Караван двигался на Запад медленно, но неумолимо. Чудилось, ничто не могло помешать переселенцам, никто не был способен перейти им дорогу. Они смеялись всё беззаботней, распевали песни всё громче, радуясь новой жизни, ожидавшей их где-то там, за Скалистыми горами. Неделя за неделей проходили спокойно, скучно, нудно даже, и эта иллюзия всеобщего умиротворения сыграла-таки роковую роль. Вечером, когда переселенцы разбивали лагерь на бережку Литл-Кау-Крик, из разведки вернулся Ларедо. Присев на корточки у костра, он спокойно доложил: — Видел следы неподкованных пони.[115] Двадцать всадников. Следов травуа[116] нет. — Стало быть, — медленно проговорил Захар Гирин, — скво тоже нет. Это военный отряд. — Натурально, — поддакнул Иван. Шейн молча кивнул, пряча волнение, а князь поднялся со своего места, сказав: — Схожу, передам Гриффину. Капитан каравана встревожился от переданного известия и попытался донести своё беспокойство до остальных, но у него это плохо получилось — людям не хотелось верить в близкую опасность, у них просто в голове не укладывалось, что все страшилки, рассказанные про индейцев, не досужие выдумки, а недобрая правда. С утра, набрав полные бочонки и фляги воды, фургоны тронулись в путь, выстроившись по новой, — порядок следования менялся каждый день, чтобы никому обидно не было. Оставив позади ручей Биг-Кау-Крик, караван ближе к вечеру одолел двадцать миль, возки уже подкатывали к излучине реки Норт-Платт. Фёдор проскочил вперёд, на чалом разведывая местность. Пологие берега реки заросли кустарником, кое-где торчали скалы. Вода в реке годилась для питья, правда, была слегка солоновата. Поодаль крутилась парочка эмигрантов из Германии — Мюллеры, Ганс и Карл. Гортанно переговариваясь, они пускали лошадей по мелкой воде реки, радуясь скорому привалу. Ружейный залп из зарослей грянул неожиданно, как гром среди ясного неба. Оба немца замертво свалились в реку. Чуть ли не в самый последний момент заметив блеск металла, Чуга пригнулся до самой гривы, и гнусно взвизгнувшая маленькая смерть миновала его. В ту же секунду из зарослей выскочили четверо или пятеро сиу — в одних набедренных повязках, похожих на фартуки, блестя коричневыми торсами, они бросились к реке большими прыжками, так, что перья на их головах вскидывались и опадали. Сделав пару выстрелов, Фёдор погнал коня навстречу каравану. — В круг! В круг! — заорал он, вертя рукою. — Что случилось? — привстал с козел осанистый отец семейства, Бертран Виньяль. — Индейцы! — Что нам делать? — крикнула Марион, правя фургоном. — Вооружайтесь! Порывшись в своих мешках, Чуга вытащил «ремингтон-нэви», доставшийся ему в наследство от Флэгана, и протянул девушке. — Возьмите! И всегда держите при себе. — Ладно! Скрипя галькой, потряхивая белыми верхами, возки, которыми правили Фима и Павел, пристроились рядом, словно прикрывая собой фургон миссис Дэгонет. Круга не получилось. Как Гриффин ни надрывался, переселенцы не внимали капитану — одни фургоны катились к реке, другие прочь от неё. Страх сделал своё чёрное дело — отряд живо обратился толпой перепуганных людей, которыми правили инстинкты, подавившие всякое разумение. Лишь четверо или пятеро повозок с горем пополам выстроились дугой — к ним и примкнул Чуга со своими, тремя фургонами прикрывая тыл. Шорти Коунс залёг под днищем — азартно перебирая короткими ногами, он палил по нападающим, едва поспевая «качать» затвором. Педлар Холт и Ван Боккелен стреляли стоя, под прикрытием двойных стенок фургонов, проложенных буйволиной кожей. Их жёны держались поблизости, перезаряжая винтовки, — руки у женщин дрожали, лица были бледны, как их кружевные чепчики, но от мужей они не отходили. Крики, топот коней, выстрелы подавляли волю малодушных, но сильные натуры лишь крепчали, вырабатывая стойкость. — Педди! Педди! — Здесь я, Мэг! Чего тебе? Передай лучше «винчестер» Хогана! — О, Педди! Хогана убили! Убили! — Так а я тебе о чём?! Подай быстрее, в моём патроны кончаются! — Сейчас, сейчас, Педди… Я заряжу! — Давай… — Фима, от реки трое сиу… — Не тяни кота за все подробности, Сёма! Организуй патроны, бекицер![117] — Батч, слева! Слева! — Ах ты… Вот же зараза какая! — Стреляй! — Попал? — Вроде попал… — Коннора ранили! — Кэт и ты, Лотти! Перевяжите Коннора! — Шорти, отползай! — Да куда ж я… — Зеб, лови! Патроны есть? — Есть, миста-ар! — Набивай барабан и сыграй музычку краснокожим! — Пашка! Прикрой меня! Фёдор бегом, согнувшись так, что почти падал, проскочил разрыв между выставленными фургонами, куда как раз устремились несколько конных сиу. Упав на колено, он вскинул «генри», и винтовка загрохотала в его руках, отнимая жизнь сначала у одного индейца, потом у другого. Третьего Чуга только ранил, но сиу так дёрнулся, что не усидел на своём пинто, неподкованном и неосёдланном, рухнул в пыль. И тут новая напасть — описывая дымные дуги, на караван посыпались горящие стрелы. Втыкаясь в тенты, они поджигали ткань. Рогир ван Боккелен всполошился, кинулся тушить огонь, и зря — меткий выстрел поразил его в грудь. — Кошмы! — заорал Кэп Гриффин. — Кошмами сбивайте пламя! А, дьявол… — Как вы можете так выражаться при даме! — воскликнула шокированная миссис Коннор. — Заткнись, дура! — посоветовал ей капитан. И вдруг всё стихло. Индейцы, встретив отпор, не стали связываться — забрав убитых соплеменников, они исчезли. Однако перед уходом успели прихватить с собою табунок коней, разграбить на скорую руку три фургона и отправить к праотцам с десяток переселенцев, так и не исполнивших свои мечты. Люди, перепуганные, растерянные, смущённые, сбредались потихоньку, отходя от убийственного напряга. Женщины оплакивали своих оскальпированных мужей, отцов и братьев. Мужчины хмуро выпрягали убитых лошадей, со злостью выдёргивали стрелы из стенок фургонов. Дети пугливо жались в сторонке. — Что ж вы драпанули, как трусливые койоты? — горько вопросил Шорти Коунс. — Стань мы все в круг, отбились бы. А теперь гляньте, сколько народу придётся хоронить! Мужчины ещё пуще поугрюмели, но не все. Страт Бимэн, крепко сбитый, рослый, нагловатый парень, дерзко парировал: — А чего ты всё на нас сваливаешь? Мы что, зря капитана выбирали? Гриффин побагровел и рявкнул, тыча мосластым пальцем в Страта: — Ты! Ты первым кинулся наутёк, бросив жену с дитём! И ты ещё будешь на меня спирать, гадёныш мелкий?! Бимэн стал суетливо рвать винтовку с плеча. — Убери руки, Страт, — холодно сказал Чуга, — а то будешь иметь дело со мной. Бледный Страт огрызнулся: — А на твоём месте я бы вообще молчал! Тоже, кстати, вопросик: какого чёрта Кэп взял этого убийцу? — Заткнись! — резко сказал Фима, направляя ствол «винчестера» Бимэну в пузо. — Тут должно быть тихо, как ночью в бане. Кто-то не понял? Тогда два шага в сторону, чтобы не забрызгать остальных! — Замолчите оба! — резко сказал Гриффин. — Не хватало нам ещё друг друга перестрелять! — Помолчав, посопев, он добавил: — Да, в произошедшем с нами несчастье есть и моя вина. Я был слишком добр! Я позволял вам всё, а не держал в крепкой узде, вот некоторые и распустились. Отныне никому не будет дозволено делать то, что ему хочется! Будете поступать так, как я скажу. Не нравится? Уматывайте! А если нам снова придётся отражать атаку краснокожих, и кто-то побежит… Пристрелю труса лично, как собаку! Всем ясно? Переселенцы покивали через одного. Схоронив павших, бросив сгоревший фургон семейства Шипстедов и ещё один, застрявший в камнях с переломанными осями, караван двинулся дальше, следуя по течению Северного Платта. …Скалистые горы караван миновал через Саут-Пасс, Южный перевал, что в Вайоминге. Поздно вечером Кэп Гриффин привёл фургоны к знакомому месту в скалах, где становился лагерем раньше. Здесь была и вода, и травы хватало. За сомкнутыми «конестогами» разгорелись костры, потянуло сытной похлёбкой, лепёшками да кофе. — Теперь будет полегче, — сказал Ларедо, — под горку двинем, и до самого океана! — Пустыня впереди, — покачал головой Туренин, — мы вступаем на земли ютов. Да и мормонов я бы опасался. Лет десять назад они напали на караван и перебили больше сотни переселенцев. Мы едем той же дорогой…