Регистраторша была шокирована до глубины души. — Разумеется, нет! Я никогда не дам адрес одинокой женщины… мужчине! Маркби улыбнулся. — Весьма похвально. Только я полицейский, это несколько другое дело. Хочу повидать мисс Мюллер в связи с расследованием. Но дама, по всей видимости, была из тех, кто готов умереть на посту. — Сейчас нельзя. У нее мигрень. Я вам только что сказала. Вы же не станете терзать бедную девочку, когда она больная лежит в постели? — Послушайте, миссис… — Маркби сверился с табличкой на столе, — миссис Уоррал, это мне решать. Я прошу только адрес. Поторопитесь, пожалуйста. Миссис Уоррал прикрыла отступление последним ударом. — Мне это не нравится. Доложу утром доктору Касвеллу. — Подождав, не поколебала ли противника последняя угроза, она тяжко вздохнула, выдвинула ящик картотеки, вытащила папку, быстро пролистала, нашла искомое, нацарапала адрес в блокноте. — Вот. — Вырвала листок широким трагическим жестом и протянула. — Если вы, несмотря на мои возражения, все же намерены навестить ее, то не поздно ли? Даже для полицейского? — В вопросе отчетливо слышался грязный намек. Он причислен к разряду мужчин, охотящихся за молоденькими. — Полицейский, — объявил Маркби, — никогда не знает, закончился ли его рабочий день в пять часов. Миссис Уоррал невольно глянула на часы, вспыхнула и сухо сказала: — Отрадно слышать, что наша полиция всегда на посту. — У полиции, — ответил он, — много голов, как у Цербера, и одна из них никогда не дремлет. Кстати, вы ведь не собираетесь звонить мисс Мюллер с предупреждением о моем визите? Мне бы не хотелось. Между прочим, это официальное пожелание. Брошенный на него взгляд описанию словами не поддавался. Дом представлял собой одну из многочисленных в Оксфорде викторианских краснокирпичных вилл. Слишком большой для современной семьи, как и многие прочие, он был переоборудован под квартиры. Стоя под фонарем, Маркби сверил адрес, поднял глаза на фронтон с эркерами. Машину он оставил за углом, чтобы не объявлять зримо о своем приезде. В любом случае перед домом не припаркуешься. Вдоль бровок тротуаров плотно стоят другие машины, включая почтенный лимонно-зеленый микроавтобус. Фасадные окна освещены, нижние не занавешены, за ними виден молодой человек, лежащий на диване в наушниках, с закрытыми глазами, прищелкивающий пальцами. Маркби нажал кнопку напротив карточки «Мюллер». Ответа какое-то время не было, потом у него над головой открылось окно. Он отступил назад, взглянул вверх. В окне возникла рыжеватая грива. Марита Мюллер подозрительно смотрела на него сверху вниз. — Добрый вечер, мисс Мюллер! — крикнул он. — Полиция, — констатировала она с полным презрением. — Это вы были в лаборатории. Что нужно? — Пять минут. Просто поговорить. Можно войти? — Я в ванной. — Нет, — логично заявил Маркби. — Вы в окне. — Свинья! — бросила она и захлопнула раму. Вскоре к двери прошлепали шаги, створка на дюйм приоткрылась. Из щели раздался голос: — Здесь можно поговорить. — Отлично, — согласился он как можно громче. — Речь пойдет о докторе Лайаме Касвелле. Дверь распахнулась настежь, на пороге стояла Марита в изумрудно-зеленом кимоно под цвет глаз. Возможно, и старый желтовато-зеленый фургончик принадлежал ей. — Входите, — неприветливо разрешила она. — Только на пять минут. Сами сказали. Я уходить собираюсь. Маркби проследовал за ней по лестнице на второй этаж. По пути отметил, что те, кто разбил дом на квартиры, щедро использовали линолеум грязноватых оттенков и коричневую краску. Квартира Мариты резко контрастировала с тусклым подъездом, переливаясь красками. Мебель в основном старая, но диваны и кресла задрапированы яркими набивными индийскими тканями, деревянные детали, столы и шкафы выкрашены в белый цвет. Кругом разбросаны алые, зеленые, оранжевые подушки. На одной стене абстрактная фреска в таких же цветах. Газовый камин извергал голубоватое пламя. От общего эффекта больно глазам. Маркби заморгал и сощурился. — Что хотите сказать о докторе Касвелле? Он перевел взгляд на воинственную фигуру, стоявшую посреди красочной комнаты скрестив руки, напоминая экзотическую птицу в тропическом саду. — Миссис Уоррал, секретарь в офисе, упомянула, что вы звонили и жаловались на мигрень. А сейчас уходить собираетесь? — Мне уже лучше. Так всегда с мигренью. Приходит и уходит. Девушка пожала плечами. Широкие рукава кимоно соскользнули, обнажив повязку чуть ниже плеча. — И руку поранили! Боже, как не повезло, — посочувствовал Маркби. — Вы хотели поговорить о Лайаме. — Просто о Лайаме? Не о докторе Касвелле? Впрочем, в конце концов, вместе работая, вы должны хорошо его знать. Ему тоже не везет в последнее время. С его женой Салли сегодня случилась очередная серьезная неприятность, но вы будете рады услышать, что все обошлось. Она у подруги. Марита передернулась. — Ну и что? Они у друзей. Меня это абсолютно не интересует. С какой стати? — Не они. Одна миссис Касвелл. Доктор Касвелл остается в Касл-Дарси. Что у вас с рукой? — Не ваше дело, — прошипела Марита. — Поранила в лаборатории. — Правда? Мне кажется, трудно пораниться в таком месте. Ладонь, палец, да. Но плечо… Зеленые глаза сверкнули. — Что вам нужно? Просили пять минут, и две уже прошли. Осталось три. Маркби без приглашения сел на крашеный белый стул, игнорируя нараставшее нетерпение хозяйки. — Как я понял, вы аспирантка, приехали по официальной программе обмена. В каком университете учились? Девушка крепко стиснула губы и выдавила: — В Йенском. — Ах вот как! В бывшей ГДР? Она бросила на него умоляющий взгляд. — Знаете, времена изменились. Германия теперь одна. — Значит, Йена не ваш родной город? Марита переступила с ноги на ногу и вцепилась в рукав кимоно. — У меня нет так называемого родного города. Маркби послал ей улыбку. — Прискорбно не иметь настоящих корней. Ваши родители оба немцы? Эта комната… — он широко развел рукой, — напоминает о жарком климате, ярких красках, латиноамериканских ритмах… Марита подумала, прежде чем ответить. — Моя мать с Кубы… певица. Училась в ГДР. Познакомилась с моим отцом и вышла за него. — Да? И больше не вернулась на родину? — Вернулась. Мы все переехали, когда я была еще маленькая. Отец агрохимик, работал на Кубе до смерти моей матери, потом привез меня обратно в Европу. — Сколько вам тогда было? — Семь. — Она все сильнее беспокоилась. — Моя жизнь вам не интересна. — Напротив. Хотелось бы знать, известно ли вам, что жена доктора Касвелла очень богатая женщина? Марита заморгала, сбитая с толку внезапной сменой темы, а потом нахмурилась. Суперинтендент услужливо повторил вопрос. — Я поняла! — бросила она. — Только это меня не касается. Догадываюсь, что ей повезло с деньгами. — Кое-кто скажет, что повезло доктору Касвеллу. Необеспеченный молодой врач женился на богатой девушке. Через несколько лет, когда большая часть ее состояния была, вероятно, потрачена, она очень кстати получила наследство от старой тетки. Зеленые глаза сощурились.