София продолжала: – Мне стоило бы избавиться от большинства из них – они совсем разнежились от жизни в Лондоне. Работники из деревень, говорят, гораздо лучше. Не такие интеллигентные, но работают усердно. Мне кажется, что они так сильно мечтают сбежать из своих лачуг и жить в лондонском особняке, что готовы работать вдвое больше за половину платы. – Она улыбнулась своему остроумию, по-видимому, не заметив каменного выражения лица Евы. И оно было связано не с температурой в комнате, а со сказанными Софией словами, в особенности «лачугами». После того как София извинилась и пошла встречать остальных гостей, Ева снова взглянула на Грэма, мечтая, чтобы он сел рядом с ней. Он стоял к ней спиной. Она хотела окликнуть его, но перед ней, закрыв собой Грэма, появился Александр. После короткого поклона и дежурного «Вы позволите?» он, не дожидаясь ответа, сел возле нее. Она еще не успела отреагировать на внезапное соседство, как к ним приблизился Дэвид. – На сегодняшний вечер я официально ответственный за ваши напитки. София говорит, что я довольно неплохо с этим справляюсь и что это основная причина, почему она выходит за меня замуж. – Вполне логично, – произнесла Ева, радуясь его появлению. – Прошу вас «Френч семьдесят пять». Прешес заверила ее, что все умные женщины любят этот коктейль с шампанским. – Сделай два, – добавил Александр, одарив Еву еще одной очаровательной улыбкой. Он сидел на почтительном расстоянии от нее, оставляя между ними большое свободное пространство, что отчасти ее успокоило. Спустя несколько минут обсуждения погоды горничная в форменной одежде принесла на подносе напитки. Александр взял оба и протянул один Еве. – Ваше здоровье, – произнес он, поднимая бокал. Ева поступила так же и сделала маленький, подобающий леди, глоток. – Вы – чех? – спросила она, с запозданием узнав акцент, кроющийся за безупречным английским. Он удивленно посмотрел на нее. – Браво, Ева. Моя мать – англичанка, но мой отец – наполовину чех, наполовину немец, выросший в Праге. Как и я до того, как поступил в Хэрроу, в совсем юном возрасте тринадцати лет. Я считаю, что моя верность распределилась между тремя странами. – Он сделал еще глоток и уважительно окинул ее взглядом. – У вас прекрасный слух. Взгляд его серебристых глаз был столь проницательным, что Еве пришлось посмотреть в сторону. Она сосредоточенно глядела на пузырики, поднимающиеся к поверхности коктейля, и отпила еще немного. – А где вы слышали мой родной язык? – спросил он. – От моего друга Антона Данека. Он делает макияж моделям Дома Луштак. – А, – проговорил он, медленно кивая. – Я подозревал, что вы – модель. У вас редкая красота. Красота, которая заслуживает того, чтобы ее подчеркивали драгоценности и прекрасные наряды. – Благодарю вас, – снова занервничав, ответила девушка. В том, как он говорил, чувствовался скрытый намек на нечто непристойное; от этого у Евы запылали щеки. Она поставила свой бокал на край стола и нащупала в сумочке портсигар. Она неловко попыталась раскрыть его и уронила на пол. Петля, которую Прешес склеила лаком для ногтей, сломалась, и по персидскому ковру рассыпались сигареты. Горничная бросилась к ней и подала ей обломки портсигара с тремя оставшимися внутри сигаретами. – Благодарю вас, – проговорила Ева, положив все, кроме одной, сигареты, к себе в сумочку. Горничная, девушка еще моложе Евы, выглядела встревоженной, словно застеснялась от того, что ее заметили. – Позвольте мне, – произнес Александр, подавшись вперед с зажженной спичкой в руке. Дрожащей рукой она вставила сигарету в рот. Он зажег ее сигарету, затем прикурил сам, не отрывая глаз от ее лица. – Так откуда вы? – Из Девона, – ответила она. Откинувшись назад, он внимательно посмотрел на нее. – Нет, вы не из Девона. Когда она вставляла в рот сигарету, стараясь скрыть пробудившийся в душе дикий страх, ее рука тряслась. – У вас очень правильный акцент, но время от времени я слышу интонации не совсем правильные – и они также не свойственны жителям Девона. Видите ли, Ева, не только у вас хороший слух. Она выпустила дым изо рта, выжидая, стараясь обдумать ответ. Мистер Данек говорил ей, что если хочешь солгать правдоподобно, нужно смешать ложь с правдой. – Я родилась в Йоркшире, в небольшом городке под названием Макер. Мы переехали в Девон, когда я была маленькой, но, полагаю, именно там я и заговорила. – А, да, вполне возможно. – Он выпустил струю дыма изо рта; его губ коснулась заговорщицкая улыбка, а глаза продолжали изучать ее. Радом с Евой появилась София. – Мне кажется, ты единолично захватил внимание нашего нового друга, Алекс. Прости нас. Нам о многом нужно поговорить. – Она протянула руку, и Ева, вставая, постаралась не выказать своей поспешности и нетерпения. Она поймала взгляд стоящего в дальнем конце комнаты Грэма и почувствовала, как ее нервы успокаиваются от тепла его глаз. В венах пульсировала кровь. Ей хотелось, чтобы они снова оказались в шоу-руме, только они вдвоем. Александр встал и церемонно поклонился. – Было очень приятно. Ева ответила неопределенной улыбкой, а затем позволила Софии увести себя. Остаток вечера прошел как в тумане. Позднее Ева не смогла припомнить ни имен, ни того, чем ее угощали, о чем разговаривали и что она отвечала. Все, что она запомнила, – это близость Грэма, его ногу, прижатую к ее ноге под столом, и пугающие серебристые глаза мужчины, взглядов которого она так старалась избежать на протяжении всего приема. Глава 10 Лондон май 2019 года Раздался звонок в дверь. Я оторвала взгляд от ноутбука, в который набрасывала описания и истории к нарядам, отобранным Прешес и нами с Арабеллой к выставке. Комплекты, юбки и жакеты валялись вокруг меня на кровати, и когда я встала открыть дверь, персиковое шелковое платье соскользнуло на пол. Наклонившись, я провела пальцами по ткани, все еще мягкой после восьмидесяти лет, прошедших с того времени, когда платье надевали последний раз. Я положила его рядом с черным тюлевым платьем на одно плечо, и мне нестерпимо захотелось коснуться и его тоже. Я по-новому взглянула на моду, просто разговаривая с Прешес и делая заметки, что было довольно удивительно, учитывая мой обычный наряд, состоящий из джинсов и рубашек с пуговицами. Я бы даже предложила новое название к выставке и статье, которое Арабелле понравилось: «Война и красота: мир моды в мире войны». Мне нравилось буквально все в этом задании. Мне нравилось разговаривать с Прешес и узнавать об индустрии моды в конце тридцатых и в сороковых годах, и мне нравились прекрасные наряды, окружающие меня. Мне нравилось все, кроме присутствия Колина Элиота. Как Арабелла и обещала, он работал сверхурочно. Хоть так было всего три вечера, я все же сумела рассчитать, что если стану ужинать пораньше, то смогу возвращаться в комнату до его прихода. Но даже после первого вечера я обнаружила, что с нетерпением жду звука поворачиваемого в замке ключа. И обижалась на него, что было – я признавала это – совершенно нелепо. И даже несправедливо. Снова раздался звонок в дверь, и я пошла открывать, чуть поспешнее, чем нужно. Была суббота, а Колин упоминал прошлым вечером, что он по субботам обычно едет в офис, как минимум на полдня. Я ждала Арабеллу, которой тоже нужно было в офис, но она собиралась завезти сюда сумки «Сэйнсбериз», которые мы забыли в багажнике после поездки к Пенелопе. Открывая дверь, я услышала знакомое рычание из кухни. Повернувшись, я обнаружила Оскара, тянущего за собой красный клетчатый поводок, а за ним – Лауру. Арабелла закрыла дверь и присела на корточки, чтобы почесать за ухом собачонку, которая пристально следила за мной. – Извини, – сказала Лаура, укорачивая поводок, чтобы можно было подойти к нам. – Он любит Колина, а следовательно, любит и Арабеллу – должно быть, он чует родственную связь между ними или что-то подобное. Может, он завидует тебе и тому вниманию, которое Колин переадресовал тебе. – Ой, нет. – Я с жаром замотала головой. – Никакого внимания нет, поверь мне. Оскар может выкинуть из головы эту мысль. Может, ему просто требуется время, чтобы пообвыкнуться? Оскар теперь тихо сидел в ногах у Арабеллы, глядя на меня снизу вверх с милым выражением мордашки. – Ну что, будем друзьями? Я присела, чтобы дать понюхать ему свою руку, но Оскар издал утробный рык, и я тут же отдернула ее. – Будем стараться, – сказала Лаура. – А сейчас мы идем на прогулку. Джордж с Колином, а мисс Дюбо уже позавтракала и теперь отдыхает. Увидимся. Мы попрощались. Затем Арабелла повернулась ко мне, широко улыбаясь. – Ну, хотя бы Джорджу ты нравишься. Конечно, ему все нравятся, но это ведь только начало, так ведь? Прежде чем я нашлась что ответить, задняя дверь квартиры распахнулась, и Джордж, стремительно пролетев по коридору, радостно поприветствовал меня, положив лапы мне на плечи и облизав мне лицо своим длинным языком. Сзади приблизился Колин с выражением, которое иначе чем враждебным назвать было нельзя, и аккуратно оттащил пса за ошейник. – Хватит, Джордж. – А потом менее дружелюбно произнес: – Как съездили в Суррей, дамы? Это прозвучало скорее обвинением, чем вопросом. Арабелла смахнула со лба белокурую прядку. – Чудесно. Спасибо. Тетя Пенелопа была обворожительна, как всегда, и приготовила нам вкусный киш. – Она передала Колину пакет «Сэйнсбериз» и указала на второй возле двери. – Будь так добр, отнеси это в гостиную. А если у тебя найдется несколько минут, то можешь помочь нам. – Мне кажется, в этом нет необходимости, Арабелла, – проговорила я. – Я здесь именно для этого, помнишь? Колин слегка замешкался, словно хотел что-то сказать, а затем взял сумки и последовал за Арабеллой в столовую, в которую я еще не заглядывала. За отполированным до блеска столом красного дерева могли с легкостью уместиться человек двенадцать. – Вот это стол, – произнесла я, – он бы идеально подошел для меня и моих пятерых братьев и сестер, вне всяких сомнений. По крайней мере, убирать его легче. Вся брошенная через него еда не попадала бы в цель, ну кроме разве что бросков Джоуи – он бейсболист. Уголки рта Колина дернулись почти против его воли. – Пять братьев и сестер – та еще суматоха, наверное. – Представь себе, каково это – делить ванную с пятерыми и драться за переднее место в минивэне. Я много раз мечтала быть единственным ребенком в семье. – Бедная ваша мама. Она, должно быть, святая. Я почувствовала на себе взгляд Арабеллы, но не повернулась к ней. Старая рана, отвыкшая от прикосновений, снова заболела. Обычно я была более подготовлена к неожиданным ударам.