– Когда сказала, что не люблю тебя. Про любовь Обру ни разу не говорили. Никто и никогда. Разве что мать. Но матери он не помнил. Даже жарко стало. – Знаешь чего, – прошептал он в растрепанные Нюськины волосы, осторожно разглаживая вышивку, – я думаю, в том парусе хоть одна красная нитка да была. Глава 14 Лодочка качалась мягко, как колыбель. Злое море притворялось ласковым, медленные волны пахли морской травой и горькой полынькой. Нюська была под боком, и все было очень хорошо, пока в небесах над морем, над белыми горами, на западе и востоке, на вечерней заре и на утренней, не встали две одинаковых тени, не принялись спорить неразличимо похожими голосами. – Так это и есть твое лекарство? – Угу. – М-да. Сильнодействующее средство. Радикальное. Меня, например, так пробрало, до сих пор опомниться не могу. – Да ладно. Рыжая говорит, Анна сама встала. Впервые за… Да вообще впервые. Он, конечно, тот еще злыдень, но заявился вовремя. Очень вовремя. Я не понимаю природу болезни и… – Дела настолько плохи, что сойдет все что угодно. Тяжелый случай. За девочку я тебе весьма благодарен. Самый разумный из твоих безумных поступков. Но если, для того чтобы наслаждаться ее обществом, мы должны терпеть в замке вот это… – А что делать? – Ну, постирать его, что ли, для начала. А потом объяснить как-нибудь, в доступной его пониманию форме, что не следует ложиться на кровать в грязной одежде и обуви. Нож отобрать. – Отобрали уже. – И прочие острые предметы держать от него подальше. Что там у нас на кухне? Кочерга? Топор? Штопор? – Жданкины спицы вечно везде валяются. А у Аннушки ножницы без присмотра лежат, – задумчиво добавил белобрысый. – Где только бедная девочка это раздобыла? – Ну, девушки, они ж как малые дети. Подберут какую-нибудь гадость и носятся с ней. Спросите рыжую. Она во всех подробностях знает. – Пошел вон из моего сна, козел! – смекнув, что обе тени принадлежат проклятому травнику, пробормотал Обр. Но тени продолжали трепаться как ни в чем не бывало. – Почему бы тебе самому на ней не жениться? – Не могу. Она уже замужем. Вообще, всех хороших уже разобрали. Только меня, сирого, никто не любит. – Да-да. Мне тут донесли, что в Перебродах драка была. Две девицы чуть все косы друг другу не повыдрали. Не знаешь, с чего бы это? – Хм. Почему бы вам самому не жениться? – Странный вопрос. Откровенно говоря, это не твое дело. – Мое. Надоело спать на мокрой подушке. Меня же нет никогда. Вот Жданка у меня и прячется. Забьется на постель и ревет. Как любящий брат, я просто обязан… – Заткнуться и заняться делами. У тебя больной с гангреной на почве обморожения. Смотри, как бы ногу отнять не пришлось. Услышав это, Хорт прошипел: «Хоть убейте, не дамся!» – попытался вырваться из мягких объятий сна, но проклятый вражина, гад белобрысый, склонился над ним и грозно приказал: «Спать!» – Да пошел ты… – сумел четко выговорить Обр и провалился в полную черноту. * * * Проснувшись, он понял, что проклятый лекарь добился-таки своего. Нюськи рядом не было. И вообще никого не было. Хорт лежал почти в полной темноте, высоко и неудобно, на чем-то очень похожем на жесткий стол. Никаких пуховых подушек и шелковых одеял. Голова без помех соприкасалась с голой доской, а накрыт он был широким куском сурового полотна. Жуть! Убрали как покойника. Вот-вот гроб принесут. Обр поспешно сел, так и не достав до пола. Оказалось, что из одежды на нем только пятна липкой мази, пухлые пластыри по всему телу и бинты, окутавшие стопы до самых лодыжек. Вспомнив давешний разговор, он принялся поспешно ощупывать повязки. Ноги оказались на месте. Одного пальца, кажется, не досчитался. Ну и ладно, и без пальцев люди живут. Решив не обращать внимания на такие мелочи, Обр занялся главным. Надо найти Нюську, и ходу отсюда, пока не поздно. Сполз со своего странного ложа, замотался в покрывало и неуклюже заковылял к светлому пятну, смутно похожему на дверной проем. Не ошибся. Это и правда был выход в полутемный коридор. С одной стороны тянуло теплом, как из бани, и слышался плеск воды. С другой виднелся яркий полуденный свет. Обр двинулся туда и скоро оказался в знакомом громадном зале. Идти было больно, стоять тоже. Наскоро оглядевшись, не обнаружил ничего опасного. Камин горел. Рядом на подушках валялись клубок с воткнутыми спицами, какое-то запутанное вязание, толстая книга переплетом вверх и красавчик-лекарь лицом вниз. Белые волосы разметались по подушкам. Руки раскинуты, как после тяжкой работы. Сплюнув, Обр решительно побрел к странной зеленой лестнице. Уже карабкаясь вверх, сообразил, что не помнит, где искать Нюську. Но тут повезло. Услышал тихий Нюськин голосок и девчачье хихиканье. Хихикала, ясное дело, рыжая назола. Ух, предательница, злыдня! Оберон едва не запутался в занавеске у входа, но все же прорвался внутрь. Рыжая сидела на Нюськиной постели, держала на растопыренных руках какие-то нитки, Нюська сматывала клубок. Обе уставились на фигуру в белом покрывале с легким испугом. – Ой, – сказала Оброва жена, роняя клубок, – ты зачем пришел? Тебе лежать надо. – Фу, – заметила рыжая, – приперся без штанов. А здесь между прочим дамы. – Это ты, что ли, дама? – мрачно поинтересовался Обр и уселся у изголовья Нюськиной постели, всем своим видом дав понять, что добровольно отсюда не уйдет. – Не сердись на него, – встрепенулась Нюська, – он хороший. – Не-а, – уперся Хорт, – не хороший я. Даже не надейся. – Ой, – всплеснула руками рыжая, – страшно-то как! Ладно. Пойду, штаны тебе найду. Обр нутром чуял, что она над ним смеется. И точно. За опавшей занавеской снова раздалось отчетливое хихиканье. * * * Несколько дней его никто не трогал. Никто не мешал сидеть с Нюськой, смеяться и говорить с Нюськой, смотреть, как она спит, ест и улыбается. Рыжая служанка исправно носила им еду да поила Нюську по часам непонятным лекарством. И одежду принесла, как обещала. Самую простую, обыкновенную. Штаны да рубаха были чистые, целые, но точно с чужого плеча. Хотя в плечах-то как раз в самый раз. Зато рукава и штанины малость длиннее, чем требуется. Обр заподозрил, что ему всучили обноски белобрысого дылды, но предпочел об этом не думать. Зато никаких тебе сундуков с шелковыми камзолами и нарочно подсунутыми ножами. Еда тоже была самая обыкновенная. Щи, да каша, да пареная в горшке репа. Хорт ценил еду в любом виде, но и он, немного отъевшись, начал замечать, что все какое-то не такое. То ли подгоревшее, то ли пересоленное. В общем, готовить рыжая и вправду не умела, а других слуг на кухне не водилось. Зато перевязку сделала хорошо. Заодно Обр убедился, что все пальцы на месте. К концу недели он уже мог передвигаться, не корчась от боли, зато весь извелся от непонятной тревоги. Нюська быстро уставала, много спала, и мало-помалу он повадился бродить по замку. И чем больше бродил, тем больше дивился. Тревожащих странностей было хоть отбавляй. Отчего, например, огромные окна начинаются прямо от пола? Ни решеток, ни переплетов, ни стекол, ни слюдяных пластин. Ничего нет, но тепло, не дует. А в зале вообще в потолке дыра насквозь. Аж звезды видно. И ничего, дождик не каплет. Камин все время горит, а чем топят – непонятно. Цветы и прочая зелень растут прямо из пола. Вот у Нюськи у окна лесные фиалки поднялись. Целая полянка. И цветут, и пахнут. Говорит, сам господин Лунь сделал. Как такое можно сделать, если ты не колдун? А главное, замок громадный, за день не обойдешь. В таком замке слуг должно быть немерено. Ну и где они? Где солдаты, казармы, конюшня? Где оружейная, наконец? Ничего и никого. Не только слуг, но и господ не видать. Только иногда заметишь, кресло у камина передвинуто, книги-бумаги какие-нибудь на столе брошены, в кухне тарелки грязные, да еще вязание где попало валяется. Чего вяжут, с первого взгляда и не поймешь. Не то рыболовная сеть, не то мочалка. Вначале Обр таился под защитой густых веток зеленой лестницы. Потом осмелел, начал спускаться, по запаху нашел кухню. С едой было негусто. Припасы вроде есть, и хлебушка вдоволь, но видно, что все готовится кое-как. На кухне, чтоб зря не блуждать в темных коридорах, сделал себе коптилку из старой плошки, топленого жира и куска тряпки. Ничего, горело. Даже воняло мало. Первым делом надо было отыскать выход. Нашел сразу. Знакомая дверь в покое с высокими креслами и конторкой выпустила и впустила его как родного. Свободно живут. Охраны никакой и даже на ночь ничего не запирают. Да и запирать особо нечего. Дверей – раз-два и обчелся. Кроме той, входной, нашел еще только одну. Немедленно сунулся туда и не пожалел. Оказалось, сокровищница. Поначалу аж дух захватило. Такого он раньше никогда не видел, хотя толк в драгоценных цацках знал, с детства был приучен. Прикинул, сколько это стоит, – даже голова разболелась. Попытался понять, почему все это не запирают на сорок семь замков, стало еще хуже. Но, как верный ученик Маркушки, повел себя разумно. До разных цацек, посуды и оружия даже не дотронулся. У самой двери на столике, на большом блюде, лежали монеты. Золото, серебро, медь – все свалено вперемешку. Видно, недавно принесли. Осторожненько, не звякнув, не брякнув, набрал меди и серебра. Золотых тоже взял, но немного. На первое время им с Нюськой хватит. Теперь бы еще коня раздобыть. И конь отыскался легко. Прямо под окном, на зазеленевшей пустоши спокойно пасся белый жеребец. Красавец, совсем как Змей, только постарше. Ох, Змей, Змеище… ну ничего, может, еще свидимся. Осталось теплую одежду достать, еды в дорогу подкопить, да чтоб Нюська поправилась. Пока была она еще слабенькой, ходить без помощи не могла, бывало, что и засыпала прямо посреди разговора. – Ну ничего, потерпи! Настанет лето, будет совсем тепло – уедем отсюда, – обещал Обр. – Куда? – спрашивала дурочка. – Да никуда. Сбежим, и все. – Туда, где нас нет? – Да куда захочешь.