– Как мило. Мы добрались до верха длинного эскалатора, затем, подняв сумки, прошли через турникеты в сторону Мэрилебон-Роуд и выбрались под непрекращающийся моросящий дождь. – Тут есть «Маркс энд Спенсер» навынос, если хочешь чего-нибудь вкусненького. Я натянула на голову капюшон плаща. – Мы же только что обедали, Арабелла. Не пойму, как в тебя такую маленькую влезает так много. Мы прошли мимо «Маркса» в сторону длинной очереди туристов, ожидающих под дождем возможности попасть в музей восковых фигур Мадам Тюссо и Лондонский планетарий по соседству. – Есть новости от Колина? – спросила я, изобразив непринужденность. – Вчера вечером он сказал, что утром до работы поднимет из кладовой коробку с сумочками и саквояж с чердака Пенелопы. – Кстати, да. Он звонил сказать, что коробка и саквояж – в гостевой комнате. Он говорил как-то… расстроенно. Нет, не то слово. Растерянно, наверное. Он очень неуклюже подбирал местоимения вместо твоего имени. Он постоянно говорил «она», «ее» и «эта женщина», так что я поняла, что он чем-то сильно смущен. Что у вас случилось? Мои щеки зарделись, и я постаралась скрыть это, ускорив шаг. Арабелла тоже заспешила и, догнав меня, с ухмылкой заглянула ко мне под капюшон. – Ты покраснела! Это означает, что он тебя поцеловал? Я грозно посмотрела на нее. – Нет. Если я решила, что это ее успокоит, то я жестоко ошибалась. Вместо этого она взвизгнула: – Ты его поцеловала! Это же чудесно, Мэдди! Я молча шла рядом с ней. Проходя мимо Королевской академии музыки, мы услышали приглушенные звуки соло на трубе, доносящиеся, несмотря на дождь, из полуоткрытого окна. Арабелла практически бежала, стараясь нагнать меня, но я не сбавила шагу, пока мы не добрались до ступенек, ведущих ко входу, и швейцар не открыл нам дверь. Я задержалась на секунду, чтобы поискать взглядом «Ленд Ровер» Колина на парковке. Не найдя машины, я так и не смогла решить, что почувствовала: облегчение или разочарование. Никогда ничего не упускающая Арабелла проговорила: – Ее тут нет. Я бы могла написать ему, если ты хочешь, и сказать… – Нет. – Я проговорила это строже, чем намеревалась, и улыбнулась сконфуженно. – Он нам сейчас не нужен. Мы с тобой две смышленые дамы и вполне сможем сами покопаться в старых сумочках и пыльном саквояже. Она улыбнулась. – Согласна. Мы вышли из лифта, я последовала за Арабеллой в фойе… и чуть было не врезалась в нее. Она застыла в трех шагах от порога, пристально глядя на Лауру, стоящую в дверях гостиной и высматривающую что-то в квартире. Лаура повернулась к нам, держа палец у губ, а затем снова посмотрела в комнату. Стараясь двигаться бесшумно, мы подошли ближе и заглянули внутрь. Возле окна, перед столом, усыпанным письмами Софии, стояла Прешес. На ней было расшитое блестками темно-синее платье. С бретельки свисал ярлык, который делала я. Арабелла уже решила, что это платье нужно поместить в центр выставки, но мне еще нужно было узнать от Прешес его историю. Платье все еще было впору ее высокому и стройному телу, но открытая спина обнажала мягкую, бледную кожу старой женщины. Оно делало ее беззащитной, словно животное, которое, сдаваясь, показывает живот. По всему полу и стулу валялись письма, выдвинутые ящики стола походили на вывернутые карманы брюк. – Я не могу его найти. Не могу его найти, – снова и снова бормотала Прешес, копаясь в растрепанной стопке на столе и разбрасывая письма повсюду. – Дам ей еще минутку, может быть, успокоится сама, – тихо проговорила Лаура. – Иногда так бывает, но я заметила, что, если ее прервать, она расстраивается еще больше. – Где оно? – закричала Прешес, захлопнув один из ящиков, а затем снова выдвинув его с удивительной силой. – Она грезит? – спросила я. Лаура покачала головой. – Нет, она в полном сознании. Просто… она в своем мире. Она уже минут пятнадцать что-то ищет. Должно быть, увидела что-то во сне, и это встряхнуло ее память. Я поставила сумки на пол. – Мне кажется, я знаю, что она ищет. – Я тихо прошла в комнату, к каминной полке, где оставила фотографию Грэма. Я аккуратно подняла ее, а затем приблизилась к Прешес. Она долго смотрела на меня, затем взяла фото. – Благодарю тебя. – Она моргнула, словно только сейчас поняла, кто я. – Она – не моя. Я хранила ее для подруги. – Для Евы? Прешес кивнула. – Да. Когда вы найдете ее, прошу, проследи, чтобы она попала к ней. – Конечно, – проговорила я. Она перевернула фотографию, как будто впервые увидев надпись на обратной стороне. – Позвольте узнать, – сказала я. – Это женский подчерк. Евин? Она бросила взгляд на фотографию, а затем со слабой улыбкой посмотрела на меня. – Тебе нравится мое платье? Я переглянулась с Арабеллой. – Оно красивое. И на вас смотрится великолепно. Она улыбнулась. – Я надевала его в то Рождество. Прежде чем… – Она нахмурилась, подбирая слова. – Прежде чем начались бомбардировки. – Оно до сих пор вам очень идет, – сказала Лаура, прошмыгнув в комнату. – А теперь пойдемте переоденемся во что-нибудь поудобней, хорошо? Мы смотрели, как Лаура выводит из комнаты Прешес: она расправила плечи, словно готовилась пройти по подиуму. Оскар, настороженный, видимо, моим присутствием, ворвался в комнату и принялся на меня рычать. Арабелла подняла его и отнесла на кухню, после чего вернулась и схватила меня за руку. – Пойдем, покопаемся в тех сумочках. На меня, когда в своих сумках роюсь, тоже накатывает ностальгия. Боюсь представить, каково Прешес. Оставив в фойе сумки, мы двинулись в первую спальню. – Мой младший брат Джоуи, – сказала я, – однажды оставил на все лето в своем рюкзаке куриную грудку, которую он вскрывал на уроке естествознания. Отцу понадобилось три месяца, чтобы выяснить, откуда взялся запах. Арабелла наморщила носик. – Ты не представляешь, как я сейчас рада, что у меня только сестры. В гостевой спальне, на кровати, стоял раскрытым старинный кожаный саквояж, выставляя напоказ мешанину из одежды, бумаг, бижутерии и косметики. Все это походило на вещи, которые можно было найти в дальних уголках ящиков, – на остатки чьего-то прошлого. Я с легкостью могла представить, как Колин открыл саквояж, чтобы убедиться, что внутри ничего важного нет, а затем оставил его мне и Арабелле для разбора. Арабелла вынула из саквояжа пару сандалий на высоком каблуке и, скинув свои туфли, попробовала надеть одну из них. – Малы… попробуй ты. Я сняла балетки и надела одну сандалию, застегнув ремешок. Поднявшись на ноги, я поморщилась. – Некоторые из туфель, которые мы нашли, отлично мне подходят, а другие тесноваты. К сожалению, эти из тесноватых, а жаль. Они почти не ношенные и выглядят действительно модняво. – Модняво? – с улыбкой переспросила Арабелла, когда я вернула сандалии ей. – Так моя тетя Люсинда называет вещи, которые считает достаточно модными, чтобы их носить. Обычно там есть оборки и блестки. – Запомню, – произнесла Арабелла, положив туфли возле двери. – Тут я буду складывать вещи, которые, как мне кажется, следует рассмотреть для выставки. – Она вернулась к кровати и окинула взглядом завалы. – Тетя Пенелопа всегда грозится разобрать чердак. Это займет целую вечность – некоторые вещи там хранятся уже миллиард лет. Там в глубине есть самые настоящие доспехи. Я помню, когда мы в детстве тайком играли там, Колин изображал, будто они разговаривают. Пугал меня до чертиков. Образ Колина в роли чревовещателя с доспехами заставил меня улыбнуться, и скрыть это от Арабеллы я не успела. Улыбаясь, она развернула саквояж к себе. – Похоже, тут когда-то были инициалы, но они стерлись. Ни одной буквы не разберу. Я посмотрела, на что она показывала, оглядела мягкую кожу саквояжа и грубые царапины, рассекающие золотого цвета монограмму. – Он выглядит старым, но не изношенным. Похоже, им пользовались не особо часто, так что непонятно, откуда тут такие глубокие царапины. – Как будто монограмму стирали специально. – Арабелла выпрямилась и вгляделась в вещи более тщательно. – Куча тряпья какая-то. Смотри – еще меню. – Она засунула руку в саквояж и выудила небольшую стопку. Пролистывая их, она изогнула бровь. – Начинаю думать, что хозяин этих вещей мог быть путешественником – или если не путешественником, то как минимум человеком, только начинающим вести образ жизни, при котором приходится часто бывать в таких отелях. Смотри: «Дорчестер», «Кларидж», «Ритц» и несколько штук из «Савоя». Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь, кроме ценителя подобных развлечений, мог собирать все это. – Точно. Что приводит к мысли, что это не София. Она, скорее всего, регулярно бывала в таких ресторанах. Кроме того, у нас есть ее коробка с воспоминаниями с бала дебютанток и сувенирный альбом, так что не думаю, что саквояж ее. – Владелец этого саквояжа, видимо, тоже сувениры копил. – Один за другим Арабелла выуживала разношерстную коллекцию отрывных талонов из театров и кинотеатров, квитанцию об оплате телефонного разговора из отеля «Савой», два отрывных талона в Кью-Гарденз и старинный кассовый чек из «Селфриджиз» за пару дамских лайковых перчаток. Я вытащила оставшиеся предметы и разложила на кровати рядом с первой стопкой, пока Арабелла рылась в саквояже, проверяя, все ли мы достали.