— Когда я был три года назад, то шестеро-то из десятка сносно говорили, а понимать, так, все понимали. — И вы? — И я. — Владыко. Мы сейчас в Кяхте строим церковь и монастырь. Давайте я выйду на Синод и порекомендую им, как это у вас называется епископство там создать сибирское и вас туда главным отправить. Крестите бурят с тунгусами, школы для их и русских детей открывайте и главное, откроете в Кяхте школу для купцов, ну, проводников, по изучению китайского и маньчжурского языка. Сами торговлишку с китайцами налаживайте. Я вам с собой корней солодки дам несколько телег и Марены Красильной, крокусов. Разводите и торгуйте. Купцам всем наказ дам заботиться о процветании монастыря и церквей. — Согласен я, — не задумываясь даже ответил владыко Епифаний, — привык я к тем местам. Суетно в Москве. Только поясни Иван Яковлевич, митрополия или епархия будет? Блин⁈ Ну, немцу простительно. Бусурманин же не сильно грамотный в этом вопросе. — А как лучше? — Митрополия на весь тот край и отдельно епархия китайская, кяхтинская и забайкальская. — Брехт разницу понял. Сейчас, когда нет патриарха, митрополит высший чин в православии, а епархией управляет епископ, ниже чин. Епифаний, как и все люди, не чужд такому пороку как гордыня. Да, пожалуйста. — Я сегодня же свяжусь с Синодом и предложу вашу кандидатуру владыко на новую забайкальскую митрополию с центром в Кяхте — Новые земли — новые люди, в тех землях много людей захотят увидеть свет истинной веры. — Епископ поднялся повернулся в красный угол и троекратно перекрестился. Потом и Брехта поднявшегося перекрестил. Перстня и уж тем более руки священнику Иван Яковлевич целовать не стал. Не то воспитание. Ещё куда ни шло дивчуле ручку надушенную, а тут лапища волосатая. Бр-р. На прощание Брехт задал вопрос ещё один. Никак не мог понять, почему к русским и голландцам или англичанам разное отношение. — А мы для них другие, не свои, но и не европейские дьяволы. У нас некоторые обычаи совпадают. В Китае не принято сходу начинать торговлю или о чём-то договариваться. Этому должен предшествовать как бы обряд некий — установления отношений. И в этом обычаи наши и китайцев совпадали. Сначала — совместная трапеза и обмен подарками, знакомство по порядку с членами семьи. Или с купцами. А ужо, когда подарки будут унесены и оценены по достоинству, а совместная трапеза окончена и все отдохнули — тогда можно перейти к делу.А жадные и глупые англичане или с нижних земель торговцы не понимают такой бесполезной траты времени. А с совместной трапезой совсем плохо. Много блюд там не приемлет европейский купец. Про кузнечиков жаренных или червей слышал? Про гадов варёных? Вот и подумай Иван Яковлевич, как хозяин будет относиться к тебе, если ты его угощениями побрезговал. А это дорогие кушания были. От сердца предложены. А ты наплевал им в тарелки на угощения, да на пол ещё. Китайцы очень чистоплотные люди. Как и мусульмане. И очень чувствительны к запаху от человека. Они и по пять раз в день моются. Ну, а про вонь от европейцев сам слышал. Словом — они варвары, а мы почти свои. В результате в шесть фрегатов ушедших со второй морской экспедицией нагрузили бочки с лакрицей и Мареной красильной — это для торговли, точнее для закупок продовольствия. А ещё, тоже в бочках, на корали доставили мешочки с сушёным шиповником и смородиной. При этом команда обязана была съедать по горсточке шиповника и смородины каждый день. Цингу никто не отменял. Не все ещё последствия. Герцог Бирон посетил на следующий день после разговора с епископом Новодевичий монастырь. Рассусоливать не стал. Вечно занят, нет времени на душеспасительные беседы. Тем более в то время ещё в православие не перешёл. Даже на Евдокию Лопухину взглянуть не захотел и на школу девочек кружевниц основанную шесть лет назад Петром. Сунул настоятельнице сто рублей золотом в небольшом кисете и попросил: — Покажите ревень. Лопухи такие из Китая. — Я знаю, что такое ревень, — ответила бабка невысокого роста с посохом как у волшебников из фильмов. И показала. Был сентябрь и от ревеня остались, осыпавшиеся с бодыльев, семена и жёлтые лежащие на земле листья. Грядка не сказать, чтобы в запустении была, но и ухоженной не назовёшь, трава плохо выполота и рядом на самом деле рос лопух со своими шишечками колючими. Всего на грядке росло три куста. — Семена собрать немедленно и мне передадите, пока я у вас чай пью. Чай был — копорский. Или кипрейный. И потягивая ароматный напиток, Иван Яковлевич задумался, слышал, что через десяток лет, ну, не точно, экспорт этого чая в Англию достигнет приличных размеров. И практически вытеснит в Англии настоящий чай. Кончится плохо. Наглы организуют торговую войну. Всей истории Брехт не помнил, но всплыл в памяти кусочек показавшийся тогда забавным. Англичане объявят, что для перетирания иван-чая русские используют белую глину — очень вредную для здоровья. Этот скандал в газетах проплатит чайная компания, продававшая индийский чай в Англии. И подействует. Люди поверят, закупки чая упадут, а чайная компания избавится от сильного конкурента — русского чая. — Технологией поделитесь? — сравнивая вкус этого напитка с тем, что сейчас везли из Китая и практически не находя отличий, спросил Иван Яковлевич. Точнее, отличия были. Наш был лучше, чёрного чая нет, а зелёный жасминовый чай — самый дорогой из Поднебесной имел менее насыщенный цветочный аромат. Да, скорее всего в этом не было кофеина. Только про это сейчас знать никто не знает, сейчас оценивают просто вкус. — Технология? Логос — учить? — О, матушка латынь знает. — Как делают копорский чай? Весь процесс? — Ах это? — Настоятельница… Блин она же назвалась, не запомнил, о другом думал. Вот в том домике жила царевна Софья не так давно и перед её окнами повесили кучу стрельцов. — Сестра Марфа принеси листья сушёные. Возраст не определить, круглое лицо, лучики морщинок у глаз, всё же старушка. Марфа эта принесла почти чёрные, тёмно-коричневые сухие листья в мешочке шёлковом. Не дешёвая упаковка. — Сначала листья обрывают и высушивают. Опосля их складывают в кадку для ошпаривания кипятком, после чего перекладывали в корыто для перетирания. Получившееся сырье выкладывают на противень и отправляют в печь. Высушенные листки снова разминают… — Русскую печь? — Как русскую? Знамо в русскую… А! Нет, Ваше Высочество, не в голландку. В обычную печь, после того как прогорит, там и томятся листочки. — А перетираете с глиной? — С глиной? Зачем? Сестры руками перетирают. — Понятно. В это время принесли семена ревеня в миске, с комочками земли и прочим мусором. Охренели в корень. А, ну сам сказал, чтобы срочно. Пластинки были жёлтые и явно часть сгнила уже. Брехт не знал, нуждаются ли они в стратификации, о чём и спросил настоятельницу. — Стратификация семян нужна? Блин блинский, садить нужно осенью или весной? — Не ведомо мне… — Понятно. Так. Это приказ. Если нужно Синод письменное указание вам выдаст. В следующем году все семена ревеня собрать. Вам выделят земли несколько гек… десятин. Посадите. Сейчас вам часть оставлю, посадите. Если взойдут весной, мне скажите. Там и решим, весной их сажать или осенью. Будете выращивать ревень на продажу за границу. Прибыль от продажи пополам. Действовать будете совместно с Министерством торговли. — А… — Стоп, а вы его зачем выращиваете? — Черешки вкусные. — Мать вашу, Родину нашу! Нужны корни. Не вершки, а корешки! Из них лекарство делают, — Брехт задумался, а как продают сейчас, просто кореньями или в порошок растирают, из разговора с владыкою Епифанием, он только понял, что в ревени корни ценятся, как слабительное. Аристократы на Западе загнивающем принимают, обожравшись мяса. Помогать им нужно. — Не ограничено количество корней, все, что вырастите продадим. Мне тут сказали, что пуд кореньев стоит сто рублей примерно. Да, по Иван-чаю… — Брехт потер переносицу, а чего, пусть будет в руках церкви, они умеют хранить секреты и ручонки у них когтистые — выгоды не упустят, — после сбора листьев отправляете людей на сбор кореньев, сушите и перетираете в муку. С добавкою пшеничной муки выпекаете хлеб и продаёте на торгу. Дорого продаёте. Назовите «сдоба монастырская». Я осенью следующей наведаюсь, узнаю, как дела идут. О сухарях из хлеба, сделанного с добавлением муки из корней кипрея, Брехт слышал от Матрёны. Они не покрывались плесенью. Если это на самом деле так, то лучшего продукта для моряков просто не придумать. Да и военным в походах не помешают. Жаль сейчас уже поздно, придётся целый год ждать. В тот же день, раз уж в Москве оказался, Брехт и в новый банк заехал с Третьяковым встретиться. Не по банку, по ревеню информация была нужна. Услышанное удивило. И вызвало кучу вопросов к Остерману. Успел же навредить стране пока Бирона не было при Анне Иоанновне. Всего-то полтора месяца хозяйничал, а вреда на десяток лет. К нему в Кремль Иван Яковлевич и ломанулся. — Я же как лучше хотел, торговлю оживить. — Стал прикидываться опять хворым Андрей Иванович, хватаясь за грудь. — Андрей Иванович, я тебя предупреждал, снова начнёшь симулировать болезнь какую, и я велю тебя в Сибири от неё вылечить. Всю историю торговли ревенем рассказывай. — Год не знаю, но очень давно, когда только на Престол сел… — Ну! — Нет, не помню, читал Указ. Дам команду найти. Государь Алексей Михайлович запретил частным лицам торговать корнями ревеня под страхом смертной казни. — И тебе царёв Указ не указ? Да, не дёргайся, дальше давай. — При Петре I ревень тако же был в ведомстве приказа… — Прибыль была? — Документы таможен… — Андрей Иванович! — Ревень входил в число главных экспортных товаров России. — И⁈ — Радея о благе Государства, так как прибыль всё время падала, я подготовил Указ, позволявший свободную торговлю этим корнем. — От имени Анны Иоанновны подготовь другой Указ, который вновь вводит смертную казнь за торговлю ревенем. Глава 4 Событие восьмое Первым стреляет тот, кто стреляет первым, остальное придумывается в оправдание, если застрелили не того или не тех. Анатолий Алексеевич Азольский От Варшавы до Кракова не так и далеко. Брехт наметил первой целью город Радом. Когда на экскурсии был в будущем именно в этом городке делал автобус остановку, сводили народ в какой-то местных храм или музей небольшой, сейчас и не вспомнить, а вот рассказ гида о том, что город успел побывать в составе четырёх стран запомнился. До революции был в составе Российской империи, потом Польше отошёл, а до того успел побыть в составе Австрии и Герцогства Варшавского при Наполеоне. До этого Радома сто километров, примерно, и Иван Яковлевич надеялся преодолеть это расстояние за два дня. Нужно было догонять ушедшее к Кракову польское войско. А то вдруг Карл Бирон со свои корпусом, где застрянет, и потом придётся панов выбивать из прорусски сейчас настроенного Кракова и разносить там всё артиллерией в пух и прах. Артиллерией друзей заводить сложно. Что это за друзья такие, которые твой город разрушили, а возникшие пожары оставили жителей без крова и продовольствия? Нужно догнать ляхов до Кракова. А потому нужно двигаться на максимальной скорости. И без того в Варшаве два дня потеряли, пока архиепископ собирал дань… А нет. Эта сделка была названа Бироном: «сбором средств на избрание на Сейме королём Августа третьего». Не лишку? Ну, никто строгой отчётности не требовал, да и не собирался предоставлять. Двигались, опять распустив во все стороны дозоры. Но встреченные крестьяне и прочие калики перехожие уверенно отвечали, что паны прошли на юг вчерась. Или надысь. А перед самым Радомом корпус встал. Войско-польско стояло в нём. Гужевало. И грабило город. Брехт сначала не поверил. Зачем? Это же не чужой город? Это свой. Прибыли разведчики с языками уже когда стемнело. — Поясните, почему ваши же войска вас грабят? — спросил Иван Яковлевич старосту какого-то пригорода этого Радома. — Так мы за коммунистов, а они за большевиков. Это так Иван Яковлевич себе со смеси польского и идиша перевёл. То есть, глава Мазовецкого воеводства, в которое городок и входит, на стороне Августа Саксонского, а нагрянувшие сюда паны с подпанками за Лещинского. Решили, что раз тут политические враги, то и поступать с ними нужно, как с врагами, и сейчас в городе идёт грабеж, насилие и пьянка. Ну, ночью лезть в незнакомый город Брехт не стал. Его окружили с трёх сторон и стали ждать рассвета. И первыми на любителей Лещинского решили на совете подполковников запустить в город башкир с луками. Стрельба из ружей сразу тревогу поднимет, а стрела оружие тихое. — А в кого стрелять? — поинтересовались командиры лучников. — В того, кто с оружием. Бог своих опознает…