– А до этого я тебя разве не увижу? Она ощутила странную пустоту внутри. – К сожалению, у меня есть должностные обязанности. Но я обещаю наверстать упущенное время. Он улыбнулся и исчез до того, как она успела спросить, где он будет и чем будет занят. Она знала только то, что он работал на Уайтхолл, в Министерстве внутренних дел, выполняя работу, которая, по его словам, была слишком скучна, чтобы говорить о ней. – До свидания, – пробормотала она, но он уже ушел. Крупный бородатый мужчина с коробкой для ланча в руках прогрохотал мимо нее по коридору, приподняв свою шапку, прежде чем двинуться вниз по лестнице. Ева повернулась, чтобы вернуться в квартиру, но когда сумочка качнулась на ее запястье, она почувствовала, как что-то передвинулось из одного угла в другой с глухим звуком. Сумочка весила больше, чем обычно, определенно больше, чем должны весить помада и пудреница. Охваченная любопытством, она открыла крышку и заглянула внутрь. Прямоугольная серебряная коробочка отразила свет лампочки над ее головой. Ева улыбнулась, догадавшись, что это, должно быть, от Грэма, и оценила оригинальность и скромность, с которой он преподнес подарок. Закрепив ремешок на запястье, она вынула серебряную коробочку из сумочки. Искусный филигранный узор занимал всю поверхность коробочки, за исключением овального пространства на лицевой части, где было выгравировано тельце пчелы. Она подавила первоначальное чувство отвращения; вынужденная все свое детство жить с насекомыми и грызунами, она научилась их ненавидеть. Но затем вспомнила, что коробочка была подарком от Грэма, и заставила себя рассмотреть ее более пристально, изучая почти прозрачные крылья и испещренное полосами тельце, пушистые сегменты лапок и две щетинистых антенки. Наморщив лоб в попытке понять смысл изображения, она перевернула коробочку. В одном углу был выгравирован фирменный символ английского фунта, а у нижнего края разместились похожие на цепочку муравьев крошечные буквы: NIL CREDAM ET OMNIA CAVEBO. Эта фраза была ей совершенно незнакома, слова явно не английские. Ева на мгновенье запаниковала, гадая, а не решил ли Грэм проверить ее образование. Она тут же отбросила эту мысль. Нет, уверена, он бы так не поступил. Она перевернула коробочку и снова посмотрела на пчелу – настолько реалистично выполненную, что по телу Евы, словно волна, пробежала дрожь. Что это могло означать? Зачем Грэму было дарить такое? Наманикюренным ногтем большого пальца она осторожно поддела крышку. Внутри оказалась сложенная вдвое записка на кремовой бумаге. Ева раскрыла ее и, сначала пробежавшись по словам, не читая их, внезапно поняла, что никогда до этого не видела почерка Грэма. Жирные, отчетливые буквы состояли из острых углов и резких линий. Не так она себе представляла его почерк. Ее взгляд соскользнул на подпись внизу, и внезапно у нее пересохло во рту. Алекс. Не Александр и не Александр Гроф, а Алекс. Словно он воспринимал как должное близость, которой между ними не было. Вернувшись к приветствию, она начала читать записку. «Милая Ева. Не могу передать словами свое удовольствие от знакомства с вами на этой неделе. Вынужден признать, что вы вскружили мне голову – мне неловко признавать, но это так. Еще не убрали первое блюдо, а я уже готовил план, как снова увидеть вас. И представьте мой восторг, когда выяснилось, что вы забыли свою сумочку и открыли мне прекрасную возможность. Когда Сейнт-Джон настоял на том, чтобы вернуть сумочку лично, я решил, что мой план рухнул, но затем понял, что это отличный шанс послать вам записку, так как я не осведомлен о месте вашего проживания. Прошу вас принять этот подарок в знак уважения. Я не мог не обратить внимания, что вы нуждаетесь в портсигаре. Я увидел этот портсигар в одном магазине и нашел его изящным и неповторимым. Поэтому, конечно же, я тут же подумал о вас. До новой встречи, Алекс». Ева смяла записку в кулаке, в ней боролись любопытство и обида. Она еще раз осмотрела красивый портсигар, ощутила тяжесть серебра, вычислила его стоимость. Мистер Гроф – Алекс – купил его для нее, потому что находил ее изящной и неповторимой. Перевернув коробочку, она принялась изучать выгравированные слова, раздумывая, как бы узнать их значение. Она точно знала, что не сможет подойти с этим вопросом ни к Грэму, ни к Алексу. Уж лучше остаться в неведении. Внезапно она подумала о мистере Данеке, который учился в Карловом университете Праги. Это, несомненно, означало, что он гораздо опытней ее и по меньшей мере сможет сказать ей, на каком языке сделана надпись. Одно она знала наверняка – она не собиралась возвращать портсигар. Он был слишком красив, чтобы его отдавать. Когда Ева вернулась в квартиру, Прешес стояла возле окна и глядела на улицу. – Твой кавалер – как большой стакан сладкого чая. – Увидев укор в глазах Евы, Прешес сказала: – Да знаю, знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Лучшего способа выразить мое мнение о Грэме я не нашла. Но, конечно, мое мнение никакого значения не имеет. – Имеет, – произнесла Ева. Она улыбнулась. – Имеет, и достаточно большое. Я счастлива, что ты одобряешь, потому что, мне кажется, в будущем мы будем часто видеть Грэма. И я рада, что вы, наконец, познакомились, хоть и надеялась, что это случится не здесь. Я не хотела, чтобы он видел, где я живу, пока мы не переехали в новую квартиру. Эти коридоры пахнут как работный дом. Она почувствовала взгляд Прешес, но отвернулась. Она пожалела, что сказала это, напомнила сама себе о шести месяцах, прожитых в работном доме, о времени, когда ее мать болела и не могла покормить ее и позаботиться о ней. Тогда Ева хотела умереть. Даже их крошечная хибарка была лучше работного дома. Она ощущала тяжесть серебряного портсигара в кармане. Ее мать велела бы вернуть его, сказала бы, что джентльмен не дарит дорогих подарков женщине, если только не хочет чего-то взамен. Но разве это не значило, что ей придется быть к этому готовой? А она не была готова. – Как думаешь, стоит нам пойти посмотреть новую квартиру, прежде чем согласиться? – спросила Прешес, и по ее выражению было видно, что ответ она уже знает. – Нет. Если она подходит для будущего зятя Грэма, то я уверена, что подойдет и нам. – Ева позволила себе легкую улыбку. Может, ей полагался подарок с небес. Таких даров она никогда не получала – ей приходилось всего добиваться самой. И может, наконец, ей улыбнулась удача. – Грэм явно в тебя влюблен, Ева. Надеюсь, у него чистые помыслы. – Ты о чем? Прешес выгнула бровь. – Он ведь не из нашего мира, верно? – Улыбка сгладила колкость ее слов. – Мужчины вроде него редко женятся на девушках вроде нас. Ева нашла в себе силы скрыть острую вспышку гнева, пронзившую ее, потому что она не могла злиться на Прешес. Тем более что подруга озвучила ее собственные мысли, бродившие в ее голове с тех пор, как она познакомилась с Грэмом Сейнт-Джоном и увидела его улыбку. Она крепче сжала в кулаке плотный шарик смятой записки. – Я подумаю об этом, когда придет время. Прешес рассмеялась. – Ты говоришь, как Скарлетт О’Хара. – Из «Унесенных ветром»? Я не читала, но знаю, что скоро выходит фильм. – Ну, тебе стоит прочитать роман. Скарлетт всегда откладывает на завтра решение проблем. – И это срабатывает? – Не очень. – Прешес улыбнулась. – Но думаю, ты всегда можешь попробовать. Ева отвернулась, чтобы поправить подушку на кушетке. Присев, она начала вынимать из волос шпильки, и в эту минуту в ее мыслях мелькнула смутная догадка, которую она не смогла уловить сразу. Только позднее, нанося перед сном кольдкрем на лицо, она поняла, что́ это была за мысль: встреча Прешес и Алекса на тротуаре перед Домом Луштак вовсе не случайна. Она выглядела скорее попыткой Алекса еще раз увидеться с Евой. Эта мысль выбила ее из колеи до такой степени, что она решила рассказать об этом Грэму. Она закончила снимать макияж и, рассеянно болтая и сплетничая с Прешес, отбросила все заботы до следующего дня, совсем как та героиня, Скарлетт. Но позже ей приснилась пчела, жужжащая у нее в голове, и в этом сне, когда она посмотрела на крышку своего нового серебристого портсигара, пчелы там не обнаружила. Глава 12 Лондон май 2019 года Мне снились пчелы. Я снова была в Уолтоне, в беседке за домом тети Кэсси. Жаркое солнце обжигало кожу. Лежа на скамейке и вдыхая летние ароматы, я чувствовала, как над моей головой кружится пчела. Не в силах пошевелиться, я лежала на месте в ожидании неминуемого укуса, и неопределенность казалась еще хуже, чем будущая боль. – Мэдисон? Сбитая с толку, я открыла глаза и уставилась на фарфоровый потолочный светильник, стараясь вспомнить, кто меня называл полным именем. К моему лицу пристало что-то шероховатое. Повернув голову, я поняла, что это тюлевый подъюбник желтого платья, о котором я писала. – Мэдисон? Я не могла по голосу понять, раздражен ли говоривший или удивлен, но это определенно был Колин. Я распахнула глаза: Колин стоял в изножье кровати и, скрестив руки на груди, смотрел на меня. Сев, я поняла, что заснула на стопке нарядов Прешес. Мой ноутбук с открытой, словно рот, крышкой, все еще был включен – на скринсейвере крутились фотографии из моего семейного альбома. – Да… я проснулась. – Я быстро захлопнула крышку. – Извини… разница во времени меня просто убивает. – Я посмотрела на него. – Ты вроде бы собирался в офис. – Я там был. Но это было пять часов назад. Прешес ждет нас на чай и беседу. – Ясно. – Я аккуратно слезла с кровати, надеясь, что не причинила непоправимый вред ни одному из платьев. Я подняла перед собой сарафан. – Мне понравилось вот это – хочу расспросить Прешес про него и узнать, сможем ли мы включить его в экспозицию. – Я слегка покачнулась от резкой смены положения тела, и Колин схватил меня за руку. – Я в порядке. В порядке. Просто голова слегка закружилась. – Я махнула в его сторону ладонью. – Ты иди, я сейчас. Мне потребовалось несколько минут, чтобы причесаться, почистить зубы и схватить свой блокнот с сарафаном Прешес. Выйдя в коридор, я увидела Колина, с руками за спиной, словно в музее, разглядывающего одну из обрамленных фотографий. Я остановилась возле него и узнала старую свадебную фотографию, молодого солдата с невестой. – Это мои дедушка и бабушка, – произнес он, не глядя на меня. – Дэвид и София. – Они здесь выглядят очень влюбленными. Он повернулся ко мне. – Это день их свадьбы. Я бы сказал, что это норма. – Не обязательно. Но у них сразу видно, что все по-настоящему. – Я указала на голову жениха. – Смотри, как он к ней наклонился. – Я постучала по стеклу в месте, где рука невесты покоилась на сгибе локтя жениха. – И посмотри, как она его к себе притягивает. Это определенно настоящая любовь. Я наклонилась, чтобы поближе взглянуть на жениха, и нахмурилась. – А Арабелла не говорила, что, по мнению Прешес, ты выглядишь, как твой дед? – Говорила, – медленно проговорил Колин, рассматривая фотографию. – Хотя, признаться, я этого никогда не замечал. – И я тоже, – согласилась я. – В отличие от того мужчины на фотографии, которую мы нашли в бумагах Софии. – Того, которого ты посчитала красавчиком. Я отвела взгляд. – Я сказала это из вежливости. – Я перекинула платье через руку и сняла рамку со стены. – Она выглядит как часть большой фотографии – рядом с невестой определенно стоит какая-то женщина. Я легонько постучала по видимой с краю части повернутой головы: прилизанные светлые волосы, собранные в изящную прическу под шляпкой. Перевернув фотографию, я принялась снимать задник.