Пелена просто не нашла в своем новом теле ничего особенного. * * * * В своем докладе эксперты называют нереалистичным план по очистке Азии от ядерного заражения; дальнейшее усиление голода неизбежно. * Япония присоединяется к Китаю и Индии в осуждении западных экспертов за их «паникерство». * Просочившиеся планы Индии растопить ледники Гималаев для ирригации сельского хозяйства вызвали резкое осуждение со стороны небольших государств Юго-Восточной Азии, обвинивших Нью-Дели в «краже воды». * Протестующие в Италии и Испании требуют: «Африканские беженцы должны вернуться к себе домой». Число пострадавших в стычках измеряется тысячами. * Австралийские власти заявили, что будут открывать по «людям на лодках» огонь без предупреждения. * Специальная комиссия ООН предупреждает, что региональные «войны за ресурсы» могут принять глобальные масштабы. * Белый дом твердо выступает за доктрину «НАТО на первоочередном месте»: использование вооруженной силы является оправданным для предотвращения геоинженерных проектов, угрожающих интересам Соединенных Штатов и их союзников. Теперь мать Мэдди практически каждый день задерживалась на работе допоздна. И без ее рассказов Мэдди видела, что восстановление идет из рук вон плохо. Война богов оставила на планете такие огромные разрушения, что выжившим приходилось драться за немногие уцелевшие крохи. Сколько бы высоких стен ни строилось вдоль границ, сколько бы лодок с беженцами ни топили беспилотники, отчаявшиеся люди продолжали неудержимым потоком стремиться в Соединенные Штаты – страну, наименее пострадавшую от войны. День за днем на улицах всех крупных городов бушевали нескончаемые протесты. Никто не хотел топить в море или убивать высоким напряжением на стенах женщин и детей, однако правда заключалась в том, что все американские города были перегружены. Даже эффективные роботы не справлялись с задачей накормить и одеть всех нуждающихся. Мэдди видела, что качество продуктовых наборов неуклонно снижается. Продолжаться так до бесконечности не могло. Мир продолжал падать по длинной спирали в бездну, и рано или поздно кто-нибудь должен был понять, что благодаря одному только искусственному интеллекту проблему не решить и придется снова призвать богов. Мэдди и Пелена должны были это предотвратить. Мир не мог позволить себе еще одно царство богов. В то время как Пелена (возможно, величайший хакер из всех, кто когда-либо садился за компьютер) сосредоточилась на том, чтобы изучить системы защиты «Вечности» и придумать, как их преодолеть, Мэдди все свое время посвятила попыткам разобраться во фрагментах умерших богов. Ни один программист в здравом уме не написал бы такой код (он представлял собой сочетание самомодифицирующегося ИИ и смоделированных на компьютере образцов человеческого мышления), однако Мэдди, проведя так много времени с фрагментами своего отца, интуитивно чувствовала, как проявляются в таком коде странности той или иной личности. Поэтому она понимала Чанду, Лоуэлл и других богов. Мэдди составляла детальные схемы их чаяний и надежд, как по обрывкам восстанавливались поэмы Сапфо и Эсхила[66]. И выяснилось, что где-то глубоко у всех богов были скрыты одни и те же уязвимые места – что-то вроде сожаления или ностальгии по жизни во плоти, которая, похоже, отражалась на всех их уровнях. Это была слепая зона, ахиллесова пята, которую можно было использовать в войне с богами. – В моем коде такого слабого места нет, – уверенно заявила Пелена. Мэдди опешила. Она никогда не считала Пелену одним из богов, хотя объективно именно так и было. Пелена была лишь ее младшей сестренкой, особенно когда она загружалась в симпатичного робота, который ей сделала Мэдди, – как, например, сейчас. – Почему? – спросила Мэдди. – Я ребенок эфира, – ответила Пелена. И теперь голос ее прозвучал по-другому – более взрослым, более осторожным. Мэдди чуть было не сказала, что он прозвучал «нечеловеческим». – Я не тоскую по тому, чего у меня никогда не было. «Ну разумеется, – строго отчитала себя Мэдди, – Пелена никогда не была маленькой девочкой». Каким-то образом нарисованное лицо, внешние атрибуты, которые Мэдди создала для того, чтобы помочь Пелене почувствовать связь с ней, не позволили ей увидеть главное. Мыслительный процесс Пелены проходил многократно быстрее, и об окружающем мире ей было известно значительно больше, чем Мэдди. Она могла, повинуясь прихоти, просмотреть кадры, поступающие с миллиардов видеокамер, прослушать звук, регистрируемый миллиардами микрофонов, почувствовать ветер на вершине горы Вашингтон и одновременно ощутить жар лавы, выливающейся из кратера вулкана Килауэа. Пелена уже на собственном опыте узнала, каково смотреть на нашу планету с борта Международной космической станции и испытывать давление многокилометровой толщи воды на корпус глубоководного спускаемого аппарата. В каком-то смысле она была гораздо взрослее Мэдди. – Я собираюсь наведаться в «Вечность», – объявила Пелена. – После твоих находок все для этого уже готово. Возможно, там уже работают над созданием новых богов. Мэдди хотела выразить Пелене поддержку, заверить ее в том, что все обязательно закончится успешно, однако что ей в действительности было известно о тех рисках, на которые шла Пелена? Это не она ставила свою жизнь на кон в той невообразимой реальности внутри компьютера. Картинка на экране, изображающая лицо Пелены, исчезла, оставив один только эмодзи. – Мы прикроем друг друга, – заверила сестру Мэдди. – Обязательно прикроем! Однако она сама чувствовала, насколько это шатко. * * * Мэдди проснулась от прикосновения холодных рук к лицу. Она уселась в кровати. Ночник горел. Рядом с кроватью стоял приземистый робот, направив на Мэдди свои видеокамеры. Проводив Пелену, Мэдди заснула, хотя и не собиралась этого делать. – Пелена, – сказала она, протирая глаза, – как ты? Нарисованное лицо на экране сменилось заголовком: * Корпорация «Вечность» объявляет о проекте «Цифровой Адам». – Что? – сонно пробормотала Мэдди. Мысли ее еще путались. – Пусть лучше он сам все тебе расскажет, – сказала Пелена. Изображение снова сменилось, на экране появилось лицо мужчины лет тридцати с небольшим, с коротко стриженными волосами и мягким, сочувствующим лицом. Сон с Мэдди как рукой сняло. Это лицо она много раз видела по телевизору, неизменно с обнадеживающими заявлениями. Адам Эвер. – Что вы здесь делаете? – спросила Мэдди. – Что вы сделали с Пеленой? Робот, вмещающий в себе Пелену (нет, теперь уже Адама Эвера), примирительно поднял руки. – Я здесь для того, чтобы просто поговорить. – О чем? – Позволь показать тебе, над чем мы работаем. * * * Пролетев над фьордом, заполненным плавающими в воде айсбергами, Мэдди понеслась над ледовым полем. Впереди показался большой черный куб, возвышающийся над ландшафтом всех оттенков белого цвета. – Добро пожаловать в Центр данных на Шпицбергене, – раздался у нее в ушах голос Адама Эвера. Когда-то давным-давно в этом шлеме виртуальной реальности Мэдди играла со своим отцом в компьютерные игры, но после смерти отца шлем пылился на полке. Адам попросил ее надеть шлем. Из сообщений Пелены Мэдди было известно о существовании этого центра, и она даже видела фото и видео здания. Вместе с Пеленой они строили догадки о том, что именно здесь «Вечность» пытается воскресить старых богов или сотворить новых. Адам рассказал ей о громадных объемах кремния и графена внутри, о несущихся по проводникам электронах и фотонах, отражающихся от стенок оптоволоконных кабелей. Это был алтарь вычислительной техники, Стоунхендж новой эпохи. – Вот здесь я живу, – объявил Адам. Картина перед глазами у Мэдди изменилась, и теперь она увидела Адама, безмятежно лежащего на больничной койке и улыбающегося в объектив видеокамеры. Койку окружали сплошным кольцом врачи и пищащие приборы. Один специалист ввел несколько команд в компьютер, и Адам закрыл глаза, засыпая. Внезапно у Мэдди возникло ощущение, будто она сейчас наблюдает нечто, подобное последним мгновениям жизни своего отца. – Вы были тяжело больны? – неуверенно спросила она. – Нет, – ответил Адам. – Я находился в полном здравии. На этом видео запечатлены последние мгновения перед сканированием. Для того чтобы обеспечить максимальную вероятность успеха процедуры, я должен был быть живым. Мэдди представила себе, как врачи склоняются над телом спящего Адама со скальпелями, пилками для костей и бог знает чем еще; она уже была готова закричать, но тут изображение милосердно сместилось в стерильно чистую белую комнату, в которой в кровати сидел Адам. Мэдди облегченно выдохнула. – Вы остались живы после сканирования? – спросила она. – Разумеется, – подтвердил Адам. Однако Мэдди почувствовала, что это не совсем так. На первом видео в уголках глаз Адама были морщинки. Теперь же кожа на его лице была абсолютно гладкой. – Это не вы, – сказала Мэдди. – Это не вы! – Это я, – сказал Адам. – Единственный «я», который имеет значение. Закрыв глаза, Мэдди восстановила в памяти появления Адама на телевизионных интервью. Тогда он заявлял, что не желает покидать Шпицберген, предпочитая проводить интервью удаленно через спутниковую связь. Камера всегда стояла близко и показывала только его лицо. Сейчас, хорошенько подумав, Мэдди поняла, что во время тех интервью Адам двигался как-то странно, неестественно.