— Густав, ты чего творишь⁈ — остановил брата Бирон, — Двух пушек хватит, берегите заряды. — Командир Измайловцев покрикивал уже, чтобы батарею зарядили опять. Брехт опоздал, выучка артиллеристов сказалась, и минуты не прошло, а уже все шесть Единорогов заряжены и опять дефицитной шрапнелью. Здесь, в Польше, этот боезапас не восполнить. На коленке шрапнельную гранату не изготовить и у неприятеля не отбить. Сколько с собой привезли, столько и есть. А привезли по десятку гранат на орудие. Два пуда — это и есть два пуда, на телегу при современных клячах и пятнадцати гранат не положишь. — Так стреляют, — младший Бирон весь в азарте боя, гордый, вон как кепку заломил на затылок. Да и есть чем, так удачно попали. Сейчас ещё залп и там будет филиал Ада, не будет никого живого, а мёртвые на куски разорваны. По людям из этих пушек шрапнелью ещё не стреляли. Стреляли только по манекенам, и один раз Брехт организовал залп по стаду коров, которых должны были забить на приготовление вяленого мяса к этому походу. Ужасное, если что, зрелище. — Одна пушчонка у панов, пару пушек твоих бы хватило, ну, да чего уж… Бабах. На том берегу вновь показалось облачко дыма. И опять ядро, чуть не долетев до батареи измайловцев, плюхнулось в траву и поскакало к русским. — Стреляйте уже. На этот раз Брехт с Дьявола соскочил и придержал его, и сам рот не забыл открыть. Бабах. Ух, один чёрт громко, вороной чуть с ног не сбил Ивана Яковлевича. Гранаты ушли и через те же шесть секунд сработали над головами панов. Бах. Опять видимо попали в порох, но грохнуло жиденько, последний бочонок, видимо, остался у неприятеля. Выждали. Всё, больше там стрелять некому. А раненый генерал с белым флагом всё не появляется. — Ваше Высочество, готовы плоты, — прискакал на точной копии его ворона царевич Багратион. — И чудненько. Командуй, Александр. И ничего не чудненько. Сам дебил и подчинённые такие же. Нет, переправу наладили нормальную, а вот хотя бы несколько трёхметровых лестницы сбить не догадались. Потому, пришлось георгиевцам, которые пошли на тот берег первыми, забрасывать вдвоём, а то и втроем товарищей на обрыв, при этом песок осыпался, и иногда вся эта гимнастическая конструкция срывалась и кубарем катилась к воде, сметая попавшихся на пути и устраивая кучу малу в холодной весенней водичке. Нда. Конфуз. Ничего. Первая же война у большинства гвардейцев, за битого двух небитых дают. При переправе через следующую реку про лестницы теперь точно вспомнят. Повезло, что на той стороне, как потом выяснилось, никого не было. Если живые ляхи и были, то они умчались по направлению к Варшаве. Дорога вдоль берега была одна и шла она на север к столице Речи Посполитой. Брехт такой переправой ещё не пользовался. Получалась полная хрень. Переправить двенадцать тысяч всадников на тот берег, если нужно спешиться и вести лошадь упирающуюся под уздцы по пятидесяти, примерно, метровому, качающемуся на воде, мостику просто невозможно. Это неделя понадобится. Так это всадника, а там же не только они. Там сотни телег и огромные полуторатонные пушки. Их вообще нельзя переправить таким способом. Нужно или под каждую пушку отдельный большой плот городить или мост восстанавливать. С плотами не получится, даже пробовать не стоит. Сырая древесина имеет удельный вес чуть меньше единицы, пусть 0.8. И при двух тоннах нужно такое количество сосен извести, что Польша пустыней станет. В результате, посмотрев на все эти мучения, лошади одна за другой срывались со скользких брёвен в воду и калечились, и даже топили хозяев, Иван Яковлевич этот мазохизм прекратил. — Отставить переправу. Разбирайте её к чёртовой матери и ремонтируйте из этого леса мост. Багратион, командуй своим. Глава 2 Событие четвёртое Мечты должны быть либо безумными, либо нереальными. Иначе — это просто планы на завтра. Умный в гору не пойдет, Умный гору обойдет… Это не пословица, и даже не поговорка. Это строчка из стихотворения Михалкова. Того, что гимн три раза написал. М… И Дядю Стёпу ещё. К чему это? А к тому, что пока переправлялись на левый берег Вислы, Иван Яковлевич окончательно решил, что штурмовать Варшаву он не будет. Два года день и ночь готовил эти пять полков к войне… И чего в результате⁈ Такая куча ошибок. Если бы поляки воевали окрысившись, по-настоящему, плохо бы для гвардии кончилось. А если, скажем, не паны бы были против гвардии, а прусская пехота, то умылись бы кровью. Побили бы и пруссаков. Сила солому ломит. А только кровушкой бы своей умылись обязательно. Нельзя научиться воевать на учениях. Можно хорошо подготовиться, но не научиться. Опыт приходит во время настоящих сражений. Их к счастью, или к сожалению, у русской армии десять лет не было, почти сменилось поколение. А опыт городских боёв, настолько специфическое и сложное умение, что даже начинать страшно. Возможно, Брехт переоценивал панов, те тоже не умели воевать в городе, устраивать засады, заманивать в огневые мешки. Максимум выстроили бы баррикады из брусчатки, снятой с улицы, и мебели, вынесенной из домов, а про снайперов на крышах и не подумали бы. Но, нет. Не полез Иван Яковлевич в город, встал в одноэтажном предместье, и людей полукругом по дворам, прикрывая домиками, распределил. А вперёд короткими перебежками и используя те же дома, как прикрытие, пошли две роты егерей. А прикрывали их пару десятков спешившихся башкир с луками. Перезаряжать штуцер, даже пулей Петерса, не быстро. В это время, если перестрелка начнётся, лучники и должны были егерей прикрыть. Вернулись егеря через час примерно. И говорят, что нет в городе никого. — В смысле, никого? — Брехт прислушивался всё это время, но со стороны Праги звуков никаких воинственных не доносилось. Тишина. Волновался, может быть, тишина по той простой причине, что «И тишина, и мёртвые с косами стоят». Побили сводный полк паны? — Ни солдат, ни жителей, про войска не знаю, а жители явно по домам и подвалам попрятались. — Старшим Брехт посылал Ивана Салтыкова, он сейчас и разводил руками. Грязь с физиономии стряхнул и разводит. — А чего грязные все? — Там ручей в Вислу впадает. Сточная канава, скорее, так через неё тоже мост сожжён и обрушен. Пришлось скакать там по камням и брёвнам оставшимся, лейтенант Суворин бухнулся в эту грязь и меня окатил всего. — Пованивает, Ваня, от тебя. О, смотри, слова однокоренные. Ваня и пованивает. — Чего коренные? Сам ты, Иван Яковлевич, коренной, — обиделся подполковник. — Ладно. Помойся, бери пару сотен башкир и егерей столько же и дуйте к Праге. Что-то там тихо подозрительно. Вернулся Салтыков быстро. Рядом с Иваном Салтыковым рысил оставленный старшим у Праги Семён Андреевич Салтыков. — Ушли ляхи пару часов назад. Я дозоры выслал, город как вымерший, все местные по домам сидят, а войск не видно. Так не просто ушли, а сбежали, даже батарею шестифунтовых пушек бросили с запасом ядер. — Салтыков старенький уже, но храбрится, грудь колесом выпячивает. — Куда ушли известно? — Ну, в Реальной истории потянулись к Гданьску или Данцигу, по идее, и сейчас туда двинут. — Дозоры доложили, что утоптана дорога на юго-запад. — Опроверг его ожидание подполковник преображенцев. — Ни хрена себе⁈ — Брехт репу почесал, сняв кепку. Что там на юго-западе? Ха! Дак там Краков! И туда на полной скорости идёт Карл Бирон и четырьмя полками и артиллерией. Запуталось всё. А ему теперь куда идти? Как в сказке про камень. На Краков пойдёшь, а справится ли Ласси с французами и гарнизоном Данцига, да ещё из окрестностей шляхта набежит. В Реале не справился — артиллерии крупнокалиберной не было, нечем город обстреливать. Сейчас есть пушки и флот. Ну, будем считать, что должен справиться. А Краков? Его кажется брали саксонцы в той истории? Или не смогли взять? Как теперь проверишь? Придётся идти на Краков. А там Львов ещё с униатами. Вот кого можно от души пощипать. Но сначала Варшава. — Командирам полков, входим в город. Как учил, на крыши и окна в многоэтажных домах поглядывайте. Перед перекрёстками высылайте вперёд разведку. Местных пока не трогать. Нужно разобраться, кто тут за большевиков, а кто за коммунистов. В Речи Посполитой исполнительная власть перешла в руки примаса, архиепископа Гнезненского графа Фёдора Потоцкого. Он тут же созвал конвокационный сейм, который открылся 27 апреля 1733 года. А на этом сейме было решено избирательный сейм провести через четыре месяца — 25 августа. Сейчас только 25 мая. Лещинский уже выдвинулся под видом торговца в Варшаву из Парижа, но вот доехал ли. Это и предстоит узнать. А если доехал, то куда двинулся сейчас, когда паны столицу бросили? Как в прошлый раз в Данциг? Но войска польские ушли к Кракову. И это очень странно, если со слов региментаря литовского князя Михаила Вишневецкого краковский воевода князь Любомирский в прорусской партии. Стоп. Брехт прямо посреди небольшой площади перед каким-то очередным костёлом остановил Дьявола. Мысль скакнула. От Варшавы и прямо к Кракову. А что бы сделал он на месте Потоцкого? А ушёл бы в Краков. Это неофициально — столица Варшава, а коронация проводится в Кракове — официальной столице Речи Посполитой. Это как в России. Коронация в Москве, не в Петербурге. Сам Иван Яковлевич бы поспешил в Краков вместе с Лещинским, чтобы быстрее его там короновать. Раз уж война с Россией неизбежна и даже уже началась, то нужно иметь в рукаве козырь в виде короля своего, и за которого вступится Франция. Да, в Реале эта помощь пшиком оказалась, но здесь славяне. Они мыслят по-другому. Здесь за своего горой. Так и воспитанный в Кремле Фёдор Потоцкий думает. Французы, по его мнению, обязательно вступятся за своего кандидата и тестя Людовика. А и ладно. Паны не знают, что к Кракову идёт Карл Бирон. Пусть всей силой туда ломанутся. А он тут почудит в Варшаве пару дней и двинется следом. Перекроет ляхам дорогу на северо-восток. И окажутся они между молотом и наковальней. А Лещинский? Хорошо бы в плен взять. Какой замечательный козырь при торговле с Францией. Это не кто-то там, а тесть. Прямо представил себе Иван Яковлевич, как Людовик пятнадцатый этого имени провожает Лещинского в Варшаву и прильнув к груди, сквозь слёзы, говорит: «Береги себя, папа». Королевский замок в столице Речи Посполитой расположен на Замковой площади, у входа в Старый город Варшавы. На дворец это сооружение похоже, как слон на балерину. Это трёхэтажка хрущевская, в центр которой воткнули колокольню от православной церкви, с узнаваемой луковицей. Ни тебе колонн, ни портиков, ни парадных лестниц с балюстрадами, да даже узорчатых окон нет. Как и балконов. Краснокирпичная трёхэтажная коробка и при этом первый этаж — это сплошные кухни, псарни, переходы, кладовки. Ясно почему короли польские коронуются в Кракове. Позорище в таком дворце короноваться. Иван Яковлевич остановился на площади перед хрущёвским дворцом, мощёной неровным камнем, и с жеребца спрыгнул. — Семён Андреевич, как думаешь, нас тут накормят? Событие пятое Столько планов было полчаса назад, но потом я поел и прилёг. Нет. Ужина никто не приготовил. После бессонной ночи с марш-броском Брехт дожидаться антрекотов не стал, перекусил сухарями с сухофруктами и спать завалился. Система, как в песне поётся в замке или дворце коридорная, про уборную вообще неизвестно, есть ли она. Нашли ему ординарцы комнату с кроватью под мощными парчовыми балдахинами, наверное, королевское ложе. В одежде Иван Яковлевич в неё и плюхнулся. Проснулся среди ночи. Нет, не клопы и блохи разбудили. От их укусов не проснёшься. Разбудили комары. Сам вечером открыл створку окна. Душно было в комнате, чем-то прелым ещё воняло. Так пахнет в комнатах, где старики недвижимые умирают. Запах не ушёл, а комары пришли и богато пришло их. Прямо рой над глупой головой. Иван Яковлевич попытался накрыться с головой, но парчовые одеяла не пропускали воздух, а хоть нос высунешь из-под него и на него сразу в атаку десятков пищащих от радости комариков бросаются. Повертевшись с боку на бок, Брехт плюнул и решил просыпаться, благо на востоке небо уже светлеть начало. Пошёл на первый этаж нашёл там кухню, в которой даже печи уже начали топить. Каптенармусы побеспокоились и для командиров полков, которых Иван Яковлевич пригласил на завтрак и совет, как петухи заголосят, готовили завтрак, пахло жаренным мясом и чем-то сладковатым. Бирон принюхался, о чаёк травяной с медом варят солдатики. Угостили. — Иван-чай? — Брехт присел на скамью у стены кухни и с удовольствием прихлёбывал ароматный напиток. — Так точно, Ваше Высокопревосходительство! — гаркнул измайловец, что был старший у поваров. Сейчас все в одной одежде грязно-серо-зелёной, и чтобы полки отличать Брехт им буковки на погоны придумал. Имели такие буквы только гвардейские полки, остальные не заслужили ещё. Это как на погонах курсантов в будущем будет буква «К». «И» у измайловцев, «П» у преображенцев, «С» у семёновцев, «Г» носили гордо на погонах Георгиевцы и «К» кавалергарды. — Не кричи так, народ разбудишь. — Так точно, Ваше Высокопревосходительство! — Всё. — Испортил, блин, настроение опять, аж в ушах от крика звенит. — Иван Яковлевич! — кто-то тряс Брехта за плечо. И не заметил, как уснул, привалившись к стене. Там видимо какой воздуховод имелся и теплом этим сморило. Перед ним был Иван Салтыков. — Все собрались уже в зале, только вас ждём. После завтрака и обсуждения вопроса, каким путём Россия пойдёт дальше, Брехт решил наведаться в один из костёлов. Хотелось найти тут главного католика, чтобы… Ну, да по порядку. Архиепископ Гнезно-Познанский Кшиштоф Антони Шембек запершись в Костёле Святого Иоанна Крестителя на вежливый стук младшего Салтыкова не открыл двери дубовые. Дверь, полукруглая вверху, была высотой метров пять и судя по огромным кованным петлям толщиной с десяток сантиметров. Плечом такую не высадишь. Костёл выглядел необычно, даже описать сложно. Ничего похожего до этого Брехту видеть не доводилось, когда в будущем был на экскурсии в Варшаве, то русских туда не водили, костёл действующий и схизматикам и прочим ортодоксам там делать нечего. А сейчас на узкой площади перед храмом так и хотелось присвистнуть. Такое фантастическое — неземное здание. Располагалось оно недалеко от того моста каменного, по которому можно попасть в Прагу. Подъехали к нему дружной компанией, а хозяева затворились и ни звука с той стороны, как экскурсанты не кричали. Окна расположены в бойницах как бы, и они матово-непрозрачные, наблюдали за ними проклятые паписты или нет, не понятно. Не видно ничего сквозь такое стекло. — А давай-ка, Ваня пушку подкатим к дверям. Ляхи же, Семён Андреевич говорил, в Праге бросили пушки. Прикатите одну и зарядите. Посмотрим, поможет ли Кольт в переговорах. Ждать пришлось долго. Больше часа. Иван Яковлевич успел несколько кругов, всё расширяя их, сделать вокруг костёла Святого Иоанна Крестителя. А когда привезли пушку, то с сомнением её несколько раз обошёл. Когда в Реальной истории в русских войсках появятся шуваловские единороги через десяток лет и когда он полностью вытеснит все остальные почти пушки, то русская артиллерия даже при Наполеоне будет превосходить всю мировую. А сейчас, за сто лет почти до этого, Единороги, на больших колёсах с металлическим лафетом и правильной формой внутреннего отверстия, так далеко ушли от современных пушек, что при виде этих каракатиц чувствуешь себя посетителем музея. Привезённая Иваном Салтыковым пушечка была на деревянном лафете наподобие корабельных с маленькими деревянными колёсиками, оббитыми по ободу железной полосой, и с малюсенькой в пять калибров, ну, даже в шесть пукалкой. Калибр-то девяносто, примерно, миллиметров и длина ствола получается в полметра. И этим ляхи хотели защищать Прагу, когда против них двухпудовые Единороги выкатили. А это, если что, 245 мм калибр и семь этих калибром длинна ствола, то есть чуть не два метра. — Заряжай. Ядром. — Брехт заранее отвёл Дьявола подальше. Хватит психику животного травмировать. Стрелять не пришлось. Священник в красном одеянии показался в отворившейся с противным скрипом двери. Жмоты, капнули бы на петли немного масла. Тоннами небось жгут, а тут пару капель пожалели. — Разве можно стрелять по храму божьему? — на немецком возопил полный мужик ростом с Брехта и в плечах даже ширше. Именно про подобных боровов и придумали поговорку, что на таких пахать можно. Точно плуг потянет.