Так мы и сделали, и я почувствовал, как Баклажан, замурлыкав, приготовился тронуться. Это было очень круто. – Оглянитесь через левое плечо. Хорошо. А теперь слегка отпустите тормоз, держа руль совершенно прямо. Я так и сделал – и Баклажан покатился задним ходом к воротам, плавно-плавно. Так движутся по привычным орбитам планеты. – Если вы продолжите поворачивать в эту сторону, молодой господин Джонс, то передвинете клумбу с хостами. Спасибо. Вы хорошо справились. Теперь ваша матушка вздохнет спокойно. Мы миновали клумбу с хостами. – Надеюсь, вы не потревожите орешник у ворот? Я не потревожил орешник у ворот. – Выжмите тормоз, пожалуйста, – сказал Дворецкий. Я выжал. – Превосходно. Не прокатиться ли нам по-настоящему? Что, если мы выгуляем бентли один раз вокруг квартала? – предложил он. Я кивнул. – Выезжайте задним ходом на улицу, пожалуйста. Подождите, прежде чем развернуться. Подождите. Подождите. Пора, молодой господин Джонс. Готово, вы хорошо справились. Держите руль ровно. Что ж, вы приобретаете навыки. Приготовьтесь переключить передачу, а после этого слегка нажмите на газ. И я приобрел навыки. И приготовился переключить передачу. И переключил. Ну, если честно, Баклажан заглох. Но я снова завел мотор, и слегка нажал на газ, и Баклажан тронулся. И я повернул за угол, и мы проехали мимо азалий Кечумов, и рододендронов Бриггсов, и падуба Роккаслов, и петуний Кертджи, и дома Билли Кольта – вы даже вообразить не можете, как сильно мне хотелось, чтобы Билли Кольт в эту минуту был во дворе и увидел меня, но его во дворе не было, и мы снова повернули за угол, и Баклажан подо мной рокотал и мурлыкал, и рука Дворецкого иногда накрывала мою, помогая рулить, но только иногда. А когда мы вернулись, все-все-все – и девчонки, и мама – стояли на крыльце, и Нед тоже, и все они – даже Нед – смотрели на меня, как на Аса Роботроида в мультике. Мы припарковались у гаража – ведь ворота в гараж мама закрыла. Я переключился на нейтральную передачу. Заглушил мотор. Вынул ключи, отдал Дворецкому. Мы вылезли из машины. Эмили, Шарли и даже Энни захлопали в ладоши. А мама заулыбалась как-то странно – точно я вдруг стал взрослым. Еще один обряд посвящения, ага. Даже Нед восхищался – а вы уже знаете, что приключается с Недом от сильных чувств. – Вы отлично справились, молодой господин Картер. Воистину отлично. – Машина просто класс. – Ваш дед согласился бы с вами, хотя, возможно, выбрал бы другое слово. Когда стало очевидно, что машина ему больше не потребуется, он лично договорился о том, чтобы ее доставили через океан вам, – одно из последних дел, которые ему удалось довести до конца. – Погодите… Мне? – Бентли – ваша машина, молодой господин Картер. Я буду пользоваться ей только до вашего совершеннолетия. – А когда оно будет? – В день вашего восемнадцатилетия. – Это же еще типа через миллион лет. – Сравнение с миллионом лет неуместно. Осталось всего шесть лет – не успеете и оглянуться. А тем временем у вас будет предостаточно дел, с которыми можно управиться и без бентли, – например, устранять следы жизнедеятельности Неда или – дело еще более неотложное – избавиться от слов-паразитов «типа» и «чтоб вы знали». Я устранил следы жизнедеятельности Неда, а потом выгулял его вокруг квартала, и он, наложив кучу у ворот Билли Кольта, совсем успокоился. Но я не успокоился. Я долго еще не успокаивался. Я водил Баклажан! Я водил Баклажан! Я водил Баклажан, чтоб вы знали! Я хотел сказать – я правда-правда водил Баклажан! И после совершеннолетия он станет моим. И, вернувшись домой, я сказал Дворецкому: – Спасибо, мистер Боулз-Фицпатрик. А вы точно знаете – может, все-таки в день шестнадцатилетия? Дворецкий слегка улыбнулся и сказал: – Я знаю это совершенно точно, молодой господин Картер. А теперь, раз уж вы здесь… У мисс Энн не получается настроить метроном. Возможно, братская помощь была бы уместна. И я оказал ей братскую помощь. В виде исключения. В тот вечер, после гамбургеров с картошкой фри, – а я ел картошку фри вилкой, должен же я показать, какой я воспитанный, и я даже ни слова не сказал о том, что мистер Боулз-Фицпатрик ест картошку фри с уксусом, а не с кетчупом, как полагается всем цивилизованным людям, – мама спросила Дворецкого, где он остановился. – Спасибо, мадам, – сказал он. – Я снял две комнаты у мистера Кребса, это в нескольких кварталах… – У отца Карсона Кребса? – спросил я. – Полагаю, да. Возможно, вы знакомы с этим мальчиком? – Не то чтобы прямо знаком. – Этому юноше пришлось очень быстро повзрослеть, – сказал Дворецкий. Мама кивнула. – А эти комнаты… Она замялась, и я догадался, какой вопрос вертится у нее на языке. Отец устроил себе на первом этаже кабинет. Там стоит раскладной диван. Напротив – отдельная ванная. Я прочел по маминому лицу, что она подумала то же самое, что и я: не проще ли мистеру Боулз-Фицпатрику поселиться у нас? – Этот вариант прекрасно устраивает всех, – сказал Дворецкий. И подходящий момент был упущен – отступил в прошлое. Если честно, я сам удивился тому, что меня это почему-то огорчило. Но знаете, какой момент не отступил в прошлое? Знаете, какой момент не выходил у меня из головы? Я водил Баклажан! Я водил Баклажан! Я водил Баклажан – правда-правда, чтоб вы знали! 7 Настоящая калитка «Настоящей калиткой» называют ровный питч. От такого покрытия крикетный мяч отскакивает абсолютно предсказуемо. Если же мяч отскакивает непредсказуемо, такой питч называют «трудная калитка». Вечером в пятницу Дворецкий ушел, а мы призадумались: придет ли он в субботу? Мама сказала, что ему наверняка захочется сделать передышку. Но утром в субботу, когда я встал, чтобы посмотреть по телику «Аса Роботроида и рейнджеров-роботроидов», Дворецкий уже возился на кухне, что-то напевая. – Дайте-ка угадаю, – сказал я. – Бетховен. – Элгар, – ответил Дворецкий. – Бетховен – не для утреннего времени: слишком уж он немецкий. Я пошел в кладовую – взять чего-нибудь на завтрак. Переворошил все коробки с хлопьями. Ни одной коробки «Сахарных звездочек Аса Роботроида». Переворошил еще раз. Ни одной коробки «Сахарных звездочек Аса Роботроида». Как же смотреть «Аса Роботроида и рейнджеров-роботроидов» без «Сахарных звездочек Аса Роботроида»?