— Что? Алек следует за мной в мою комнату. — Ты теперь крутая? — Крутая? Ты, о чем? Я беру стопку квадратных отпечатков с тумбочки и опускаюсь на кровать, чтобы приклеить свои новинки на стену. Фотографии, на которых изображен Лукас, все еще лежат в ящике. Кровать сдвигается, когда Алек садится. — В школе, дело с Лукасом. Я пожимаю плечами. — Он приходил как-то ночью, когда ты плакала в ванной. Я не пустил его. — Когда я ничего не отвечаю, Алек продолжает. — Должен ли я ударить его? Я смотрю на него через плечо. — Зачем тебе бить своего друга, Алек? Он пожевал губу, его лицо озабочено. — Я был дерьмовым братом. — Предупреди СМИ, — невозмутимо я говорю. — Серьезно, Джем. — Он придвигается ближе и тыкает меня в лодыжку, пока я возвращаюсь к своей задаче. — Мне хочется ударить его каждый раз, когда я вижу, как он смеется с парнями. Он обращался с тобой как с дерьмом, и ему все сходило с рук. — Богатый, популярный, защитник. — Я отмечаю каждое из них на пальцах. —Привилегированный до невозможности. По сути, неприкасаемый бог среди людей. — Ладно, можешь отложить сарказм крутой девчонки на пять минут? Я хочу знать, что поможет тебе почувствовать себя лучше, видел, как ты все еще смотришь на него. Мои плечи опускаются. — Почему ты хочешь помочь именно сейчас? Ты был то горячий, то холодной с тех пор, как мы переехали. Я говорила тебе, Мэтт никогда не спрашивал... Мой голос трещит, и я останавливаюсь. — Я знаю, — торопливо говорит Алек, голос хриплый. — Я знаю. Я хуже всех. Я должен был поверить тебе. Я думаю... Бросив свои отпечатки, я поворачиваюсь к нему лицом. Одна рука запуталась в его волосах, а его широко раскрытые глаза смотрят в пустоту. — Я не знал, как с этим справиться. — Он поднимает ладонь вверх, когда я открываю рот, чтобы бросить еще одну язвительную реплику. — Я знаю. Это не очень хорошее оправдание. Нет никаких оправданий. Очевидно, что для тебя все было хуже, ведь это действительно случилось с тобой. Не знал, что сказать, и не хотел, чтобы все изменилось. Нам всем было весело вместе. Он был моим лучшим другом. Я не знал, как переключиться на ненависть к нему в одночасье от твоего имени. Я хмуро поджимаю губы. Алек поднимает свой измученный взгляд, чтобы встретиться с моим. — Сейчас я прошу прощения за то, что был придурком из-за этого. И за этот год, с тех пор как мы переехали. — Алек вытирает лицо. — Я возмущался, что нам пришлось покинуть наш дом. Я был оторван от всех. Но здесь классно и я не должен был ненавидеть тебя. Эмоции переполняют меня и смыкаются в горле. Я фыркаю, и он поднимает глаза. — О боже. — Он выглядит потерянным, но искренним. — Не плачь. Пожалуйста. Я хлопаю в ладоши, когда текут слезы, Алек вытирает их рукавом. — Не плачь. Все будет хорошо. Водянистый смех покидает меня. — Крутые люди тоже плачут. — Да. Ты права. — Он обнимает меня. — Мне жаль. Слезы бегут сами собой, пока я прижимаюсь к Алеку. Я отступаю с противным хлюпаньем, вытирая нос рукавом. — Все в порядке. — Я стучу кулаком по его колену. Это не сотрет его действия и бездействия, но теперь он извиняется. — Спасибо, что извинился. И за то, что понял, что ты задница. Алек фыркнул. — Да. Я действительно такой, Джем. Боже, когда я увидел, что ты прошла через то же самое, только в этот раз еще хуже... это съело меня, но я боялся. — Ты не хотел, чтобы после того, как они приняли тебя, они приравняли тебя ко мне? Он пожимает плечами. — Я обещаю, что теперь буду лучше, буду лучшим братом. Услышав его слова, у меня потеплело на сердце. Я скучала по нему. У нас было так много общих веселых вещей, но, когда мы переехали сюда, они исчезли. — Круто. — Я предлагаю ему улыбку. — Знаешь, как ты можешь по-настоящему загладить свою вину? — Клубничный молочный коктейль и картофель фри? — Да. Большой картофель фри. Может быть, две большие картошки. — Я делаю хватательные движения когтистыми руками. — Дай мне всю картошку. Алек фыркает и пихает меня. — Хочешь пойти сегодня вечером? — Конечно. Я скатываюсь с кровати, чтобы натянуть джинсы и найти свою куртку. — Знаешь, сегодня вечером будет вечеринка. — Алек встает с кровати, пока я роюсь в своей одежде. — Единственный способ показать Святому, что ты не хрупкая вещь, которую он сломал, — это появиться. — Я не знаю, Алек. Мы с вечеринками до сих пор не разговариваем, и я начинаю волноваться в такой атмосфере. — Но ты можешь показать им, что тебе наплевать на то, что они о тебе думают. Я прикрою тебя. — Мне и так на них наплевать. — Знаю, но они все думают, что переиграли, собираешься позволить им сломить тебя? Я размышляю над этим, складывая и перекладывая свитер, который я достала. Он не ожидал, что я появлюсь на его вечеринке после того, как я боролась за то, чтобы избежать их. — Ладно. Ты прав. Алек ворчит. — Отлично. Встретимся внизу через двадцать минут? Я проверю маму и папу и отправлю их спать. — Договорились. Пока он уходит, я раскладываю другой наряд. Тот, который прежняя я бы точно надела. Это будет моей броней сегодня. Я сильнее Лукаса. Пора доказать ему это. 30 ЛУКАС Странное настроение вцепилось в меня своими когтями, когда я расставлял на кухонном острове бутылки с алкоголем для вечеринки. Если честно, это облако висело надо мной уже несколько дней. Джемма заблокировала мой номер, когда я попытался связаться с ней снова. Хотел объяснить ей свою позицию, но не знаю, увидела ли она ее, пока я не смог до нее дозвониться. Я забрался на дерево за ее окном посреди ночи, чтобы подглядывать за ней в слабом свете фонариков, развешанных над ее кроватью. Меня бесит, что мы расстались, так и не начав, из-за очередного недоразумения. Если бы она просто позволила мне сказать ей правду, все сложилось бы по-другому. Сожаление сидит у меня в животе, как масло на воде. Я привлек Джемму так же, как и оттолкнул ее. В этом виноват только я сам. Это я отправил фотографию Картеру, прекрасно понимая, что он может проболтаться об этом в школе. Наверное, часть меня ностальгировала по парню, которого я когда-то знал. Возможно, если бы я был лучшим человеком, то не сделал ничего, чтобы причинить ей боль. Но я не хороший человек. Мой большой палец гладит этикетку на бутылке виски с прикольной иллюстрацией. Не могу рисовать уже несколько дней, и это меня пугает, я чувствую, что меня загнали в угол и единственный выход — это футбол. Я выбросил свое заявление в колледж Оук Ридж, наконец-то открыв ящик, где я его спрятал. Я гожусь только для одного и пришло время принять это. Раздается стук в современную стену из стеклянных панелей на палубе. Картер стоит там с овечьим выражением лица и тем, что, как я предполагаю, должно было быть «извини». Какой же он мудак.