– На Крайнову горку. Знаешь, где это? – Кто ж не знает. Нездешний, что ли? – Из разоренных земель, – подтвердил Хорт, вспомнив умного Гаврю. – К господину Ивару? Чего у тебя болит-то? – Все, – сознался Обр. – Ага. Я уж вижу. Ладно, пошли. Качнула рыжими кудрями, поправила короб, легко запрыгала вниз по склону, переступая розовыми пятками. – А зачем тебе прутья? – полюбопытствовал поспешающий за ней Хорт. – Пороть, что ли, кого? Девица фыркнула. – Балда! Это почки березовые. Отвар помогает от внутренних хворей. По весне собирают, когда сок идет. Тебе в шубе-то не жарко? – Не, в самый раз. Под полушубком у него был нож. Да и намерзся он так, что любое тепло было в радость. В ста шагах, стоило только сбежать с косогора, оказалась наезженная дорога. На этот раз сильно разбитая. Девица пошла по ней, обходя лужи, балансируя по краю наполненной водой колеи. Обр поплелся рядом, волоча ноги в пудовых валенках. – Ты чего босая? Хоть бы лапти надела. Снег еще лежит. – Да ну их! Я привычная. Березы с елками быстро закончились, начались лиственницы, еще голые, неживые. Мягкая хвоя под ногами пружинила, пахла приятно. Обр сроду не видел столько лиственниц сразу. По ту сторону гор они попадались нечасто. Солнце пригревало спину. Становилось и вправду жарковато. Если бы не девица, присел бы отдохнуть. – Далеко еще? – Версты три, – махнула рукой рыжая, – вот, смотри, лес кончается. Лес и вправду скоро кончился. Открылись горы во всей красе своих снегов, скал и осыпей. Хорта передернуло. Замка по-прежнему не было видно, зато у дороги красовалась длинная изба, почти такая же, как строят в Усолье или в тех же Угорах, только крытая не дранью, а длинной травой. По утоптанному двору за жалким забором из двух жердин носились дети. Четверо. Нет, трое. Нет, все-таки четверо. Они мелькали так быстро и орали так громко, что Обр все время сбивался. Даже голова закружилась. Завидев путников, буйные детки, к счастью, заткнулись, подбежали к забору и повисли на нем, закачались на длинной жерди. «Трое, – с облегчением вздохнул Хорт, – два пацана и девочка постарше». Взглянул на двор и тут же обнаружил четвертого. Этот, круглый и толстый, сидел на земле и вдумчиво ковырялся в грязи широкой щепочкой. – Твои, что ли? – с изумлением уставился Обр на девицу. Та засмеялась, покачала головой. – Не мои. Я здесь не живу. Я ж тебя в замок обещалась отвести. Забыл? – А, так ты там в прислугах, – догадался Хорт, – или при кухне? – И в прислугах, и при кухне, и так, что придется. – Доброго здоровичка, госпожа Жданна, – церемонно поклонилась старшая девочка. – Ты нам что принесла? – хором заорали близнецы и запели, раскачиваясь на заборе: – К нам Жданка пришла! Пироги принесла! – Ишь чего захотели! – строго сказала рыжая. – Прутиков березовых погрызть не желаете? Более в лесу ничего нету. – Ты не из лесу, – рассудительно заметил один близнец, – ты у бабы Таси была. – У бабы была, пирогов принесла, – завопил второй. – Не слушайте их, госпожа Жданна, – сказала старшая сестра, – они совсем избаловались. Разоряются, будто их дома не кормят. – Ладно, так и быть, – сказала рыжая, легко опустив на землю короб, – по правде говоря, пироги-то я сама съела. Но поглядим. Может, тут и завалялось что-нибудь. Покопавшись в коробе, она вытащила жирный от масла сверток. Запахло печеным. Живот подвело так, что Обр едва пополам не согнулся. Пироги оказались большие, толстые, с черничным вареньем, так что щеки, губы и даже носы у близнецов мгновенно сделались синими. На запах шустро приполз самый маленький, встал, уцепившись за нижнюю жердь, с громким воплем потребовал свою долю. Хорт отвернулся, чтоб не глядеть. Но перестать нюхать не мог. Рыжая покосилась на него, что-то шепнула девчонке. Та опрометью кинулась в дом и вернулась оттуда, неся черную горбушку с толстым слоем желтоватого жирного творога. Потупившись буркнула: – Угощайтесь, господин. Оберон горбушку принял осторожно и стал медленно жевать, стараясь не уронить ни крошки. Девчонка глядела на него жалостливо. Наверное, тоже думала, что он из этих самых разоренных земель. – Ну, пошли, что ли, – сказала рыжая, – меня так уже, небось, дожидаются. – И бодро зашагала по огибавшей забор дороге. – Далеко еще? – снова поинтересовался Обр. Сколько ни крутил он головой, никакого замка по-прежнему видно не было. – Да вон, – рыжая махнула рукой в сторону гор. – Где? – А… ты ж не здешний. Понимаешь… замок… это… построен так. Если не знаешь, сразу и не увидишь. Оберон кивнул. Такое он понимал. Скрытность – великое дело, залог победы. Дорога тянулась все вверх и вверх, по пустоши, покрытой бурыми кочками прошлогодней травы. Солнце пекло, как летом. Обр с трудом переставлял ноги, то и дело спотыкался. Выпили всю силу проклятые горы. – Слышь, – спросил он, просто чтобы отвлечься, – а там у вас, в замке, нету такой… Росту маленького, а глаза большущие серые… и волосы тоже… серенькие… вроде рыженьких? В судомойках или, может, при кухне. Рыжая приостановилась, поправила лямку короба, глянула с любопытством. – Есть такая. Как не быть. Анной зовут. – Че?! Ноги подкосились, и Обр тихо осел на дорогу. С вывертом ущипнул себя – не снится ли? Осторожно поднял глаза на рыжую. Та стояла как ни в чем не бывало, щурилась на солнце. – Что-то ты совсем ослабел. Вставай. Немного осталось. И протянула маленькую крепкую руку. Хорт помощь принял, поднялся и понял, что отпустило. – Давай! – торопила его рыжая. – Опоздала я. Теперь меня до вечера ругать будут. Обр кивнул и послушно зашагал вперед, стараясь вообще ни о чем не думать. Мало ли Анн на свете. Скоро дошли до края пустоши, до самых скал. Миновали корявую, скрученную временем и ветрами лиственницу. На раскидистых ветках уже проклюнулись зеленые иголочки. На самой нижней ветви зачем-то висел начищенный до рыжего солнечного блеска медный колокол. Замка Оберон так и не увидел, но девица уверенно повлекла его к густым колючим зарослям, вольготно раскинувшимся меж громадных валунов, за которыми и обнаружились скромные каменные ступеньки. Черный ход, должно быть. – Знаешь чего, – остановился осторожный Обр, – позови ее. – Кого? – Ну, судомойку вашу, которую Анной зовут. Мне с ней поговорить надо. – Позвать не получится, – помедлив, качнула кудрями рыжая, – занята она. Ты давай, не ломайся. Некогда мне. Сам ее найдешь, сам все скажешь. У нас тут не разбойничье гнездо. На проезжих не бросаемся. «Кто вас знает», – подумал Оберон, но пошел. Куда деваться-то. * * * Лестница, извивавшаяся средь камней, была больше похожа на тропинку. Ступеньки, неровные, разной длины и ширины, имели такой вид, будто их сюда набросали совершенно случайно. Рыжая девица ступала уверенно, видно, привыкла. Но усталые ноги Обра все никак не могли приноровиться, цеплялись за все подряд. Он ждал, когда же откроется крепостная стена, ворота или, на худой конец, калиточка. Наконец, прямо перед носом из голой скалы возникла узкая высокая дверь. Темные плотно прилаженные друг к другу доски, кованые петли, блестящее кольцо ручки. Много народу тут ходит, не иначе. Это успокоило Оберона. Обычный черный ход. Вот и хорошо. Ближе к кухне. Рыжая потянула за кольцо и вошла, Хорт придержал дверь, протиснулся за ней. Нет, не кухня. Высокий покой с длинными, похожими на щели окнами. Контора управляющего или приемная. Несколько деревянных, на вид не шибко удобных кресел, полки с распухшими от частого употребления книгами и кое-как засунутыми свитками, конторка, заваленная бумагами. За конторкой высокий, тощий человек, слегка похожий на взъерошенную после бури чайку-поморника, лениво вертел в длинных пальцах гусиное перо. «Одет так себе, – прикинул Обр, – должно быть, управляющий». Поверх белой рубахи с высоким распахнутым воротом конторский сиделец в полплеча, по-домашнему набросил слегка потертый черный камзольчик. Взъерошенность, как видно, происходила оттого, что, пытаясь победить гору громоздившихся перед ним бумаг, несчастный то и дело запускал свободную руку в белые волосы, сколотые в растрепанный хвост. Вглядевшись в скорбное лицо трудяги, Хорт дрогнул. Стиснул под полушубком рукоятку ножа. Теперь он точно знал, что пришел куда следует. Нет-нет. Это не тот, что отнял у него Нюську. Только похож на него. Очень похож. Как старший брат на младшего. Рыжая девица со стуком опустила короб на каменный пол. Пишущий поднял голову. Унылое лицо осветилось прекраснейшей счастливой улыбкой. М-да. Уж на что Обр был в таких делах глупый, и то сразу все понял. Со служанками шуры-муры крутите, господин управляющий! И та, дура, тоже прям вся расцвела, зарумянилась даже.