Крон хихикнул, голос его по-прежнему был сухим, но сердитые ноты уже покинули его. — Вижу, ты немного научился самоконтролю и дипломатии за тысячелетия своего существования. — За это не стоит благодарить Олимпийцев, — проговорил Парис. У них с Кроном имелся общий враг. Общий объект для ненависти. Как он и надеялся, эти слова порадовали нового царя. — Зесв никогда не был мне ровней, — Крон шагнул вперед, распространяя аромат звезд и неба. — Мне нравится, что ты осознаешь это. Парис заметил, что ступни Титана выглядывают из-под его длинных одежд. Он был обут в сандалии с ремешками, не скрывавшие когтеподобных ногтей на пальцах, что ярко контрастировало с его величавым обликом. Возможно, не так сильно они и отличались друг от друга — бог и демон. Крон обошел вокруг воина, но не притронулся к нему. — Ты — Парис, вынужденный хранитель демона Разврата. Мои соболезнования твоему демону, ибо я знаю каково это быть в заточении. О, да. Они были похожи. — Тогда тебя также ведомы страдания. — Да, — тишина, а потом пальцы бога скользнули по волосам Париса. — Ты призвал меня, потому что желаешь освободиться от своего демона? Одним взмахом руки Крон мог разделить мужчину и чудовище. Сделай он это и Парис умрет. Парис с трудом вспоминал свою жизнь без демона. Да, он желал покоя. Да, он желал свободы, чтобы чужих мыслей и желаний не было в его голове, но демон Разврата был его второй половинкой. — Нет, мой царь, — наконец-то сказал он. — Разумный выбор. Это мне по душе. — Как Ваш слуга, я горжусь тем, что угодил Вам. Легкий смешок. — Хорошо сказано. Парис по-прежнему не поднимал голову и наблюдал, как его кровь пропитывает подол одежд Крона. Пятно, казалось, принимало форму сердца. — Должен признаться, я ожидал… — Увидеть монстра? — Да, — он не осмеливался лгать. Все это слишком много значило для него. — Я полагал, что Вы с радостью покончите с Повелителями. Раздался шорох одежд, потому что Титан более не стоял прямо перед ним, затем теплое дыхание коснулось уха Париса. — Твои ожидания верны, — прошептал царь. Новый шорох — тепло дыхания исчезло. — Я и есть монстр. Я такой, каким сделала меня темница. — Теперь Вы жаждете поклонения. Я буду поклоняться Вам каждый день своей жизни, если только Вы… Порыв ветра ударил Париса в спину, опрокидывая его на пол лицом вниз. Его кровь запеклась и теперь измазала его щеку, слишком густая, чтобы капать. — Посмотри на меня, демон. Парис медленно поднял голову. Прямо перед ним опять стоял Крон. Парис не привык подчиняться кому-то иному кроме себя самого и своего демона. Инстинктивно он хотел отказаться просто из принципа. Подчинившись, он даст повод новым требованиям. Ради Сиенны — что угодно. Более не колеблясь, он коснулся взглядом лица Титана. Казалось, что тени в комнате отрастили руки и теперь тянулись и окутывали Крона, создавая вокруг него щит. Но взгляд его, каким бы мрачным он ни был, сиял. — Ты и близко не можешь знать моих желаний. — Простите великодушно. Вечность уплывала секунда за секундой в молчании, но напряжение в комнате не ослабевало. — Должен признать, что не был уверен в том, как следует поступить с тобой и другими Повелителями, — наконец-то произнес бог. — Вы отвратительны, насколько мне известно, но все же вы служите определенной цели. Отвратительны? Сказано в духе Ловцов. Истинно, Парис некогда думал точно так же. Они творили ужасные деяния. В отношении мира и смертных. Даже в отношении Олимпийцев, предавая их доверие. Но они провели века в попытках искупить своих грехи. — Цели? — Как будто я должен перед тобой отчитываться, — усмехнулся Крон. Ответить на это было нечего. Ничего из сказанного не могло бы помочь. — Знаю, я чего ты желаешь, демон. Женщину, Сиенну. Хочешь, чтобы ее вернули тебе. Слышать, как произносят вслух твое самое потаенное желание, было тяжело. Особенно для него, поскольку его демон в данный момент отчаянно метался и бился внутри его мозга. Если Парису улыбалась мысль быть только с одной женщиной, то его сожителю нет. — Да. — Она мертва. — Однажды с Люциеном Вы доказали, что сильнее смерти. Едва уловимый смешок. — Лесть, ох, сладкая лесть. Но я не выполню твое желание. Сделанного — не разделаешь. Она мертва. Поддаваться грузу упавшего на его плечи разочарования не входило в планы Париса. Воин не сдается до последнего вздоха — и даже тогда, как подозревал Парис, была возможность сопротивляться. — Я предлагаю сделку ради нее. — Да, ты предлагаешь свое почитание, — сухо сказал Крон. — У тебя, демон, нет ничего ценного. — Уверен, нечто все же есть, — напряженно ответил он. — Нет. Ничего. Новые воины мне не нужны. У меня есть богатство, свобода, могущество, какое тебе и не снилось. У вас моя Клеть, но я не могу заключать сделку по ее поводу, потому что дал слово, а слово мое закон. Возможно… ты можешь отыскать другие мои артефакты. — Пожалуйста, — торопливо проговорил он, опасаясь, что Титан может исчезнуть в любую минуту. — Вы моя последняя надежда. Я сделаю все, что ни попросите, если только Вы исполните мою просьбу. Я никто без нее. Она нужна мне, потому что она только она может утихомирить бурю внутри меня. Она мой — якорь. Без нее я лишь пустая оболочка. Разве Вы никогда не испытывали подобного? Разве Вы никогда не хотели кого-либо так сильно, что отдали бы жизнь ради этого? Пауза. Вздох. — Твое отчаяние интригует меня. С тех пор как Анья отдала свое наибольшее сокровище ради спасения своего возлюбленного, я гадал, насколько глубоко любовь может пустить корни в сердце. При этих словах каждая частичка Париса исполнилась радости. С задумчивым выражением лица Титан склонил голову на бок. — Расскажи мне, почему ты выбрал эту женщину взамен всего, что ты мог бы просить у меня. Почему не рискнуть всем и умолять меня освободить воина Аэрона от его задания? — Я… я… — Черт. Что он за друг? Именно это должно было бы стать его просьбой, и просить об этом ему стоило еще много недель назад. — Стыдно признаться, но у меня нет ответа на этот вопрос. Пальцы вновь скользнули по его волосам, осторожно, почти нежно. — Это не развеивает мои сомнения. Она была твоим врагом, а все же ты поставил ее выше друга, которого знаешь всю свою жизнь. Он бы спасал тебя. Она же — убила бы. Его ты любишь, а ее — нет. Чувство вины Париса возросло еще сильнее. — Могу я получить и то, и другое.