* * * – А вот это Манькина береза, – сообщила рыжая, пристраивая в развилке стволов сложенное одеяло. Подняли Нюську, усадили на мягком поудобнее. Хорошо получилось. Как в кресле. – Ну, глядите теперь, – улыбнулась рыжая, которую явно тянуло потолкаться в толпе. – Или ты погулять хочешь? – Нет, – сурово отказался Обр. – А вон там чего? Это и есть ваш замок? Крепость на горе над лугом была что надо. Если там внутри колодец хороший, такое вообще никогда не взять. Ишь, вытянулась. Скребет небо, как рыбья кость горло. – Не наш, – отмахнулась рыжая. – Это князя Сенежского. Липка тут обитает. Ну, я пошла. – И нырнула в толпу. Оберон забрался на дерево, поближе к Нюське, и стал смотреть. Ниже замка на луговом склоне был устроен невысокий помост. На помосте кресла, видно, для важных особ. В креслах – эти самые особы. Несколько дам, разодетые солидные мужчины. Среди них Обр высмотрел знакомого господина Илма, наместника Трубежского и какого-то там еще. Кресло посредине пустовало. Рядом, вытянувшись в струнку, сидела давешняя грозная девица, любительница лупить людей по головам, и смотрела, что делается внизу, у помоста. Мимоходом Хорт подивился, до чего мало охраны. Так, стоят какие-то в начищенных кирасах, всего человек десять. Сразу видно, просто так стоят, для красоты. И все как один не супостата высматривают, а тоже пялятся на площадку перед помостом. Обр влез чуть выше, и все стало видно как на ладони. Ну конечно, еще бы им не пялиться. На площадке происходило обещанное пешее ристалище. Дело явно шло к концу. На поле осталось только три пары. Как видно, наилучшие бойцы. Особенно хорош был один, с длинными черными волосами. Оберон любовался без всякой зависти. Так ему палашом не владеть никогда. Тут талант нужен. Ишь ты как, прямо змеей вьется! То высунет жало, то спрячет. То, узкий и черный, рванется вперед, то извернется, отступит. Противника своего он уделал исподволь, так что тот еще целую минуту вертел головой, соображая, куда девалось его оружие. И тут Обр узнал этого, черного. Это же тот самый, который на полу сидел и вроде бы за него вступался. Тут остальные тоже разобрались, кто круче, и на ристалище осталось трое. Кроме того черного, еще два мужика, на вид весьма крепких и уж точно опытных. Наверняка военные. Да не простые ратники, рангом повыше, наподобие незабвенного господина Рада. Обр подумал, будут тянуть жребий: кому, когда и с кем. Но тут черный отколол такую штуку. Сказал что-то и протянул левую руку, в которую тут же вложили второй палаш. Мужики переглянулись, кивнули, и Обр на минутку позабыл про все свои несчастья. Противники гикали и притопывали, работали клинками со всей армейской удалью, плотные и потные, здоровенные и злые. Трудились, не щадя живота. Черный парень вел себя так, будто пришел не на ристалище, а на танцы, а в руках у него не палаши, а так, ерунда какая-то, лунный свет, бестелесное сияние. Но поединщиков снова уделал. Один двоих. Многочисленные зрители вопили, прыгали, подбрасывали в воздух шапки. Обр не выдержал, заорал со всеми. Черный слегка поклонился, передал оба клинка подбежавшим стражникам и легкой походкой направился к помосту. – Что, понравилось, как наш Липка дерется? Под деревом стояла рыжая, лизала сахарного петушка. Красного. Второго, зеленого, протянула Нюське. – Липка? – Ну, князь Филипп. – Какой князь? – Вот этот, – рыжая показала петушком на помост, где победитель, галантно поцеловав руку черноволосой девице, преспокойно уселся в центральное кресло, – князь Пучежский и Сенежский. – Понравилось-понравилось! – засмеялась Нюська. – Не любит он это, – вздохнула рыжая. – Пока научился, всех замучил и сам замучился. А что делать? Надо. Иначе в войске уважать не будут. К счастью, ему дар от отца достался. Братья его покойные тоже не последние бойцы были. Ну все, теперь скоро танцы. Иди, разомнись, а я с Аннушкой побуду. – С Нюськой, – проворчал Обр, но пошел. Потолкался у карусели, поглазел на расписных лошадей с мочальными хвостами, купил себе пирог с мясом попышнее, послушал у ширмы Петрушкины вопли, мимоходом прошелся по карманам. Взять ничего не взял, а так, по привычке. Ага, что тут у нас? Кошель толстый на поясе, кошель тощий в кармане, два гроша в платочке, пять монет просто так. Непуганый тут народ. Совсем не берегутся. Оп-па, а это что такое? Хорт сделал постное лицо, руку живо отдернул, быстренько затерялся в толпе и уж издали, с безопасного расстояния оглянулся на мужика в черном картузе с пунцовым тряпичным розаном. Каждый имеет право таскать при себе оружие. Но никто не любит, когда это оружие у него находят. Особенно такое редкое. Не желая влипать в неприятности, Обр купил для Нюськи большую тряпичную куклу вроде той, что была у нее в Малых Солях. Какой спрос с мальчишки с детской игрушкой. Танцевать Нюська не сможет. А что, если хоть на карусели ее прокатить? Со стороны ристалища, заглушая карусельную шарманку, уже доносились обрывки мелодий. Собрались музыканты, налаживают свои дудки и виолы. Обр вернулся к дереву, сунул Нюське куклу. Девчонка обрадовалась, но было видно: она устала. Домой бы надо. – Домой бы надо, – сказал он вслух. – Погоди, – запищали девицы, – а как же танцы?! Стражники прошлись, раздвинули круг пошире. Черноволосая дама поднялась с места, возвещая начало, махнула платком. Грянула музыка и оборвалась, рассыпавшись совсем немузыкальными скрипами. На луг, решительно раздвигая толпу, вломился конный отряд. Сотня всадников, не меньше. Обр моментально все сообразил, зашипел рыжей. – Быстро! Колдуй или чего ты там делаешь – отправляй нас отсюда. – Да ты не бойся, – хмыкнула рыжая. – Это не нападение. Это вроде как гости. – С вооруженным отрядом в гости не ходят. – Людвик из Заозерья ходит. Обр пригляделся и слегка успокоился. Впереди на здоровенном, мощном, как тяжеловоз, коне сквозь разбегающуюся толпу ломился крупный дядя в парадных доспехах, но с непокрытой седой головой. Древней незамутненной кровью, врожденным благородством и прочими высокими достоинствами веяло от него за версту. Впереди него в седле сидел мальчишечка лет пяти, наряженный по-взрослому, как воин. И плащ, и сапожки со шпорами, и даже кольчуга. И где только нашли такую? Должно быть, специально сделали. Ну, раз ребенка привезли, до драки дело, может, и не дойдет. – Хотя ты прав, – фыркнула рыжая. – Ему, чтоб уважение оказать, было позволено взять сто человек свиты. Мы-то думали, дамы приедут, важные хмыри всякие, а он на переговоры солдат притащил. Очень мы их боимся, солдат-то. Князь Филипп, он же Липка, вместе с княгиней встали со своих мест, видно, чтобы приветствовать припозднившегося высокого гостя. Но тот в их сторону даже не посмотрел. Слез с коня, снял мальчишку. Ребеночек поправил плащ, подтянул штаны, бодро протопал вперед, остановился посреди ристалища, опустился на одно колено и поцеловал затоптанную травку. Людвик из Заозерья выпрямился, тряхнул красиво поседевшей головой, воздел к небу могучую длань и раскатисто прокричал: – Приветствуйте законного князя, впервые ступившего на свою землю! По толпе, с изумлением взиравшей на это, прошел легкий гул. Мальчишка поднялся, деловито отряхнул коленки и пропищал: – Приветствую тебя, мой добрый народ. Выглядел он очень трогательно. Кольчужка сверкает, кудрявые волосы блестят, переливается синий шелк плаща, над широким воротником из белоснежных кружев сияют румяные щеки. – Песья кровь! – прошептала рыжая. – Ну, мы тебе это припомним! – Люди! – громким, глубоким голосом возвестил пришелец из Заозерья. – Вот истинный князь Сенежский. Единственный сын старшего княжича Аскольда, родной внук грозного князя Филиппа Сенежского. Толпа пришла в беспокойство. Обр видел, что Липка растерялся. К такому он готов не был. А что, запросто можно поверить, что он законченный мерзавец, отнявший у бедного ребенка землю, замок и трон. – Врешь! – заорали в толпе. – Старый князь сам трон передал. – Долой! – сейчас же раздалось в другом месте. – Долой самозванца! Да здравствует князь Эжен! Обр заметил (сверху все было отлично видно), что «долой!» орут все больше крепкие парни. Одеты по-разному, но у каждого к шапке пришпилен пунцовый розан. – Мой внук, – легко перекрывая вопли толпы, загремел Людвик Сенежский, – весьма признателен господину Филиппу за то, что во время минувшей смуты тот поберег его место. Но теперь смутное время миновало, пришло время закона. – Да здравствует закон! – рявкнули под самой березой. Обр глянул вниз и узнал недавнего знакомца, того самого, с новомодным оружием под толстой замшевой курткой. – Скинем ублюдка! Долой самозванца! – Да здравствует князь Филипп! – завопили несогласные. – Нам чужаков не надо! – У Филиппа договор с крайнами! – И сам он на крайне женат! – На кой нам крайны? И без них не кисло! – Долой самозванца! – Ой-ей-ей! – прошептала рыжая. – Войско в замке. Половина городской стражи в отпуске, по ярмарке шляется. Сторонников князя Филиппа нашлось немало. Тут и там в толпе закручивались водовороты драк. На помосте для важных гостей возникла неприятная суета. Зато господин Илм неспешно поднялся со своего места и твердо встал рядом с князем. Вроде даже коснулся его плечом, негромко сказал что-то. Обр понял, что теперь их трое против всей толпы. Златокудрый Илм, черный худой Филипп и его маленькая, но решительная жена. Липка-Филипп выступил вперед, поднял руку, попытался что-то сказать, но за шумом его никто не слышал. Людвик, откинув седую голову, повернулся к своим всадникам, намереваясь отдать какой-то приказ. Стражники, наконец, пришли в себя, выстроились перед помостом редкой цепью, ощетинились копьями. И тут по площади прошел ветер. Взметнулись в воздух флаги, ленты, парусами надулись полотнища палаток. Вопли оборвались, драки прекратились. Все, включая конных из Заозерья, теряя шапки, смотрели вверх. Сорвавшись с башни нагорного замка, устремилась вниз, понеслась над лугом, над ярмаркой, над застывшей толпой громадная белая птица. Сияющие лебединые крылья, чище горного снега, белее белого света на миг закрыли все небо. – Я знаю, – задохнулся Обр, – я видел раньше! С последним ударом ветра на ристалище опустился и пошел к застывшему от удивления ребенку лесной певун, похититель чужих жен, Ивар-травник. Идти ему было неудобно. Длинные маховые перья волочились по земле, с громким шорканьем цеплялись за убитую травку. Крыльям на земле не нравилось. Они тянули своего хозяина вверх, беспокойно вздрагивали, каждое перышко из всей бесконечной громады над головой белобрысого травника трепетало, томясь от жажды полета. – Здравствуй, милое дитя! – негромко, но так, что все услышали, сказал Ивар. – Ты кто? – пискнул мальчишка. Крылья заворожили его до такой степени, что он даже дышать перестал.