виктор. — Тут хрен разберет, кто наши, а кто ваши… Еще через пять минут к двери гостиницы подъехала машина и из нее выскочил сириец, которого он отправлял к черному ходу гостиницы. — Везем матушку в госпиталь! — крикнул тот на арабском. Монахиню с перебинтованной грудной клеткой уложили сзади, на пассажирское сиденье. Не медля ни минуты, автомобиль сорвался с места. Виктор вскинул рюкзак на плечо и почувствовал, что тот заметно потяжелел. Вспомнив про сверток, он достал его и развернул серую ветошь. На солнце мягко сверкнула поверхность потемневшей от времени бронзы, покрытой вязью древнего, ни на что не похожего письма, опоясывающего какой-то замысловатый тубус. «Это что? Термос царя Соломона? Просила сохранить… Вот, мне еще одной реликвии не хватало, к моему камню», — подумал Виктор. — Витя! — донеслось откуда-то сзади. — Что там? Это Светлана, сгорая от любопытства, невзирая на приказ Лаврова не высовываться, выглянула в открытые двери. — Ничего! Ерунда всякая… — ответил Виктор, заворачивая тубус в ветошь. — Я тебя просил чаю заварить! Сделала? И, положив реликвию в сумку, вернулся в отель. Глава 5 Неожиданный убийца 1 Боевики Ахмада аль-Гизаи обыскали все помещения монастыря Святой Феклы, все перевернули вверх дном и собрали во дворе монахинь, не убежавших вместе с воспитанницами по узкому проходу в горе Каламун. Наконец они ворвались в главный храм монастыря, посвященный Иоанну Крестителю. Игуменья Пелагея молилась на коленях перед алтарем, не обращая внимания на шум за спиной. Боевики расступились, давая проход своему командиру. Ахмад аль-Гизаи обошел согнутое в три погибели тело пожилой женщины с распростертыми руками, пнул большой подсвечник с горящими свечами, воткнутыми в песок. Ножка подсвечника подломилась, чаша с песком и свечами гулко упала на пол, рассыпая содержимое. Ахмад аль-Гизаи взошел по двум ступеням на возвышение алтаря, встал перед женщиной так, будто она склонилась перед ним, а не перед Богом, нагнулся над игуменьей и крикнул: — Ваши молитвы и свечи теперь вряд ли вам помогут! Игуменья Пелагея встала на ноги. Справа ее обошел Абу Ислям аль-Казаки, успокаивающе похлопал монахиню по плечу и сказал Ахмаду: — Думаю, она надеется не только на них… С этими словами он развернул матушку Пелагею лицом к главарю «Ан-Нусры». Игуменья без страха взглянула в глаза Абу Мухаммеду аль-Джуляни. Правая щека сирийца кровоточила, рассеченная мелкими осколками камней или стекла. Тридцатидвухлетний мужчина с иронией взглянул на игуменью: — Насчет красоты христианских монахинь нам соврали. Боевики мерзко расхохотались. Монахиня опустила взгляд. — Спаси их, Господи. Не ведают, что творят, — пробормотала она. — Мы знаем, вы храните оружие для наших врагов, — произнес за ее спиной аль-Казаки. Пелагея повернулась на звук его голоса и увидела, что лицо казаха тоже рассечено осколками, мочка левого уха надорвана и кровоточит. — Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас, — перекрестилась она. — Ты ручонками своими не маши! Где склады? — сердито выкрикнул аль-Казаки. — У нас нет никаких складов, все ценное, что было в монастыре, вы отняли еще в сентябре! — У нас другие сведения! — возразил ей аль-Гизаи, по-прежнему возвышавшийся на алтаре. Пелагея подняла голову. — Сойди с алтаря, антихрист! — спокойно сказала она. Абу Мухаммед сделал жест Ахмаду аль-Гизаи, и тот нехотя повиновался. — Вот видите, — сказал Пелагее Абу Мухаммед, — мы уважаем ваши законы. Уважайте и вы наши.