Меня пот прошиб от ужаса. Если уж ротного разоружают, дела не просто плохо, а пиздецки плохо. Я искал глазами Димку Алексеева, но его нигде не было. Ни среди кижан, ни среди берлесссов. Я видел, как он одевался и бежал вместе с остальными на плац. Да где же он? Сам не понимал, на хрена мне сдался сержант, но мне как будто бы нужна была его поддержка, будто бы только он и знает, что происходит, и как мне действовать дальше! — Разрешите обратиться, товарищ полковник? — подал голос охреневший майор. — Отставить! — рявкнул комбат, и Стрельцов вынул из кобуры пистолет. Он отдал его лично полковнику, проигнорировав подскочивших к нему двоих с автоматами. — Вас сопроводят куда следует! — объявил комбат, и всех берлессов во главе со Стрельцовым, строем повели куда-то в сторону гаражей. Блять, нас сейчас расстреляют? — было моей первой мыслью. Нет, слава богу, нас просто заперли в одном из гаражей. Набралось берлессов достаточно — человек 150-200. Посчитать не было возможности, да и не до того было. Ангар был довольно вместительным, но мы набились в него, как селёдки в бочку. — Что происходит? В чём дело? — набросились мы на ротного, как только ворота ангара закрылись. Он сел на канистру с маслом, снял с себя фуражку и вытер рукавом взмокший лоб. — Война, товарищи! — тихо выдавил он из себя, не глядя ни на кого из нас. Как будто бы ему было стыдно или неловко. Он вытащил из кармана пачку сигарет и закурил, еле попадая спичкой по коробку — так у него тряслись руки. Курить в ангаре было взрывоопасно из-за хранившихся в нём некоторых ГСМ, но майору было, видимо, уже на всё похер. Мы нервно загудели. — Цыц, блять! — прикрикнул на нас ротный. — Отставить панику! Сохранять спокойствие и мужество! Какое в жопу мужество, если нас заперли без еды и воды? Без оружия! Мы все были на панике. Сам майор был в ахуе от происходящего! Да какого чёрта происходит? — Вы знаете, зачем нас здесь заперли, товарищ майор? Нас убьют? — младший лейтенант Федорченко озвучил вопрос, который мучил каждого из нас. — А ты какого хуя здесь, Федорченко? Ты же кижанин, мать твою? — удивился Стрельцов. — Я с вами хотел. Я не северянин! — гордо заявил лейтенант. — Так зачем нас разделили, товарищ майор? — Чтобы не мешались. Берлессы границу перешли. Щас отработают по ним и выпустят нас. — Я слышал, что это всё враньё! — сказал другой лейтенант, имя и фамилию которого я не знал. — Северяне просто будут по городу бомбить, чтобы сепаров напугать. Нет там никаких берлессов! Господи, надо предупредить родителей! Сообщить, что происходит! Я вытащил телефон, как и многие другие солдаты, но исходящие звонки не проходили. Связи не было. — Чёрт! Связи нет! — И у меня! — У меня тоже... Глушат сигнал, чтобы не было утечки информации, — догадался я. Я не мог здесь оставаться! Я должен был предупредить своих об опасности! Защитить их каким-то образом! В ту же минуту до нас донеслись звуки первых взрывов. Наша часть располагалась за городом, но стёкла в ангаре и бетонный пол под ногами дрожали так, будто бомбят где-то рядом. Все замолчали. В ангаре стало тихо, будто умер кто-то. Было только слышно, как кряхтит майор. До нас донеслись крики людей на берлесском, раздались одиночные выстрелы и автоматные очереди уже совсем рядом с ангаром. Стало ясно, что на территории части ведётся какая-то перестрелка. На часть напали? Господи, надо было выбираться отсюда! Глава 23. Сергей Душой мы все рвались на свободу, но по факту подойти к воротам ангара никто не осмелился. Солдаты разбрелись по углам и притихли, жадно прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Я никогда не видел столько страха в глазах пацанов. Он был коллективным, всеобщим, тотальным. Мы все были напуганы и растеряны. Ни один из нас не проявил инициативу предпринять что-либо. Перестрелка то утихала, то возобновлялась с новой силой, как и бомбёжка где-то неподалёку. Время от времени мы проверяли свои телефоны, но безуспешно. Нервы потихоньку начинали сдавать не только у меня. Кто-то из ребят уже плакал, не стесняясь своих слёз, всхлипывая навзрыд. У меня волосы под кепкой шевелились, а спина была мокрая, так что текло под ремень прямо в трусы. И только майор продолжал невозмутимо сидеть на канистре, обхватив голову руками. Он как будто был не с нами, а где-то совсем далеко. Это он должен был сказать своим солдатам, что делать дальше. Но он вроде бы уже сказал... Я думал только о своих родителях и сестре. Живы ли они? Что с ними? О себе я почему-то вообще не переживал, хотя положение моё было такое же неопределённое, как и у всех берлессов в ангаре. Уже рассвело, когда перестрелка в части прекратилась. Мы замерли в ожидании чего-то. Чего-то неотвратимого, безнадёжно плохого. Время тянулось бесконечно. Эти два часа, что я тут провёл, были самыми длинными и мучительными в моей жизни. Вдруг у ворот послышались голоса на берлесском и началась какая-то движуха. Все напряглись, как и я, и уставились на ворота. Они разъехались в разные стороны, пугая меня уже до усрачки, и в ангар вошёл Димон. Потный, без головного убора, с автоматом наперевес. Глаза бешеные, налитые кровью! Никогда его таким не видел! — Выходим! — скомандовал он, ища глазами майора. Солдаты несмело потянулись на улицу. А я так оторопел, что остался стоять на месте. Алексеев подошёл к майору и врезал ему с ходу прикладом в лицо. Я и ещё пара ребят подскочили к ним, не понимая, что происходит. Стрельцов зажал руками нос, из которого хлестала кровища, и попытался подняться на ноги, но Димон осадил его обратно на канистру. — Алексеев? Ты чего творишь? — заорал я на сержанта. — Эта гнида в плен нас решила сдать! — хищно оскалившись, протянул Димон. — Прикинь, Серый? — Какой плен? Ты чё несёшь? — не поверил я сержанту. Он вообще был не в себе, мягко говоря. — Такой уговор у него с северянами был! Ну, сука! — замахнулся он снова на Стрельцова, но я оттащил Димона в сторону, не дав возможности ещё раз ударить майора. — Я убил его! Убил! — возбуждённо орал Алексеев. — Кого? — Комбата! Визжал, как сучка, просил пощады! Но я смог! Никакой пощады северянам! — бешено вращая глазами, вопил сержант. — Мы захватили часть! У нас всё есть! Техника, оружие, жратва! Мы будем гасить северян, крошить их, как капусту! Тут я понял, что у Димона точно крыша съехала! Он был вооружён, это пугало ещё сильнее! — Долбоёб ты, Алексеев! — подал голос Стрельцов. Он поднялся на ноги и подошёл к нам, вытирая рукавом кровавые сопли. — Я же по-хорошему хотел. Сдались бы в плен, все бы живы остались. А теперь ты дезертир, сука! Предатель родины! Тебя первого расстреляют, дебила кусок! — Да какой на хуй плен? Ты чё, старый, ебанулся совсем? Ты нас спросил вообще, хотим мы сдаваться или нет? — орал, как полоумный Димон. — Отойди, Серёга! Я его щас к комбату оправлю! Вот самый главный предатель родины! Он нас всех предал! Алексеев выхватил из-за пояса пистолет, тот самый, что Стрельцов сдал комбату на построении, и я понял, что Алексеев не врёт и не шутит. Двое бойцов, что остались с нами в ангаре, начали пятиться к воротам, понимая, что сержант настроен серьёзно и решительно. — Угомонись! — рявкнул я на Алексеева. — Успокойся, Димон! Смотри на меня! На меня, блять! — Он отпустил взглядом майора и посмотрел на меня. — Пошли отсюда! Надо решить, что делать дальше! — парень медленно кивнул мне в ответ, утихомиривая своё бешенство, и опустил ствол. — Верни ему "Стечкина"! — Держи, шакал вонючий! — кинул Димон пистолет под ноги майору. Все, кроме майора, покинули гараж. Я ужаснулся, выйдя на улицу. Не знаю, сколько бойцов входило в "восстание Алексеева", но они полчасти раскурочили. У меня всё внутри заходило ходуном от осознания произошедшего. Может, прав майор? Надо сдаться в плен? Что толку от кучки вооружённых сопляков? Да нас северяне минами закидают! Раскатают часть танками в асфальт! От нас мокрого места не останется! Мы даже рыпнуться не успеем! Мне хотелось пить и ссать. Я глотал дымный, пропахший порохом прохладный воздух ртом, а меня всё колотило и колотило. Димон жадно курил, глядя куда-то вдаль, а я пожалел, что не курю. Наверное, успокаивает курево? — Димон, чё дальше-то делать? — спросил я у него, как будто бы он знал ответ на мой вопрос. Интересно, он сам-то понял, что нахуевертил? — Надо валить отсюда! Собрать всё, что сможем увезти и съёбывать! — Димон отшвырнул окурок в сторону и потёр уставшее лицо ладонями. — Северяне скоро обратно вернутся. Нам не отбиться. Бойцов мало. Салаги в основном... — Ну и на хера ты это всё затеял? Мы обречены... — Думаешь, мы одни такие? В каждой части есть сепары! В каждой! Нам надо найти остальных, собрать ополчение! Слова Алексеева звучали здраво, но казались мне такими далёкими и совершенно невыполнимыми. Далеко мы отсюда уедем? До первого блокпоста? Там нас всех и положат... — Нужно разделиться, найти своих родных! Их начнут прессовать в первую очередь! К губернатору поедем! Он должен знать, есть ли другие. В крайнем случае, перейдём на сторону Берлессии. Это будет... Димон не договорил. Его слова прервал выстрел, прозвучавший в ангаре. Перехватив удобнее автомат, сержант снова пошёл к гаражу. Я следом за ним. Майор лежал ничком на полу, неуклюже подогнув под себя ногу. Он застрелился из своего "Стечкина". — Слабак! — плюнул рядом с его трупом Димон. — Мудила трусливый! Я стоял в полном ахуе, глядя на то, как вокруг головы Стрельцова медленно растекается густой лужицей кровь. Димон наклонился и вытащил из скрюченных пальцев самоубийцы пистолет, а затем протянул его мне. Я на автомате взял в руки "Стечкина". Рукоять была ещё тёплой после майора. Я стащил с себя кепку и отвернулся. Меня начало мутить от этого зрелища. — Принимай командование, Грэй! — сказал мне Димон, снова закуривая. — Что? Кто? Я? — испуганно затараторил я, понимая, что меня сейчас вырвет от запаха крови.