— Должен предупредить, девушка все рассказала до последней капли. — Ненадежный свидетель! — перебил Плаурайт. Маркби неизбежно вспомнил телевизионную судебную драму по ранним произведениям Гарднера с участием адвоката Перри Мейсона: «Протестую!» — «Протест отклоняется!» — Она не могла это сделать без вашего ведома и содействия, доктор Касвелл. — Я попал под влияние, — жалобно пробормотал Лайам, глядя в противоположную стену. — Она меня околдовала. Загипнотизировала, как змея. Помешана на змеях. Подарила булавку для галстука в виде змеи, сама змей носит на шее. Меня просто озноб прохватывал. Вспоминал о человеческих жертвоприношениях. — Об убийстве? — Я говорю лишь о вкусе Мариты в выборе украшений. — Мой клиент, — резюмировал Плаурайт с увлажнившимися от сознания собственной добродетельности глазками-протуберанцами, — ученый, практик, беззащитный перед коварными уловками мисс Мюллер. Марионетка в ее руках. Она его подвергла сильнейшему эмоциональному шантажу. — Это все Марита, — твердил Лайам. — Я ничего не знал! Кто может контролировать таких, как она? Меня винить не в чем. Я бомбу не делал, курицей не наряжался… — Он со стоном схватился за голову. — Не представлял, что она дальше выкинет. Не мог остановить!.. Алан Маркби точно знал, что нашел виновного. — Вернемся к чаю, — безжалостно потребовал он. — Кто и когда собирал цикуту? Я заметил, она в изобилии растет в Касл-Дарси повсюду. Мистер Плаурайт поудобнее устроился в кресле. День обещал быть очень долгим. *** — Значит, вот как, — заключила Салли. — Странно слышать, что твой муж со своей последней пассией собирались сжить тебя со света. — Постарайся отбросить все это, — посоветовала Мередит, доливая в стаканы джин с тоником. Для весьма воздержанной в смысле выпивки женщины Салли с настораживающей легкостью опрокинула энную порцию. Мередит решила за этим присматривать. Хотя в данный момент подруге, безусловно, требуется подкрепление. Когда Лайам заговорит, его признания и откровения его любовницы будут радовать таблоиды не одну неделю после начала судебного разбирательства. — Хватит на целую кучу блокбастеров, — вздохнул Алан. — У одной только Мариты сколько эпизодов: роман с Лайамом, изготовление и отправка бомбы — кстати, она настойчиво утверждает, что он знал об этом, — отравление травяных смесей Салли и чая, подаренного Бодикотом, переодевание в курицу… Фурия в аду ничто по сравнению с брошенной женщиной! Или с той, на которую валят вину, какой бы она ни была. — Хорошенько это запомни, — приказала ему Мередит. — Нашли кровь на ноже? — Немного. Возможно, недостаточно для наших целей. К счастью, за пределами коттеджа есть еще пятна, на участке Бодикота найдена куриная маска, перчатки, тоже в крови. Видно, кровь у Мариты обильно текла, нам достались хорошие образцы. Она жутко страшится анализа ДНК. Как научный работник, хорошо понимает, что это означает. — Разумеется, Мередит, ты должна взять буфет и стулья тети Эмили, — настаивала Салли. — Я очень благодарна тебе за поддержку. Примчала меня, отравленную, в медицинский центр, приютила после кошмара с курицей… Мне до сих пор снятся страшные сны. — Всегда рада помочь, — ответила Мередит. — Но ты должна мне позволить расплатиться за стулья. И буфет, к сожалению, негде поставить. Дом совсем маленький. Последовала пауза, во время которой обе женщины оглядели крошечную гостиную. — Заплатить ни за что не позволю, — объявила Салли. — Приятно знать, что стулья в новом доме и что их там ценят. Помню, тетушка их без конца пылесосила и полировала. Мне было бы гораздо тяжелее видеть, как они уходят с аукциона. — Ну, еще раз спасибо. Обещаю за ними ухаживать, хотя полироль теперь только в аэрозолях. Кстати, как Остин? — Очень мил и заботлив. Мы решительно начинаем совместный бизнес, только мне пришлось объяснить, что о браке сейчас вопрос не стоит. Он сказал, что подождет. Знаешь, он довольно старомодный в романтических делах. Я не возражаю. — Салли задумчиво уставилась в стакан с джином. — Наверно, в случившемся есть доля моей вины. Давно надо было развестись. Сердцем чуяла, что до добра это не доведет. Но никак не могла себя заставить вслух объявить об этом. — Салли! — захлебнулась Мередит. — Нельзя прощать Лайама на том основании, что ты его не бросила! Подруга посмотрела на нее с виноватым видом. — Мередит, я совершила мерзкий поступок. — Трудно поверить. — Трудно поверить, что я это сделала. Никогда ничего подобного не совершала. Могу объяснить лишь постоянным стрессом. Ну, теперь-то я знаю, что в чай подсыпалась отрава, хотя и без этого больше терпеть не могла! Салли в отчаянии махнула рукой. — И что?.. — спросила Мередит, одолеваемая мрачным предчувствием. — Я буквально зациклилась на книге Лайама. Она как бы олицетворяла все плохое в нашей семейной жизни. Понимаешь, его одержимость работой, исследованиями, шашни с ассистентками — все связано с книгой. Я… составила несколько писем, вырезав слова из газеты, где разносила ее в пух и прах. Пару раз ехала по утрам не к «Бейли и Бейли», а прыгала в лондонский поезд и отправляла письма оттуда с тамошним штемпелем. Хотела прямо сказать все, что думаю, и не смогла. Высказалась от всей души в анонимках. Салли закусила губу. — Он ни словом не обмолвился, хотя я знала, что письма получены. Сама видела в почте. Впервые рассказал утром после взрыва. Поэтому мне пришлось соврать Алану, будто я о них знаю только от Лайама. Теперь, когда все так обернулось, думаешь, надо было сказать ему правду? Признаться, что я посылала оскорбительные анонимки? Не ту, которая пришла вместе с письмом Ивонны, а другие, раньше? — Да, — тихо проговорила Мередит. — По-моему, надо было сказать. — Представляешь, я чуть ума не лишилась, — призналась Мередит. — Ты? Да из меня самого весь дух вышибло! Я был абсолютно уверен, что этот субъект выдумал анонимные письма… — сказал Алан. Они проводили субботний вечер в «Старом каретном дворе». Особое пристрастие заведения к ситцевой обивке и старым английским обычаям не изменилось. Кругом гудели голоса, раздавался смех, звон бокалов и чашек. — По сравнению с прочим дело практически безобидное, — выступила Мередит в защиту подруги. — Вдобавок она страдала от эмоционального стресса и отравления растительным ядом. — Никто ни в чем ее не собирается обвинять. В любом случае нет доказательств. Лайам уничтожил письма. Но это было опасно и не осталось без последствий. Анонимки подсказали Лайаму и Марите идею отправить посылку с взрывчаткой. В конечном счете одни угрожающие послания спровоцировали другое. Кстати, Лайам изменил показания насчет обнаружения тела Бодикота. Теперь он утверждает, будто старик его шантажировал. Произошла ссора, ему показалось, что Бодикот собирается броситься на него. Поэтому он схватил камень для обороны, старик на него налетел, он и ударил. — Видно, спятил, — заключила Мередит, — если надеется убедить присяжных. Курица по-венгерски была очень вкусная, аппетит вернулся, а грипп превратился в далекое воспоминание. В понедельник, на рассвете, она будет стоять в ожидании поезда на бамфордском вокзале среди других пассажиров, потом толкаться в час пик в лондонской подземке. Новая неделя в офисе, переполненные лотки с входящими документами. Возвращение на службу. Возвращение к жизни. Чудесно. — Не спятил в клиническом смысле, — возразил Алан. — Хватается за любую соломинку, лишь бы снизить ответственность. — Я хочу сказать, что только сумасшедший может надеяться выйти сухим из воды. Бесконечные интрижки с длинноногими студентками… Раньше или позже жена догадалась бы. Он бросил вызов судьбе в образе взрывоопасной Мариты. Что касается убийства несчастного старика Бодикота… — Мередит взяла бокал с вином. — Это подлое и трусливое преступление. Он может доказать, что платил ему деньги? — Нет, и это действительно слабое место в его нынешней линии защиты. Хотя Плаурайт над этим работает. — Но зачем Лайам его убил? Какой вред старик мог ему причинить? — С точки зрения Лайама, очень серьезный. «Несчастный старик Бодикот», по твоему выражению, был довольно гнусным старикашкой. Крал книги в крупных масштабах. С наслаждением подглядывал в окна. В любом смысле это гадкая страстишка. В случае Бодикота она заодно оказалась фатальной. В голосе Алана зазвучало подавленное отчаяние. — И все знали! Вся проклятая деревня. Он подглядывал за парочками, которые обнимались в машинах или занимались естественным делом в кустах летним вечером. Заглядывал в окна домов и пускал слюни, когда молодые женщины загружали нижнее белье в стиральную машину. Он был абсолютным и вездесущим вредителем. Но хоть кто-нибудь рассказал об этом Гвинет Джонс, когда она всех опрашивала после его смерти? О нет. Описывали семью, делились давними школьными воспоминаниями, рассказывали о его исчерпывающих познаниях об уходе за козами. И ни слова о тайных пороках. Каким бы Бодикот ни был, он местный. Свой. Ивонна почти выдала тайну, обмолвившись в разговоре, что старик повсюду шныряет, но «все к этому привыкли». Бедняжка Салли даже в наркотическом опьянении сообразила, что полиции следует выяснить, к чему все привыкли. Однако забыла под действием яда, только позже вспомнила. — О мертвых плохо не говорят, — пробормотала Мередит. — В старых общинах по-прежнему придерживаются этого правила. Алан прожевал кусок бифштекса, потянулся к бутылке, наполнил бокалы. — Знаешь, что меня особенно мучит? Старик мне отчасти признался! Во время нашей вечерней беседы после взрыва у Касвеллов я спросил, что он делал, когда услышал грохот. Он ответил, что первым делом побежал взглянуть на Джаспера. Потом проник в сад Касвеллов, подошел к дому сзади, услышал, как Лайам с Салли ссорятся на кухне, направился к окну кабинета и заглянул. Я должен был догадаться, что он не раз это проделывал. Сам Лайам жаловался, что сосед подглядывает. Или возьмем описание компьютера: «Горел экран вроде телевизора, на нем одни слова…» Это говорил человек, который не знаком с компьютером, но видел его раньше. Разумеется, в кабинет старика никогда не впускали. Нет, он видел машину в окно. — А в другое, должно быть, Лайама с Маритой, — задумчиво проговорила Мередит. Маркби фыркнул. — Еще как! «За делом», по выражению Тристана Гудхазбенда. В полном угаре на глазах у шпиона, с восторгом прижавшегося носом к стеклу. Марита рассказала, что они несколько раз замечали и прогоняли его. Он помолчал и продолжил: — Бодикот знал про Мариту, как и вся округа. Ему нравилась Салли, как и всем жителям деревни. Никто не хотел ее расстраивать, все молчали. Конечно, старик вдобавок старался не привлекать внимание к собственным пакостям. А это было бы неизбежно, признайся он, что видел Лайама с любовницей. Но в отличие от остальных у него были с Касвеллом личные счеты — из-за коз. Однажды, когда Лайам с Маритой его уличили, разразился скандал. Бодикот пригрозил выложить информацию Салли. По крайней мере, так поняли Лайам с Маритой. Зная о страстном желании соседа выжить их из коттеджа, Лайам побоялся, что угроза осуществится. Марита теперь утверждает, что он велел ей по этому поводу не беспокоиться, он сам обо всем позаботится. И позаботился. Алан помрачнел. — На месте происшествия я нутром чуял, что все не так. Старик лежал головой к сараю, кепка вниз подкладкой… — И еще одно, — вставила Мередит. — Когда я подошла с Джаспером к дыре в изгороди, спинка кровати лежала на участке Бодикота. Но если козел толкнул ее с той стороны, она должна была упасть на участок Касвеллов. Лайам на обратном пути наверняка поставил спинку на место, но как попало, наспех, под ненадежным углом. Она сама упала. Алан вздохнул, кроша пальцами кусок хлеба. — Я это видел и, должен признаться, перемудрил, неправильно интерпретировал. Как говорится, горе от ума. Слишком очевидно, что козел не мог свалить спинку в ту сторону. Я подумал: если кто-то убил старика, то постарался бросить подозрение на Лайама, создав впечатление, будто убийца проник к нему с участка Касвеллов. Все наверняка знали об их бесконечных скандалах, которые превратили Лайама в идеальное подставное лицо. Однако ты права: он второпях приткнул спинку на место, когда возвращался. Подтянул снизу к изгороди со своей стороны, а верх наклонился в другую. Потом подошел Джаспер, и спинка под собственной тяжестью опрокинулась.