– А если он придёт? Или она. Убийца твой. Ведь сегодня ему не удалось убить меня, и он наверняка вернётся, чтобы добить, пока я слаба, – шепчу я, косясь на дверь. – Здесь достаточно мебели, чтобы я его остановил. Я так и поступлю. На шум сбегутся люди, убийца найдёт себе оправдания, но мы будем знать его имя. А там останется вспомнить, что же за тайну он не хочет обнародовать, – уверенно произносит Пирс. – Хорошо, – киваю я и похлопываю по койке. – Давай, полежи со мной, пока я не усну. Пирс забирается ко мне, и я прижимаюсь к нему. – Тебе, правда, стало всё равно на то, что скажут о тебе люди? – Тихо интересуется он. – Да. Конечно, это неприятно, но не настолько, чтобы иметь власть портить мою жизнь, давить на меня и вынуждать мириться с оскорблениями, обвинениями и другим. Нельзя вешать на людей таблички. Нельзя запрещать людям меняться. Нельзя забирать ни у кого шанс быть лучше. Нельзя психологически разрушать человека, постоянно припоминая ему об ошибках. Я это всё знаю и больше не позволю собой помыкать. Их страх быть опозоренными, потерять хорошую репутацию, – всё чушь собачья. Можно улыбаться в лицо всем вокруг, прогибаться под других людей, лицемерить им, но главное то, что ты увидишь в отражении своём. Раньше я ненавидела это отражение, потому что не могла подать голос и отстоять свои права, не могла себя защитить. Точнее, боялась, что расстрою папу и он снова начнёт развивать тему насчёт прошлого и моих проблем. Поэтому я уходила от конфликта, позволяла людям оскорблять меня и ждала, когда смогу сбежать. Сейчас сбегать не буду. Не дождутся. Мне не стыдно быть собой. Всегда нужно начинать меняться с малого. Я начну с этого города, а дальше мне будет проще жить иначе, не боясь быть собой и совершать ошибки. Не слышать осуждения, не оглядываться, а идти. Тем более отстоять отношения с призраком это я считаю за десять баллов на пути любви к себе и уважению своих желаний, – улыбаюсь я. – Я бы дал тебе все сто, – смеётся Пирс. – Я рад тому, что ты, наконец-то, перестала думать, что твои волосы или глаза, или что-то ещё мешают тебе жить и быть счастливой, быть собой. Ты замечательная, Айви. У тебя есть характер, есть минусы и плюсы, есть сомнения, есть своё мнение. И всё это я люблю. А если я смог, то и другой сможет тоже. Это делает тебя живой и отличной от других женщин. Когда ты мёртв, то на многие минусы людей смотришь иначе. Они такие незначительные против того, что они дарят тебе. Их можно простить, закрыть на них глаза, а не акцентировать внимание. Люди слишком поздно понимают, что суть не в вещах, а в том, будут ли тебя потом помнить. И я бы хотел… Пирс замолкает моментально. Его лицо становится непроницательным, словно он что-то услышал. Хмуро вглядываюсь в его глаза. – К тебе идут. И он прошёл через чёрных ход больницы, а не в центральные двери. Есть вероятность, что сегодня всё закончится, Айви, – Пирс быстро целует меня в лоб и подскакивает на ноги. Он отходит в сторону и становится так, словно собирается нападать на входящего. А я до сих пор в шоке. Видимо, не отпустило ещё с первого раза, когда меня пытались сбить. Я провалю это задание. Глава 35 От напряжения, с которым я смотрю на входную дверь, мои глаза начинают болеть. За стеклянным окном в верхней части двери темно, никого нет. Перевожу взгляд на Пирса, прищурившись тоже следящего за дверью, подавляю внутри панику. Я знаю, что он не позволит, чтобы со мной случилось что-то плохое. Но в то же время увидеть убийцу Пирса, да и своего мучителя, очень страшно. Дверь тихо приоткрывается, и я вся замираю, когда на пороге появляется статный мужчина возрастом, походящим на моего отца с тёмно-русыми волосами, тронутыми сединой. Его цепкий взгляд останавливается на мне. Я его не знаю. Но черты лица кажутся знакомыми. – Айви Бранч, – резко говорит он, останавливаясь в метре от моей койки. – Это мэр. Постарел, но хорошо сохранился, – подсказывая, шипит Пирс. Отец Сью-Сью. – Позднее время для посещений. Вам так не кажется, мистер Паркер? – Стараясь быть спокойной, произношу я. – Ты уже знаешь кто я, поэтому обойдёмся без этикета. – А вы с ним знакомы? Пока не заметила. Чем обязана? Неужели, теперь мэр города лично проверяет здоровье всех пациентов клиники или я особенная? – Едко усмехаюсь я. Чёрт, ведь если он здесь и попытается что-то мне сделать, то все мои догадки подтвердятся. Он убил Пирса в отместку его отцу. Но за что? – Я уже наслышан о твоём крайне гадком воспитании. Это не моё дело. Я здесь за другим. Я запрещаю тебе приближаться к моей дочери, тебе понятно? Я не потерплю, чтобы в моём городе люди боялись выйти на улицу из-за девицы, которая внесла смуту в нашу размеренную жизнь и подвергает опасности моих граждан, – сурово говорит он. Озадаченно выгибаю бровь. – Вы что, серьёзно? Я ничего… – Я составил иск и собираюсь подать его, – мужчина достаёт из внутреннего кармана пиджака конверт и кладёт на тумбочку. – Советую ознакомиться. Если ты не хочешь, чтобы я принял меры, то покинешь мой город, как только тебя выпишут отсюда. И более не посмеешь встретиться с моей дочерью. Ты опасна, Айви Бранч. Жители моего города считают точно так же, поэтому прими совет: выздоравливай скорее и уезжай. Иначе мне придётся подать в суд на тебя. Твой братец лишится работы, как и мать. Мне жаль, что у такой милой и добропорядочной женщины, как Тереза, настолько безобразные дети. И я очищу эту землю от них. Надеюсь, я ясно выразился? – Вы мне угрожаете? – Давлюсь кислородом от возмущения. – Я предупреждаю о последствиях. Это моё последнее слово. Дальше я буду действовать, но ни ты, ни твой братец больше не посмеете гадить в моём городе и портить репутацию моей дочери, как и подвергать её опасности. Всего хорошего, Айви Бранч, даю тебе на выздоровление не больше четырёх дней. Не уедешь, я уничтожу всю твою семью. С этими словами он вылетает из моей палаты. Шокировано перевожу взгляд на Пирса. Он кривится и качает головой. – Как был высокомерным козлом, так и остался. Айви, не слушай его. Не позволяй ему давить на тебя. У него нет доказательств против вашей семьи, – быстро убеждает меня Пирс. – Но он мэр. Он угрожал мне и моей семье. Тем более он ненавидит Пэнзи. Ты слышал в каком тоне он разговаривал со мной, – шёпотом возмущаюсь я. – Слышал, но он ничего не сделает. Я поговорю с Ритой, и она выяснит, как можно повлиять на него. Но мне неприятно признавать, но он прав насчёт жителей. Их явно настраивают против тебя, а они суеверны и верят во всю чушь. Именно они могут стать проблемой для тебя, Айви. Хмурюсь и тру лоб, но в голове нет никаких идей, как выбраться из этой гадкой ситуации. Надо бы с Пэнзи поговорить и с мамой. Дело приняло очень вонючий оборот. – Четыре дня. Ничего, за четыре дня я смогу доказать, что ты не был самоубийцей… – Айви, ты не услышала меня, – Пирс перебивает меня. – Я хочу, чтобы ты была жива и не терпела ужасное поведение людей по отношению к себе. Ты этого не заслужила. Я тебя втянул в эту историю, и я прошу прекратить доказывать что-то. – Но… – Нет. Я не позволю, чтобы кто-то выгонял тебя, да ещё и угрожал из-за твоей жажды справедливости. Я не отрицаю, что хотел бы знать, что со мной случилось, но не таким способом. Не в ущерб тебе. Поэтому ложись спать и завтра я поговорю с твоей матерью через тебя. Это нужно прекращать. Так больше продолжаться не может. С меня хватит. – Но, Пирс… – Я сказал нет. Как бы я ни любил тебя и ни хотел поощрить во всех твоих догадках, но я больше не могу наблюдать за тем, что с тобой происходит. Тебя пытаются убить. Теперь тебе угрожают, и он выполнит всё, о чём сказал. Я знаю его. Он не бросает слов на ветер, – отрезает Пирс. – Он же может быть твоим убийцей, – возмущённо говорю я. – Может быть, но это не так важно, как твоя безопасность. Тебе нельзя здесь оставаться. Если ты не можешь позаботиться о себе, то это сделаю я. Это не обсуждается, Айви. Я запрещаю тебе что-то делать ещё, чтобы найти моего убийцу. Сейчас спать… – Но… – Спать, я сказал! Иначе исчезну! – Повышает зло голос Пирс. Обиженно скатываюсь по койке и яростно ударяю кулаком по покрывалу. – Это нечестно. Даже ты теперь настроен против меня. Знаешь что, проваливай. Исчезай, что угодно делай, но я не остановлюсь. Меня не пугают его угрозы. Меня пугает, что ты боишься узнать правду. Ты боишься… – Я не правду боюсь узнать, Айви! Я боюсь потерять тебя, чёрт возьми! – Но ты всё равно меня потеряешь, как и я тебя, когда ты уйдёшь и освободишься. Так зачем тянуть время? Чем дольше мы вместе, тем больнее будет отпускать. Тебе будет куда проще, чем мне. Ты даже не вспомнишь в своей новой жизни меня, когда переродишься или что там ещё делают души. А я вот буду помнить каждую минуту своей жизни о тебе, и я не смогу жить дальше, если не найду твоего убийцу и поступлю так, как поступала всегда – убегу. Нет. Не хочешь помогать, то уходи. Попытаешься остановить меня, то лишишься даже общения со мной. Я поняла, что когда я очень зла на тебя, то я контролирую прикосновения к тебе и то, вижу тебя или нет. И вот сейчас я видеть тебя не хочу, как и слышать. Поэтому ты исчезнешь или по своей воле, или я сделаю это сама. А если сделаю сама, то больше мы никогда не встретимся. Никогда я не услышу тебя и не увижу, и твоя миссия будет провалена. Я, вероятно, погибну, но я не буду жалеть об этом, потому что моя совесть будет чиста. Убирайся, – цежу я, смотря в распахнувшиеся и темнеющие от бури эмоций глаза Пирса. Он поджимает губы, и сильный ветер ударяет по окну моей комнаты. Я не вздрагиваю и не боюсь. Пристально смотрю на него, хотя глаза жутко болят. Но я не сдамся. Фыркнув, Пирс по щелчку исчезает, и я только тогда позволяю себе печальный вздох. Прикрываю глаза и так обидно. Все ополчились против меня, даже мэр. Ладно мэр, Пирс отступил, и меня это больше заботит. Мама бросила и все считают меня безумной. А я всего лишь пытаюсь помочь. Чёрт. Чем дальше, тем всё хуже и хуже. Значит, убийца очень боится, что я вычислю его и он близко. Ничего, я справлюсь и без помощи. Я умная и у меня есть воспоминания. За четыре дня я переверну этот город и пусть хоть сожгут на костре, мне плевать, но я добьюсь своего. В этот раз я не сбегу. Наутро моя голова просто разрывается от боли. Спасибо медсестре, нехотя принёсшей мне таблетку. Господи, на меня даже медперсонал смотрит, как на откровенное зло. Все, кроме Генри Фьорда, пришедшего меня проверить вместе с мамой. Вот их я тоже видеть не хочу. То, какими глазами он смотрит на маму, а она не обращает внимания и пытается ими придушить меня, о многом говорит и я вспоминаю, о чём хотела спросить. – Вы спите с ней? – Резко спрашиваю я. Генри убирает фонарик от моего лица и сглатывает от неожиданности. – Айви, немедленно прекрати! – Возмущённо повышает голос мама. – Это ведь просто вопрос. На него есть ответ. Так почему бы не ответить? – Подозрительно прищуриваюсь я. Генри поднимается с моей кушетки и прочищает горло. Он начинает краснеть и поправляет узел галстука на шее, немного ослабевая его. – Айви, нет. Между мной и твоей мамой нет подобных отношений. Мы давно друг друга знаем, и я уважаю твоих родителей. Они мои друзья. Но я не отрицаю, что Тереза вытащила меня из петли. Без неё я был бы мёртв… – Не надо, Генри. Моя дочь просто невоспитанная хамка, – мама так нежно обращается к нему, а на меня рычит. Закатываю глаза и цокаю. – Она должна знать. Надо прояснить этот момент, Тереза. Когда моя жена покончила с собой, то я на стены лез от горя. Я никому не мог довериться, кроме Терезы, потому что мы хорошо знаем друг друга. Точнее, она заботилась обо мне после смерти жены. И я хотел отплатить тем же. Я знал, как она скучает по тебе и ненавидит чаепития в женском клубе. Поэтому мы решили встречаться за ланчем, чтобы просто помолчать, посмотреть на уток или обсудить какие-то новости. Не быть одинокими. У меня детей нет, своих детей, только приёмные, да и те не особо волнуются обо мне. Вы с Пэнзи выросли и больше не нуждаетесь в родителях так, как раньше. Так что мы общались и всё, Айви. – И общаться нужно всегда в костюме, – ехидно хмыкаю я. – Айви, – шипит мама. – Костюмы… у меня их три. Это подарки жены, и я всегда их ношу. Другой одежды после её смерти у меня не осталось, я избавился от неё из-за горя. Я хотел быть ближе к ней и… наверное, это глупо, – Генри нервно улыбается. – У меня пунктик на этот счёт. Если я не надену один из подаренных женой костюмов, то мне плохо становится, ощущение, словно я её предал. А так она всегда рядом со мной. Мне это помогает жить. Чёрт. Ладно, признаю, я ошиблась. – И вам не нужна моя мать, как любовница? – Почему я не могу заткнуться? – Нет, Айви. Я уже слишком стар для этого, тем более она замужем, и я очень надеюсь, что всё же ваша семьи станет целостной снова. И я буду рад, если нас навестит Людвиг. Я скучаю по нему. Мы были лучшими друзьями, пока он не уехал и не оборвал со мной всё общение. – Хм, хорошо. Тогда больше вопросов нет, – пожимаю плечами, а внутри облегчённо отпускаю ситуацию. Я отстояла честь отца, и я хорошая дочь. – Извинись, – требует мама. – За что? За то, что я не доверяю тебе? Не дождёшься. Надо было сразу рассказать о том, как обстоят дела, а не вынуждать меня самой разбираться с этим и додумывать всё за тебя. Сама виновата, ты и извиняйся. – Господи, откуда у тебя столько наглости, Айви? – Это логика. Я не считаю себя виноватой перед мистером Фьордом, да и он не обижен. Не так ли? – Бросаю взгляд на Генри. – Не обижен. Всё в порядке. Недопонимание случается. – Видишь? Всё окей. Так когда я могу выйти отсюда? Я готова прямо сейчас. Я могла бы полежать и дома, какая разница, где лежать, да? – Здесь есть небольшая проблема, Айви. Ввиду твоего сильного удара по голове, я не могу разрешить выписать тебя в ближайшее время. Тебе придётся неделю полежать здесь, чтобы восстановить силы и убедиться, что никаких последствий удар не вызовет, – мягко произносит Генри. Недоверчиво прищуриваюсь. Мама отводит взгляд к окну, за которым спокойная, солнечная погода.